Дыхание осени - Наталья Ручей

— Значит, из-за меня…

— Значит, ты не слушаешь то, что я говорю, — строго внушает Яр. — На месте тебя и Ларисы мог оказаться совершенно любой человек, да, я мог не узнать, как ведет себя администратор, в обязанности которого входит удерживать и привлекать клиентов, а не выставлять их за двери. Но это оказалась ты и я узнал, вот и все.

— Но ведь сама я вряд ли могла стать клиентом твоего салона.

— Почему? — такое искренне удивление, тогда как ответ очевиден.

— У тебя, знаешь ли, там очень дорого.

— Да? — удивляется еще больше.

— Нет, ну для богемы в самый раз, наверное… я не знаю… но я…

— Надо пересмотреть цены, — выждав, когда я промямлю объяснения, говорит Яр. — Но ты права, салон не для бедных. Бедному человеку проще отращивать косы, — накручивает мои волосы на кулак, — а деньги потратить на продукты. Но он и не для богемы. Это средний уровень. По крайней мере, так изначально задумывалось. Иногда туда приходят барышни, которые не могут заработать даже на семечки, но у них есть тот, кто за все платит. Иногда клиентки в таких диких нарядах, что кажется, только что из рядов сэконд-хэнда, но ты бы, конечно, поняла, что одежда дизайнерская.

— Конечно, — киваю уверенно, — до агентства недвижимости я целых три месяца работала в бутике.

Уловив нотки иронии, Яр улыбается.

— А еще где?

— Много где еще, — так же, как он, напускаю тумана. — Но, думаю, что для молодого мужа знаний обо мне пока хватит.

— Как скажешь, — салютует бокалом, и отпускает мои косы, — у меня свои методы сбора информации.

У него, кстати, бокал, а у меня только он, и я обнимаю его двумя руками, удобно пристроившись на груди.

— Опять будешь пытать Ларису?

— С этим прекрасно справляется Стас.

И вот мы смеемся вдвоем, и почему-то ни капельки не обидно, что подруга падка на красивых мужчин. Она заслуживает немного счастья, и если я поучаствую в этом пусть даже косвенно…

— А он женат?

— Поздно встрепенулась, ты замужем.

— Да я не за себя переживаю.

— Твоя подруга нигде не пропадет, — уходит от ответа и думается мне, уходит потому, что там не все чисто, а не просто ответить лень. Достаю одним и тем же вопросом — держится, прибегаю к опробованному методу с поцелуями — вздыхает, но сдается. — Не женат, но я не думаю, что у него и твоей подруги может быть серьезно.

— Почему нет?

Опять долго отнекивается, пока я не обцеловываю все лицо и не спускаюсь к шее, и вообще я готова спуститься и дальше, но ведь в гостиной камеры.

— Лариса ему не подходит, — утешительно целует в уголок губ. — Стас ищет… такую, как ты.

— Как я? — переспрашиваю, а в горле ком. — Ну да, вам всем подавай по девственнице, а сами!..

— А сами, — перехватывает мои руки, прижимает к своей груди, — а сами делаем все, чтобы не только удовлетворить выбранную девственницу, но и обеспечить.

Он говорит тихо, не повышая голоса, но мне кажется, где-то вдали предупреждающе гремят барабаны. Он поднимается, подходит к камину, он в трех шага от меня, а мне кажется, между нами образуются горы и океаны. И так холодно, и так одиноко и так пусто становится, и так плохо… Мне так плохо, что я, подавив стон, сгибаюсь пополам, едва не расквасив нос, падаю на пол и сквозь приступы боли слышу родной, почти потерянный мною голос. Он волнуется, он зовет меня, зовет еще кого-то… Паника… Сильные руки… Мой любимый запах сандала с грейпфрутом… Не хочу его отпускать… Не хочу… Он уходит?..

— Не бросай меня, — не уверена, что он слышит, но снова улавливаю запах сандала и успокаиваюсь.

Мы едем… Нет, меня куда-то несут… Тепло, мягко, и так плохо… Так плохо, что… Ох, нет… стыдно…

— Уйди, — прошу его, но он рядом.

Спазм скручивает меня вновь, и я обнимаю холодную миску, пытаясь приложить ее ко лбу. Кажется, у меня температура. Кажется, я умираю. Кажется, я как Винни-Пух, переела, а теперь вот чуточку спухла… только никуда меня не несите больше, а то мне все еще дурно…

— Уйди, не хочу, чтобы ты видел…

И падаю в забытье, и знаю, что не уходит, держит за руку, кому-то настойчиво звонит и очень зло говорит в трубку. Оставляет в покое невинный телефон, чем-то прохладным обтирает мое лицо, и дышать легче. Постепенно в мой мир врываются голоса, и я могу различать их, и даже понимаю, о чем речь. Вот голос Яра, а вот кого-то незнакомого мне, кто садится на кровать, чем-то тарахтит, дает что-то выпить и долго молчит. Так долго, что я успеваю вздремнуть, потому что когда открываю глаза, незнакомца в комнате нет. Только Яр, окрашенный заходящим солнцем, и он так обвиняющее на меня смотрит, что натягиваю плед по самые глаза и подсматриваю из убежища.

— Больше никогда… — говорит он, не приближаясь и совсем не зло, а скорее взволнованно. — Больше никогда не пей на улице сладкую газировку! Обещаешь?

Киваю, поражаясь, как догадался, что буду молчать, пока он отдает приказы.

— А что, доктор приходил, да?

— Да.

— Повариха рада?

Я так хитро улыбаюсь, что Яр прекращает хмуриться.

— Я не проверял, но не слышал, чтобы доктор вышел из дома.

— Еще бы! — хихикаю, но вижу, что Яр невозмутимо серьезен. — А как бы ты, интересно, услышал? Ты же, по-моему, и не выходил из комнаты.

Он ждет, пока меня осенит, и я пытаюсь оправдать ожидания. Так, подумаем, камеры в нашей комнате нет, поэтому остаются «дятлы», которым не лень постукивать даже о моем платье.

— Спи, — предлагает Яр.

— Мне кажется, я уже выспалась. — Пытаюсь подняться и он тут же оказывается рядом, смотрит с немым укором в глазах, что сама не замечаю, как начинаю оправдываться: — Хочу помыться и зубы почистить.

Поднимает на руки, а взгляд предупреждает — только попробуй поспорить! Терпеливо молчу даже когда включает воду, раздевает меня, а пока чищу зубы, опускает в пенную ванну и раздевается сам. И вот здесь я тоже молчу, но терпение мое на исходе.

— Поторопись, — прошу его хрипло.

— Я уже мылся, — говорит он. — Так просто, посижу с тобой.

Ага, дам я ему отсидеться! Со мной — да, посидеть — да, но один из нас будет в движении, и так как мне еще совсем недавно было очень плохо…

Вода плещется на пол, Яр окутывает меня страстью, вынуждая хрипеть неразборчивую чушь, я так близко к тому, чтобы перейти за грань, и он почти на грани и подталкивает меня, подталкивает и зовет за собой, и я делаю шаг и…

— Ей что, все еще дурно?!

… И остываю мгновенно, услышав в двух шагах от себя детский голос. Прячусь за плечо Яра, а до него, кажется, только доходит, что в ванной у нас посетитель. Он оборачивается к ребенку, но прежде я вцепляюсь в него, чтобы не переборщил, чтобы не кричал, чтобы решил вопрос мирно. И он понимает мою просьбу, гладит по щеке, и говорит негромко и без злости, что мне хорошо, пусть мальчик не переживает, и будет еще лучше, если закончить лечебный массаж.