Сержанту никто не звонит (Сборник) - Шимун Врочек

Капитан ждал. Вместе с ним – волей-неволей – ждал Матвей.

Майор рассмеялся – легко и свободно. И вновь стал мужественно-обаятельным. Настоящий солдат, пробы ставить некуда.

– Дурак ты, Войча. Ой, дурак…

Тела были выложены в несколько рядов. Без сапог, без шинелей. Некоторые в одном исподнем. Кому, интересно, понадобилась окровавленная форма? Зеленые пятна в желтой траве. С голыми черными пятками. Одно хорошо – уже не мерзнут.

Сколько их тут? Тыщи полторы… или меньше?

Варвар дернулся на поводке. Черный, широкогрудый, на коротких мощных ногах. Матвей с трудом удержал собаку, присел, почесал за ухом.

Полторы или меньше – в любом случае работа предстояла большая.

Пес поднял голову и заглянул в глаза хозяина. Может, что-нибудь вкусненькое дашь, повелитель? Нет? Я же знаю, у тебя есть. Вон в той, очень симпатичной сумочке на ремне…

Варвар сегодня с утра не ел.

Потому что Варвар сегодня работал.

Неподалеку сидели еще восемь человек со своими собаками. Элита. Таких очень мало. Обычных солдат, охранников, технарей и чернорабочих – в надцать раз больше.

В круг быстрым шагом вошел человек. Ребята оживились, начали подниматься. Человек отмахнулся: сидите.

– Выбирать будет… – капитан оглядел своих орлов. – Кривин. Остальным – вольно. И не разбегаться, как в прошлый раз! У меня все. Матвей, когда будешь готов – скажешь.

Во втором ряду, где-то в третьем десятке, лежал Федька. Матвей остановился. Варвар принюхался, потом сел и внимательно посмотрел на хозяина… Подожди, толстячок, мысленно сказал Матвей, мне нужно подумать. Пес вздохнул.

На лице Федьки застыло удивление. Глаза закрыты – кто-то уже постарался, но можно представить, как широко он их распахнул, прежде чем упасть.

Матвей автоматически отметил: повреждение тела ерундовое, две пули в грудину, одна в левый бицепс. Кость, похоже, не задета… Голова цела, что самое главное.

Вот как сложилось. Не пережил Федька очередной призыв. Забрали. Не козырная выпала Федьке часть.

Пехота. Царица полей. В первом же бою, наверное, всех положили… Даже не откормили толком.

Выглядел Федька еще более отощавшим, чем тогда в классе. Матрасунгма. Абориген. Забавное было время, что ни говори.

Рядом с Федькой лежал крепыш. Кепку, правда, где-то потерял.

А может, и не собирались откармливать? Такие части фронт жрет, как семечки – что проку добро переводить?

«Я доживу. Ремни грызть буду, матрацы эти паршивые… Все равно. Война кончилась, а я – живой.»

Неслышно подошел капитан. Остановился за спиной. Долго молчал.

– Этот? – спросил наконец. Мягко, без нажима.

«А вы будете пилотами и стрелками… Драконьим мясом…»

– Этот, – сказал Матвей.

«А потом?»

«А потом я пойду домой.»

Варвар обнюхал Федькины пятки и протяжно завыл.

– Нормальная служба, – сказал Влад, дожевывая хлеб. Подцепил на ложку кусок говядины, отправил в рот. Султан, накормленный в первую очередь, все равно провожал каждый кусок взглядом…

Дают собаку, – сказал Влад, когда Матвей только появился в части. – Понимаешь? Тебе дают собаку. И много еды. Тушенка в банках. Мясо в желе. Каша с салом. Сначала ты кормишь собаку, потом ешь сам. И никак иначе. И кормишь только из рук. Это важно. Собака должна знать, что ты хозяин. А ест собака много. Большая собака хорошо. Сильная собака хорошо. Сенбернар хорошо, но ест много. Бери дворнягу. Бери овчарку из тех, что попроще. Бери собаку с хорошим чувством. Нюх не так важен. Важна сила и ум собаки. А важнее всего – чувство. Ты поймешь, что это такое.

Неподалеку лежали на траве отобранные трупы. Немного. Сотня из полутора тысяч. Едва рота наберется…

Только те, над которыми выла собака. Эти, как выразился капитан, не успели уйти далеко. Или слишком держатся за жизнь.

Технари возились с генератором. Подкатили ближе, подсоединили зажимы к рукам и ногам крайнего мертвеца. Тот лежал лицом вниз.

– Готово, – сказал техник.

Подошел человек в белом халате. Небрежным профессиональным движением вогнал шприц в шею мертвецу – нажал, убрал. Из кармана халата достал нечто, похожее на металлического паучка. Прицелился и воткнул паучка в затылок трупа. Дожал ладонью. Проделано все это было с ловкостью фокусника.

Человек в халате кивнул технарям, отступил в сторону.

Один из технарей замкнул рубильник.

