Сыновья Большой Медведицы. Книга 3 - Вельскопф-Генрих Лизелотта

Дакота курил. Выражение лицо его оставалось безразличным.

— Вы не давали нам земли, почему же хотите завладеть нашей?

— Потому что вы не умеете пользоваться своей землей, — тут Адамс, сын фермера, оказался в своей стихии. — Что делаете вы с вашими прериями и лесами? Ничего. Вы охотитесь и, может быть, выращиваете немного маиса, там, где он может расти, или собираете рис, где вам его вырастил господь бог. А все остальное у вас, как и встарь, в дикости и запустении. Но так не может продолжаться. Человек должен взяться за плуг и вспахать землю.

Вождь опустил глаза:

— Ты это делаешь?

Молодой человек покраснел.

— Я расстался с землей, — сказал он.

— Кто же тебя прогнал?

— Земельная компания… это вроде Меховой, которая тебе известна. Они только обманывают маленького человека.

— Откуда берутся эти компании? Это тоже бедняки, которым дома было нечего есть?

— Нет. И ты это отлично знаешь. Ведь ты же прожил среди нас много лет. Компании состоят из богатых людей, которые складывают вместе свои деньги и принимаются пожирать нас, как акулы мелкую рыбешку.

— И это справедливо?

— Нет. Но что ты с ним поделаешь? Вот я и хочу найти золото, чтобы заплатить за землю. — Эти слова вылетели у Адамса непроизвольно, он тотчас раскаялся в них, но поздно.

Лицо дакоты исказила ненависть.

— Золотоискатели и грабители!

Он потушил трубку, выколотил ее, спрятал и сел на коня.

Без лишних слов сел на коня и Адамс: он понимал, что ни объяснения, ни извинения уже не помогут.

— Я хочу говорить с майором Смитом, — холодно и гордо произнес дакота. — Я сообщу ему кое-что о его колонне.

— Ты, вождь, хочешь вступить со Смитом в переговоры?

— Я хочу говорить с майором Смитом.

— Даешь слово, что будешь один и не используешь переговоры для нападения?

— Можете быть уверены.

— Тогда едем.

— Ты обещаешь, что я свободно приду и уйду?

— Да.

Адамс знал, что слову свободного индейца можно верить, но и самому нужно держать обещание. Он повернул коня и поехал впереди индейца к форту. Они перешли брод. Ворота были распахнуты. Когда оба въехали, караульный не мог решить, оставить их открытыми или закрыть. Прикинув и так, и этак, он прикрыл ворота наполовину.

Адамс спрыгнул с коня и поспешил к коменданту с докладом. Майор стоял у своей рыжей кобылы. Едва молодой человек раскрыл рот, он перебил его:

— Адамс, почему ты так долго провозился с этим краснокожим? Ты никак не можешь понять, что такое приказ! Деревенщина ты, а не солдат! И притащил сюда, в расположение, дакоту, не завязав ему глаз! Чтобы он все у нас тут высмотрел?!

Адамса это не смутило.

— Но, майор, ему уже два года, как здесь все известно, поэтому незачем завязывать глаза. Вы будете с ним говорить или проводить его обратно?

В разговор вмешался лейтенант Роуч.

— Кто этот краснокожий бандит? — спросил он вполголоса. — А конь у него великолепный! Мне кажется, будто я его где-то видел! Адамс, ты должен все-таки знать, кого к нам притащил.

Пока шел разговор, индеец сидел на коне словно изваяние. Обступившие его любопытные солдаты держались на почтительном расстоянии.

Адамс испытывал глубокую неприязнь к лейтенанту Роучу, хотя впервые встретился с ним.

— Разумеется, мне известно, кого я доставил на форт, — резко и недружелюбно ответил он.

— Ну, кого же?..

— Вождя рода Медведицы.

Смит и Роуч невольно вздрогнули, как и окружавшие их солдаты: среди них был вражеский предводитель!

— Адамс! — вскрикнул Смит. — Этот краснокожий бандит убил уже немало наших людей, а сегодня ночью напал на нашу колонну!

— Совершенно верно, майор. Он хочет говорить с вами. Я думаю, он хочет вступить в переговоры.

— Не ждал я от тебя, Адамс, такой непростительной глупости! Что значит переговоры?.. Этот негодяй не только убивал из-за угла, он еще и захватил наше оружие, уничтожил охрану… — Смит повернулся к индейцу. — Дакота! Ты напал на нашу колонну, ты поубивал наших офицеров и солдат. Для нас ты — разбойник и убийца. По нашим законам таких вешают!

