Тринкет - Ольга Батлер

Стекла в башне были разбиты, ветер влетал в одно окно, чтобы пометаться и сквозняком вырваться из другого; на полу лежали кучи дворцового хлама: битая посуда, заржавевшие подсвечники, старая одежда. Там был даже растрепанный дамский парик с белыми буклями.

«Его Величество Король дал в Истмонстере обед в честь Лорда Мэра Уильяма Годдарда Мальтраверса и его супруги Леди Фульвии Арфы Мальтраверс. На обеде присутствовала Принцесса», —

можно было прочитать на обрывке старой газеты.

Тощее деревце из последних сил тянулось к свету, вцепившись корнями в расщелину кирпичной кладки — не повезло когда-то семечку в башню прилететь и здесь прорасти.

В углу тем временем началось движение. Парик поднялся в воздух — это полупрозрачная рука отшвырнула его, вытянувшись прямо из стены. И дети увидели, как в оконном проеме возникает мужская фигура. Они узнали короля, который недавно катался в лифте. Закрыв голову мантией, призрак бросился вниз.

— Это просто привидение, — сказал Джордж перепуганной сестре. Он подошел к окну и посмотрел вниз, на пустую парковую лужайку. — Это не по-настоящему! — будто встреча с призраком была обыденным делом.

Куча дворцового хлама снова пошевелилась — она оказалась самкой археоптерикса, сидевшей на яйцах. Вот где они жили и птенцов своих выводили. Самка разволновалась, с клекотом набросилась на детей, когда те побежали обратно к лифту.

Она вонзила свои когти в спину Джорджу, и мальчик закричал, прикрывая голову. Но Питер спас его — он поднял сломанный подсвечник, принялся угрожающе размахивать им.

Так отступая, дети юркнули в лифт, и вовремя. Окна заволокло черным — на поднятый самкой шум слетались другие археоптериксы. Сквозь ажурную металлическую дверь теперь просовывалась то когтистая лапа, то узкий клюв с зубами. Джорджу померещилось, что у одного из хищников была голова Тринкета. А призрак-самоубийца снова стоял у разбитого окна, заламывая руки.

Надо было выбираться из этой сумасшедшей башни. Питер нажал «налево», «вниз» — расцарапанный лифт выскользнул из-под когтей, направляясь к выходу. Он поносился по замку, миновал хозяйственные помещения — комнаты для полировки серебра, для чистки одежды, для глажки, подлетел к огромной оранжерее с опавшими листьями и засохшими цветами, покружился над ее стеклянной крышей и приземлился.

Дети уже собирались вылезти наружу, когда Джордж почувствовал запах кремния и, сам не зная почему, встревожился. Из оранжереи торчала голова большой спящей змеи: глаза были прикрыты пленкой, из пасти сочились оранжевые капли. Попадая на каменный пол, они испарялись.

— Хочу к маме, — заплакала Брэнда.

Пленки сразу сдвинулись со змеиных глаз, голова приподнялась, повернувшись в сторону детей. Следом за ней из оранжереи протиснулось неожиданно огромное туловище, покрытое пластинами. На холке эти пластины стояли дыбом, словно отливающий медью гребень. На детей ползла не змея, а самый настоящий дракон.

Они захлопнули дверь лифта, ударили по первым попавшимся кнопкам. Лифт плавно тронулся с места, разогнался и устремился на нижний уровень. Чудовище побежало, потом полетело следом. Оно плевало раскаленными сгустками и пока промахивалось, оставляя дымящиеся черные пятна на коврах.

У них появилась надежда на спасение, когда дракон застрял в узком проходе. Но Питер ошибся кнопкой, и лифт, сделав петлю в воздухе, полетел обратно.

— Не умеешь управлять! — Джордж со злостью оттолкнул друга и услышал хихиканье: на лице Тринкета застыла фарфоровая улыбка, словно человечек наслаждался ссорой.

Совершив еще один виток, лифт снизился, зацепился за свернутый рулоном ковер, качнулся, но не упал. Дети пробежали по знакомому залу, застучали руками и ногами в высокую двустворчатую дверь. Но, вместо того, чтобы распахнуться, дверь вредным голосом сказала:

— Для людей с плохими манерами здесь заперто.

— Это та самая, — вспомнила Брэнда. — Пожалуйста, простите! Выпустите нас!

— Не выпущу, я обиделась, — капризным голосом сказала Скрипучая Дверь.

А дракон тем временем приближался — свист его крыльев и клацанье когтей доносились уже из соседнего зала.

— Умоляем! Самое огромное пожалуйста! — закричали дети.

