Самые знаменитые ученые России - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это тяжелое время без неутомимости врачей, без ревностного содействия сестер, без распорядительности начальников транспортных команд не было бы никакой возможности подать безотлагательную помощь пострадавшим за отечество. Чтобы иметь понятие о всех трудностях этого положения, нужно себе представить темную южную ночь, ряды носильщиков, при тусклом свете фонарей направлявшихся ко входу собрания и едва прокладывавших себе путь сквозь толпы раненых пешеходов, сомкнувшихся в дверях его. Все стремятся за помощью, каждый хочет скорого пособия, раненые громко требуют перевязки или операции, умирающий – последнего отдыха, все – облегчения и сострадания. Где можно было без деятельных и строгих мер, без неусыпной деятельности найти достаточно места и рук для оказания помощи безотлагательной!.».
Опыт хирурга, полученный Пироговым во время Кавказской и Крымской войн, позволил ему разработать четкую систему организации хирургической помощи раненым на войне. Подчеркивая значение покоя при огнестрельных ранениях, он предложил и ввел в практику неподвижную гипсовую повязку, что позволило по-новому отнестись к хирургическому лечению ран в тяжелых условиях войны. Разработанная Пироговым операция резекции локтевого сустава способствовала в известной мере ограничению ампутаций, которые так страшили солдат. В труде «Начала общей военно-полевой хирургии» (1864), который явился итоговым обобщением военно-хирургической практики Пирогова, он подробно изложил и принципиально разрешил основные вопросы военно-полевой хирургии – вопросы организации, учение о шоке, учение о ранах и прочее. Высказывания Пирогова, касающиеся заражения ран, применения различных антисептических веществ – йодной настойки, раствора хлорной извести, азотно-кислого серебра, во многом предвосхитили открытия английского хирурга Д. Листера, создателя антисептики.
Как врач Пирогов пользовался исключительной популярностью.
Верный клятве Гиппократа он пользовал всех – от безденежных крестьян до придворных царского дома и членов императорской фамилии.
В 1862 году, когда лучшие европейские хирурги не могли определить местоположение пули в теле Джузеппе Гарибальди, раненного при Аспромонте, к раненому был приглашен Пирогов.
«Рана Гарибальди, – писал Пирогов позже, – наделавшая столько шуму в Европе, доказывает, как ясные вещи в хирургической практике иногда кажутся темными. Этот знаменитый случай поучителен для молодых врачей, и я, как очевидец, расскажу его. Целых два месяца самые опытные итальянские, английские и французские хирурги не могли решить наверное, заключала ли в себе рана Гарибальди пулю или нет. Я не видел больного вскоре после нанесения раны и потому не могу сказать, насколько диагноз свежего повреждения был труден; но, судя по множеству других виденных мною случаев, думаю, что тогда едва ли он мог быть сомнителен…»
И далее, описав, как из раны извлекались или сами выходили небольшие кусочки омертвелой фасции, губчатой ткани кости и отдельных фрагментов кожи ботинка, он делал вывод:
«Неужели можно, в самом деле, предполагать, что пуля… могла отскочить назад, пробив кость и вбив в рану обувь и платье? Присутствие пули в ране Гарибальди и без зонда несомненно… Пуля в кости и лежит ближе к наружному мышелку…»
В 1855 году, по возвращению из Севастополя, Пирогов оставил Медико-хирургическую академию. Теперь он был назначен попечителем Одесского, а позже – Киевского учебных округов. Этому не в малой степени помогла публикация известной педагогической статьи Пирогова «Вопросы жизни», вызвавшей широкий интерес у общественности.
Педагогическая деятельность увлекла Пирогова.
«Я принадлежу к тем счастливым людям, которые помнят свою молодость, – писал он. – Еще счастливее я тем, что она не прошла для меня понапрасну. От этого я, стараясь, не утратил способность понимать и чужую молодость, любить и, главное, уважать ее».
Известно, что, будучи попечителем Одесского, а затем Киевского учебных округов Пирогов внес заметное оживление в деятельность школ того времени: всячески помогал развитию сети воскресных школ, активно выступил против ограничения прав на образование по сословным и национальным признакам, громко заговорил о реформировании обучения. В то же время не все педагогические воззрения Пирогова оказались прогрессивными. Например, он выступал за физические наказания учащихся, в частности, за сохранение порки в школах. В 1861 году под давлением генерал-губернатора Юго-западного края князя И. И. Васильчикова Пирогов был вынужден оставить место попечителя.