Ещё минуту ничего не происходило. Потом вдруг в воздухе остро запахло грозой. Варвар и Султан подняли головы, снова легли. Лежали, прикрыв веки. Глаза бы мои тебя не видели, вспомнилась Матвею старая поговорка.

Труп задергался. Казалось, мышцы хаотически сокращаются. Потом вдруг дернулся… вытянулся по струнке…

Технари с привычной сноровкой отсоединили зажимы.

– Готов, – сказал Влад. – Щас встанет. И нам пора. Погоним гаврика к стаду. Султан, не притворяйся! Я же знаю, ты не спишь. Вставай, Султанчик. Пора.

Султан открыл глаза и завилял хвостом. Был он помесью лайки с горской овчаркой – на редкость симпатичный пес. Уши веселые. В отличие от чистых горцев, уши Султану не купировали. Морда добрая, а не крокодил, как некоторые.

– А чего? – сказал Влад, облизывая ложку. Банку с остатками тушенки он аккуратно закрыл и положил в вещмешок. – Кормят хорошо, в атаки ходим редко – у нас специальность другая… Нормальная же служба, брат?

– Нормальная, – согласился Матвей.

Даже к такому можно привыкнуть.

– Господин капитан, – начал Матвей. Фляжка со спиртом приятно булькнула, – разрешите предложить…

– Войча, – поправил капитан. – Мы не в строю. Наливай.

В землянке они остались одни – не считая дремлющего под столом Варвара. Капитан посмотрел на Матвея.

– Давай, – сказал капитан Войча. – Спрашивай. Я смотрю: ты подготовился. Спирту достал. Каков хитрец, а? Впрочем, давай свои вопросы. Я достаточно выпил, чтобы говорить откровенно.

– Я не понимаю, – сказал Матвей и остановился. Хотел спросить: зачем? Ради чего все? Проклятая война никогда не кончится. Год будет идти за годом, а ничего не изменится.

– Я не понимаю, – повторил Матвей.

– Потому что ты ни черта не знаешь, – сказал Войча жестко. Движения у него были хмельные, а глаза – трезвые и больные. – Рождаемость падает. Женщины не хотят рожать. Да и трахать их, собственно говоря, становится некому… Все ушли на фронт. И даже усиленный паек ничего не меняет. А кому-то еще нужно работать на заводах. Сеять хлеб. Выращивать скот. Потому что мальчишки могут далеко не все. Какой был призывной возраст три года назад? Не помнишь? А я помню. Шестнадцать лет. Через год стало пятнадцать. Когда ты пришел в армию, сколько было?

– Четырнадцать.

– Это через полгода! Ничего себе тенденция, а? Уверен, сейчас призывной возраст снизят года на два сразу. В армию – с двенадцати. Потому что по всему фронту – дыры… Кстати, информация для общего развития. Я видел устав драконопехотной дивизии, датированный годом начала войны. Экипаж драконов тогда состоял из восьми человек.

– А сейчас – двое. Драконы стали лучше?

– Это ты мне скажи.

«Драконы определенно стали умнее», подумал Матвей. Разоритель Фэкс во сне летал вообще без экипажа. Но…

– Не настолько.

– Вот видишь, – сказал капитан. – Поэтому вы будете копаться в дерьме, осквернять могилы и брать грех на душу. Потому что если я могу заменить двенадцатилетних мальчишек мертвецами – вторсырьем! – то это вторсырье пойдет в бой. И неважно, что ты по этому поводу думаешь, Матвей. Я твой командир, понял?!

…Марширующие колонны. Веки, сшитые толстыми белыми нитками.

Поворот нале-во! Раз-два!

– А тот майор? Ну, которого вы Ганзиком называли?

– Ганзик-то? Ганзель Южетич, сто восьмая ударная бригада. Та еще сволочь, – капитан вдруг насторожился. Даже пьяный. – А чего это ты про него спрашиваешь?

– Я его видел недавно. Его и… друга своего. Бывшего друга…

– Эй, сапер, отзови собаку!

– Варвар, нельзя! К ноге, быстро!

Матвей опустил винтовку. Вскинул руку к каске…

– Вольно, ефрейтор, – сказал Ганзик. Погоны на нем теперь были полковничьи. Бывший майор стоял, прислонившись к драконьему крылу.

Картина тут была живописная. Матвей часто видел подобное в медсанбате, но чтобы на природе… под крылом дракона. Словно прячутся, подумал он.

На земле стояла портативная станция переливания крови, за которой следил медик. В прозрачных цилиндрах работали поршни. На земле, на серой шинели лежал щуплый паренек. Щеки впалые. Молодой, похоже, только что с призывного пункта.

От предплечья паренька тянулась прозрачная жила в станцию.

С другой стороны сидел здоровый взрослый парень. К его предплечью шла жила из станции. Лицо парня было смутно знакомым… если мысленно убрать щеки, изменить выражение лица… Крашенич! Но, черт возьми, он же совершенно целёхонек и с виду чувствует себя прекрасно.