Откровения знаменитостей - Наталья Дардыкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не забыть мне, как принимали телефильм «Поздний ребенок». Самая влиятельная теледама нашептывала тогда мне: «Вас исказили! Ваших героев нельзя узнать! Неужели вы это поддержите?» И я поддался. Тем паче что и мне самому показалось, будто в какой-то мере молодой режиссер Константин Ершов предложил мне чужой стиль, чужую манеру. И я, при всем своем мягком характере, не поддержал Костю. Ему была присуждена обидная категория, что ударила по его престижу и, разумеется, по его карману. А вскоре фильм показали по телевидению, и мне сразу позвонил Ираклий Андроников: «Толя, поздравляю тебя!» — «С чем?» — «Как с чем? Только что показали твой замечательный фильм». — «Это картина режиссера, а не моя. Она вам понравилась?» — «А как она может не понравиться? Это новое слово в кино!»
А через месяц в журнале «Искусство кино» появилось эссе выдающегося режиссера и взыскательнейшего человека Анатолия Эфроса. Он также давал фильму высокую оценку. Картину стали показывать часто. И чем больше я ее смотрел, тем больше она мне нравилась. И мне стало ясно, что эту картину я просто недопонимал. И решил я отправиться в Киев, где жил Костя Ершов, чтобы извиниться, принести покаяние. Сперва позвонил по телефону. Женский голос ответил: «Его нет». — «А когда он будет?» — «Никогда. Он умер…»
С покаянием и добром надо спешить, чтобы они не остались без адресата!
— В давнюю советскую пору вы были председателем одного из трех жюри на Московском международном кинофестивале. С кем-нибудь из великих встречались?
— В течение 12 дней мне посчастливилось тогда встречаться с Федерико Феллини. Его фильм «Интервью» был выдвинут на премию. И я услышал, как великий режиссер говорил Сергею Герасимову: «Сережа, вы ведь, согласно вашим традициям, присудите мне Гран-при. Раз Феллини приехал, надо… А фильм-то мой ведь не очень. Я уже получил у вас такую награду за «Восемь с половиной» — и хватит». Но Гран-при ему все-таки присудили.
Мне довелось встречаться и с Пабло Пикассо, и с Марком Шагалом. Что объединяло этих трех великих деятелей культуры? Отсутствие малейших амбиций, высокомерия и доступность, столь изумлявшая меня. Им не надо было доказывать, кто они такие. Это и так все знали.
— Сейчас немодно оглядываться на классиков. Кого из великих наших писателей чаще вспоминаете?
— Лермонтова. Помню, как я познакомился в Гурзуфе с Юрием Гагариным — он там отдыхал. Однажды наш звездный путешественник мне признался: «Это не мы, космонавты, первыми увидели, что Земля голубая, — первым это открыл Лермонтов:
В небесах торжественно и чудно
Спит Земля в сияньи голубом…
Юрий Алексеевич боготворил Лермонтова. «Космическая поэзия!» — воскликнул он. Послушайте, Наташа, как возвышенно звучит признание лермонтовского Демона:
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвездные края;
И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя…
Алексин восторженно повторял слово волшебной звучности: «надзвездные», выделяя ударную гласную «е».
— А мой первый редактор Константин Паустовский утверждал, что великая русская проза началась с «Героя нашего времени». А я сам стал свидетелем того, что сцены многих стран мира украшает лермонтовский «Маскарад». Гениальный поэт, прозаик и драматург… Посланец Бога на земле.
— Анатолий Георгиевич, в теплом и целительном далеке о каких местах вы скучаете?
— Очень скучаю по Москве. Я ведь мальчик арбатских переулков. Наш Филипповский переулок выходит на Власьевский, ведущий к Арбатской площади. Я учился в средней школе, бывшей Медведевской гимназии в Староконюшенном переулке. Огромный привет Москве, москвичам. Совсем не важно, где живет писатель, хоть на необитаемом острове. Сердце мое остается в Москве.
— Ваши книги выходят в Москве, значит, вы — рядом.
Таежник-гегельянец
Леонид Бородин: «Жена моя — настоящая декабристка»
Писатель Леонид Иванович Бородин удостоен благородной награды — литературной премии Александра Солженицына. Премия присуждена «за творчество, в котором испытания российской жизни переданы с редкой нравственной чистотой и чувством трагизма; за последовательное мужество в поисках правды».
Его проза выросла на крепких сибирских корнях. Таежники Бородина — мужики непредсказуемые. От них всякой беды ожидать можно, но в безвыходной ситуации себя не пощадят, собой пожертвуют без геройства. И сам автор, сибиряк по рождению, смело шел на смертельный риск, руководствуясь высокой целью. Леонид Иванович дважды получал за свои убеждения лагерный срок. Но одиннадцатилетняя несвобода не отравила душу таежника.
Уже десять лет Леонид Бородин является главным редактором журнала «Москва».
— Леонид Иванович, что вы ощутили, узнав о получении премии Александра Солженицына?
— Я всегда чувствовал себя непрофессионалом, скорее любителем в писательском деле, даже самозванцем. Для меня писание всегда было отдыхом. Долгие годы мне приходилось добывать хлеб насущный черной работой. Кидал уголь в кочегарке, отдыхая, писал у жаркой топки. В тайге трудился — перо брал опять же для отдыха. Не могу, как другие, писать по десять страниц в день: всегда дело, служба поглощают меня без остатка. Вот почему присуждение мне замечательной премии Александра Солженицына смутило меня. Не скрою, я этому очень рад.
Два отца
— Вы не рисовали фамильное древо Бородиных?
— Я вообще не от Бородиных. Моего родного отца Феликса Шеметаса, литовца по национальности, расстреляли в 39-м году как члена троцкистской группы. Я ношу фамилию и отчество моего отчима. Он был мне замечательным отцом. Несколько лет назад он умер. Лишь лет в двенадцать я узнал, что он мне не родной отец. Никогда я не считал его отчимом. Моя мама, Валентина Ворожцова, — из рода сибирских купцов средней руки.
— В ваших сочинениях не раз возникала проблема доносительства. На вас ведь тоже кто-то донес?
— По первому делу — социал-христианского союза освобождения народа — нас было 30 человек. И всех посадили. Известен человек, который сообщил о нас. Он был неподготовленный, его попробовали привлечь, но комсомолец испугался и поступил в соответствии с понятием о долге. Я не считаю его поступок предательством. Мы были обречены с самого начала.
— Какие вы были легкомысленные экстремисты!
— В программе, составленной нашим руководителем, было записано, что социализм не может улучшаться, не подрывая своих основ. Он рухнет и развалит все вокруг себя. Ближайшая задача была — подготовить подпольную армию, которая сможет перехватить ситуацию на грани развала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});