В 1863 и 1864 годах вышли в свет два тома знаменитой работы Пирогова «Начала общей военно-полевой хирургии».
В этой работе Пирогов подвел итоги долгой борьбы с послераневыми инфекциями.
Возбудители инфекций назывались в то время миазмами и Пирогов писал: «Если бы она (миазма) была яд, то, конечно, нужно было непременно принять, что госпиталь отравлен не одним, а разными ядами, иначе тут нельзя было бы объяснить, почему в одном случае заражение является в виде пиэмии, в другом в виде дифтерического процесса и септикопиэмии. Миазма, – делал вывод Пирогов, – не пассивный агрегат химически действующих частиц, она есть то органическое, что способно развиваться и возобновляться…»
В 1870 году Пирогов выезжал на театр военных действий начавшейся тогда франко-прусской войны – в качестве представителя Российского общества Красного Креста.
В 1877 году с той же миссией он выезжал в Болгарию, где развернулись жестокие сражения русско-турецкой войны.
Итогом последней поездки явилось издание капитального труда «Военно-врачебное дело и частная помощь на театре войны в Болгарии в 1877–1878 гг».
Вернувшись в Россию, Пирогов поселился в своем имении близ села Вишня (ныне Пирогово под Винницей), где жил с той поры практически безвыездно.
В начале 1880 года Пирогова начали беспокоить некие язвочки, образовавшиеся на его языке. Врачи, осматривавшие своего знаменитого пациента, не поняли истинной природы болезни. В 1881 году, вернувшись из Москвы, где был отпразднован 50-летний юбилей его научной, педагогической и общественной деятельности и где ему было присвоено звание Почетного гражданина города Москвы, Пирогов с горечью записал в дневнике: «Ни Склифосовский, Валь и Грубе, ни Бильрот не узнали у меня ползучую раковую язву слизистой оболочки рта. Иначе первые три не советовали бы операции, а второй не признал бы болезнь за доброкачественную».
23 ноября 1881 года Пирогов умер.
Тело его было забальзамировано и помещено в склепе.
В Большой Советской Энциклопедии сказано, что «…тело Пирогова реставрировано и помещено для обозрения в специально перестроенном склепе». Впрочем, неизвестно, можно ли видеть тело Пирогова сейчас, когда Винница и село Вишня уже давно являются для России заграницей.
Александр Михайлович Бутлеров
Химик, создатель теории химического строения.
Родился 25 августа 1828 года в городе Чистополе Казанской губернии.
Мать умерла, воспитание внука взяли на себя дед и бабушка. Ранние годы Бутлеров провел в глухой деревеньке Подлесная Шантала. Отец, хотя и жил в имении неподалеку, в воспитании сына участия практически не принимал. Хорошо зная лес, Бутлеров рано пристрастился к охоте, с удовольствием ловил бабочек, собирал гербарий. В семейном архиве сохранился удивительный документ, написанный самим Бутлеровым, когда ему только-только исполнилось двенадцать лет. «Моя жизнь» называется короткий рассказ, которому предпослан эпиграф: «Жизнь наша проходит и не возвращается, подобно водам, текущим в море».
«Наша фамилия, как одни говорят и думают, английского происхождения, а по мнению других, мы происходим из немецкой нации: ибо у одного немца, однофамильца нашего, нашелся одинакий с нашим герб, который между прочими вещами представляет кружек (верно, предки наши были пристрастны к пиву, как все англичане и немцы).
Но дело не в родословном списке нашей фамилии, но в описании моей жизни, которую я решился описать вкратце.
Я лишился матери, когда мне было только 11 дней и я не мог чувствовать своей потери; сначала, как обыкновенно бывает, я только и знал бегать и резвиться, в чем мне было раздолье, но при всей ко мне снисходительности я два раза был сечен, один раз подвязкой, в другой не помню чем, так как наверное не помню и число экзекуций, которые, впрочем, я получал только тогда, когда был маленьким; а после я ни разу этого не заслужил от моих наставников.
Пришло время, когда меня посадили за ученье, и я, выучивши азбуку, стал складывать ба, ва, а потом бра, вра, и наконец стал читать по верхам. После надобно было начинать писать: и, едва научился писать по-русски крупно по линейкам, меня заставили учиться по-французски и по-немецки. Я помню, что бывало мне часто говаривали: «если ты будешь учиться, то и мы будем доставлять тебе все удовольствия», и точно это было всегда так, это же говорят мне и ныне.