Адамс исподлобья смотрел на майора. Что же это? Майору следовало бы получше знать характер индейцев, их взгляды. Для дакоты слово мужчины есть слово мужчины! Повешение для индейца страшный позор, и говорить такое военному вождю — значит нанести ему глубокую обиду, привести его в ярость.

Глаза дакоты сверкнули.

— Майор Смит! Я приехал открыто. Ваш воин проводил меня сюда. И я покину форт так же свободно, как и пришел, или ты обманщик, а не мужчина!

Смит покраснел от гнева.

— Краснокожая собака! Ты не достоин того, чтобы на тебя распространялось понятие офицерской чести! Не перед тобой, а перед своей совестью я буду держать ответ. Если Адамс обещал тебе неприкосновенность… Адамс, ты сделал это?

— Разумеется, да, — решительно ответил тот.

— Тогда, краснокожий, иди. Я не выношу лжи и обмана. Иди… Но едва нога твоя ступит за ворота, слово теряет силу.

Вождь огляделся, как бы что-то прикидывая.

— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет так. Я свободно покину ваш форт. Едва нога моя ступит за ворота, делайте что хотите, Можете попытаться убить меня. Я сказал, хау!

Окружающие одобрили решение, принятое комендантом. По их мнению, это был смертельный приговор для индейца, только вместо веревки он выбрал пулю. Адамс повернулся к коменданту.

— Майор, — сказал он, — по-вашему, я совершил ошибку, но то, что должно произойти здесь, это — убийство.

— Молчать! Краснокожий не мальчик, он сам знает, чего хочет. Он выбрал! Баста!

Адамс взглянул на индейца. На лице вождя промелькнула едва заметная усмешка. Взгляды дакоты и белокурого парня на мгновение встретились, и индеец почти незаметно шевельнул веком, как бы говоря: «Предоставь это дело мне». Адамс отошел в сторону. В этот момент раздалось два выстрела. Адамс оглянулся. Он увидел в руке майора еще дымящийся револьвер. В нескольких метрах от него стоял Роуч. Рука лейтенанта была в крови, револьвер валялся на земле.

— Я предотвратил нарушение слова, — сказал седовласый майор. — Лейтенант Роуч, вы же знали, что индейцу гарантирована неприкосновенность до порога!

Послышались нелестные для лейтенанта возгласы. Теперь Адамсу стало ясно, что случилось. Вероломный Роуч хотел выстрелить в индейца. Майор выстрелом выбил из его руки револьвер. Адамса это порадовало. Майор оказался человеком слова.

Смит приказал открыть ворота. Караульный медленно распахнул обе створки. Солдаты и вольные всадники расположились по обе стороны ворот. Некоторые вскочили на коней и выехали за ворота, чтобы отрезать путь индейцу. Несколько человек разместились у бойниц палисада, причем сделали это с неохотой, только по особому приказу майора: они не надеялись, что, находясь там, смогут принять участие в предстоящей пальбе.

Вождь тоже готовился, правда, никто ничего не мог понять в этих приготовлениях. Ружье в кожаном чехле он пытался привязать к волосяной петле, накинутой на шею животного. Жеребец, казалось, не соглашался со своим хозяином. Он дергал головой, танцевал на месте, бил неподкованным копытом и даже пытался укусить ружье. Повод рванул его морду назад. Буланый взвился на дыбы, дал свечку… Словом, всадник и животное представляли собой зрелище, которое заставило забиться сильнее сердце каждого наездника. Конь прижал уши и скосил глаза так, что засверкали белки. Все это не сулило ничего хорошего.

Криками «хо», «хе», «черт возьми» сопровождали мужчины это волнующее представление. Все они были хорошими наездниками, многие из них были ковбоями. Они знали толк в объездке диких коней. Спортивный интерес и естественное чувство товарищества пробудилось в них, когда они увидели искусство вождя. Без стремян, держась одними шенкелями, сидел он на коне, который вставал на дыбы, лягался и, как лютый тигр, щелкал зубами. Наконец Буланый свалился и принялся кататься по земле у самых ворот. Вождь вовремя спрыгнул. Весь напружинившись, он ждал момента, когда жеребец, которому мешало привязанное на шее ружье, снова встанет на ноги. И вот упрямый дьявол поднялся. В тот же миг всадник снова был на его спине.