— Вот так — то лучше, — наставительно проскрипела дверь, поворачиваясь на петлях. — Не хлопайте мною, не хлопайте, аккуратно меня за собой прикрывайте!

Знала бы, что ждет ее через несколько секунд.

В углу показались красные огоньки: это из-за соседней колонны выскочил и остановился перед тоннелем поезд мышиного метро. Когда дети запрыгивали в вагон, от говорящей двери остались одни щепки да скрипучие петли: чудовище шло напролом, продолжая охоту.

Мышиный поезд нырнул в тоннель — он мчался в сторону Рыночной Площади. Потрясенная приключениями Брэнда сразу заснула, прижавшись к брату.

— А ведь это дракон был, — нарушил молчание Питер.

— Думаешь, я без тебя не понял? На стегозавра он похож, — несколько высокомерно произнёс Джордж.

— На динозавра, что ли? — Питер уважал палеонтологические познания друга.

— Вроде того. Только стегозавры травоядные… — Джордж с любопытством приоткрыл шкатулку. — Ну, что скажешь нам, моя шкатулочка?

Там действительно появилась новая вещица — бумажный цветок с булавкой. Покрутив его, мальчик пожал плечами и без воодушевления прочитал:

На ярмарке кегли удачно собьешь,И то, что искал ты, возможно, найдёшь.

— Давай последний раз сыграем, короче, — предложил Питер после озадаченного молчания. — А потом найдем Кота и попросим его, чтобы открыл нам ворота.

Но Джордж ничего не ответил. Он не был готов отказаться от богатства.

Глава тринадцатая

На ярмарке

На Рыночном Подвале мальчишки схватили заспанную Брэнду, выскочили наружу. Вагон исчез в тоннеле, а они все осматривались на единственном узком перроне. Здесь было серо и прохладно, стояли бочки, лежали мешки, пахло копченой рыбой и колбасой.

Никаких указателей пересадок или названия станции на стенах не обнаружилось. В углу лежала груда табличек со словами «Мясо», «Масло», «Рыба». А на колонне кто-то написал красной краской: «Просьба плотно прикрывать двери — тут полно мышей». Просьбу охотно выполняли — рядом оказалось несколько запертых на мощные засовы дверей.

Это были настоящие рыночные закрома. Из арки, где пол круто шел вверх, появились двое мужчин с пустой тележкой. Они закатили на тележку бочонок, покидали мешки. Открыли одну из дверей, выволокли оттуда свиную тушу, положили ее сверху, и медленно потащили тяжело груженую тележку обратно. Дети двинулись за ними, к выходу из подвала.

На улице им повстречались еще несколько местных жителей: хромой мужчина в котелке и полосатом костюме, дама в шляпе с перьями, она несколько раз удивленно оглянулась на детей из-под своей вуальки, и пара старушек в длинных накидках. Жителей городка можно было принять за участников массовки фильма об ушедших временах и фасонах. Когда по мостовой промчался конный экипаж с сонным кучером, а следом за ним протарахтел старинный автомобильчик, глаза Джорджа невольно пошарили по ярмарке в поисках прожекторов и кинокамер.

Крыши домов были украшены глиняными фигурками голубей, а над рыночной площадью возвышалась та самая башня, которую они первый раз увидели, когда с холма рядом с домиком фрау Кемпке рассматривали окрестности. Башню украшали куранты. Они отбивали время каждые пятнадцать минут, с наступлением нового часа исполняли небольшую музыкальную пьеску, и вообще, ходили аккуратно, без обмана.

Но жители города любили проверять свое время не по ним, а по стоявшей на площади водяной механической скульптуре девочки с ведром, полным воды.

Скульптура — ее давным-давно прозвали Матильдой, потому что она была похожа на одну настоящую Матильду, когда-то помогавшую своей матери торговать рыбой на рынке, — стояла в середине круга рядом с фонтаном. Струйка из фонтана попадала в ее ведро и потихоньку наполняла его. Вокруг девочки по кругу расположились двенадцать цыплят с плошками.

Каждый новый час, когда били куранты на башне, механическая Матильда наклоняла ведерко, выливая воду в плошку очередного цыпленка. В двенадцать часов плошки с водой опрокидывались, и все начиналось сначала.

Поэтому, если, к примеру, кто-то говорил, что она только что напоила второго цыпленка, это означало два часа дня или ночи. Особо наблюдательные могли даже назвать время с точностью до получаса — по тому, как скульптура разворачивалась и наклоняла ведерко.

Водяные часы давно нуждались в ремонте — случалось, что Матильда выплескивала воду в неурочное время, и не в плошки к цыплятам, а прямо на мостовую, но горожане любили ее и прощали ей эти ошибки.