Триллион евро - Андреас Эшбах

— Мы можем себе это позволить, Анна, — сказал мужчина и сжал её локоть.

Анна взглянула на него. Они были женаты уже пятьдесят лет. Она знала его тело и его душу так же хорошо, как себя, и она знала, что за фасадом старого, лысого мужчины с двойным подбородком, отвислым животом и мешками под глазами скрывается всё тот же юноша, который пятьдесят лет назад обвенчался с ней в церкви Риполла: честолюбивый, работоспособный и полный любви к своей семье. Она и сама была такая же, как раньше, — в глубине души, если не смотреть в зеркало и не видеть того, что годы сотворили с её телом.

Если они решатся сделать этот шаг, их дух на следующий день переселится в молодую, крепкую плоть. Они снова смогут танцевать, выходить под парусом в море, любить друг друга в огромной спальне их дома на море. Он сможет наслаждаться телом эфиопской девушки, а она — снова обнимать молодого, привлекательного, крепкого мужчину — своего мужа, навсегда заключённого в тело юноши из Мали. Если, конечно, сможет подавить угрызения совести и чувство, будто она изменяет собственному мужу с ним же самим.

Она вздохнула и сжала ладонь Тофоля.

— Что? — спросил он. — Что ты скажешь?

— Как хочешь, — ответила она и потупила взор.

— Рискнём?

Возникла короткая пауза.

— Да, — сказала она наконец, улыбнулась своему мужу одними глазами и пожала его руку.

Мендоза тихонько выдохнул воздух, набранный в лёгкие ещё несколько минут назад. Затем он улыбнулся им, словно библейский патриарх.

— Вы приняли правильное решение. Подпишите, пожалуйста, здесь, — сказал он и протянул им через стол бордово-красную кожаную папку.

Анна Саладрига привела себя в порядок ещё в своей спальне, но, перед тем как спуститься к гостям, на несколько секунд задержалась перед зеркалом гардеробной, разглядывая себя. Она представляла собой ослепительное зрелище. Дивная красавица. Какой не была никогда в жизни. Перед собой-то зачем притворяться: в своём прежнем теле она никогда не была такой привлекательной, даже пятнадцатилетней девушкой. Тогда она была толстушка — пышногрудая, нескладная и неуклюжая, она старалась спрятать куда-нибудь своё круглое лицо и как можно меньше улыбаться, чтобы никто не видел щель между её передними зубами.

Но теперь-то, в новом платье от Валентино — настоящей мечте из газа и кружев цвета слоновой кости, придающего её коричневой коже нежное мерцание, с тремя нитками жемчуга на шее, она была просто сногсшибательна. А самым лучшим было то, что внутри себя она по-прежнему оставалась собой, той же, что всегда.

Женщина счастливо вздохнула и подошла к окну, чтобы выглянуть наружу, прежде чем окончательно спуститься вниз. Сад был декорирован как на свадьбу и постепенно наполнялся элегантно одетыми гостями; разговоры, перемежаемые смехом и звоном бокалов, доносились до неё снизу. Высший свет Каталонии, дополненный индустриальной элитой Европы, собрался в этом доме, чтобы стать свидетелями чуда, в котором она и Тофоль — как уже во многих других случаях и в самых разных вещах — были пионерами. Среди гостей, выделяясь ростом и легкой походкой, был и он, её Тофоль. Не только самый мужественный, самый интеллигентный и самый честолюбивый, но и — впервые в жизни — самый красивый мужчина среди собравшихся.

Она несколько минут смотрела на него как загипнотизированная и никак не могла поверить тому, что им удалось найти такую идеальную парочку «доноров». Тофоль переходил от одной группки гостей к другой, приветствовал их, легко кладя свою ладонь на плечо или на локоть, хлопая старого друга по спине и улыбаясь своей новой улыбкой, которая лучилась на его тёмном лице белизной, а затем переходил дальше. Его стройное, живое тело бегуна было облачено сейчас в тёмный шёлковый костюм в стиле Мао, подчёркивающий плечи и гибкую шею. Но больше всего её впечатляла не его красота, а тот факт, что в своих жестах, в манере нагибать голову и непостижимым образом даже в своей улыбке он по-прежнему оставался самим собой: тем мужчиной, за которым она пятьдесят лет была замужем. Если не считать цвета кожи, от исходной внешности юноши осталось не так много. Тофоль остриг длинные косички африканца, и новая причёска подчёркивала великолепную форму головы и делала его глаза ещё больше и выразительнее.

Она же, напротив, сохранила длинную, волнистую гриву девушки — роскошь, которую прежде никогда не могла себе позволить со своими тонкими, ломкими волосами. Всякий раз, вскинув голову или проведя ладонью по шелковистому водопаду, она испытывала удовольствие. Тофолю тоже нравились её волосы. И не только волосы. Первые недели они вообще провели как два тинейджера, исследуя новые тела друг друга, наслаждаясь ласками, как будто они были первыми в их жизни.

Теперь прошло уже два месяца со времени трансфера в санатории, и постепенно они начали свыкаться с новым обликом. Угрызения совести испарились так же, как и пугающее чувство, будто делаешь что-то не то. Лишь эпизодически возвращалась, как удар молнии, паника, от которой слабели и подкашивались ноги.

Она бросила ещё один, последний взгляд в зеркало, чтобы полюбоваться блеском глаз, упругостью груди, которая больше не нуждалась в бюстгальтере, и округлостью бёдер, на которых не было ни капли лишнего жира, — и снова поразилась сама себе. Но на сей раз восхищение чужой фигурой смешалось с гордостью владелицы — и с некоторым беспокойством, не слишком ли высокие у неё каблуки и не слишком ли они подчёркивают её икры.

— Сеньора, — позвала Эмилия, деликатно постучавшись в дверь. — Сеньор спрашивает, готовы ли вы.

— Я лечу, Эмилия. Скажи, хорошо ли я выгляжу?

— Вы прекрасны, сеньора. Риби умрёт от зависти, когда вас увидит.

Они, смеясь, спустились вниз по лестнице и на первом этаже расстались — Эмилия зашагала в сторону кухни, а Анна в сад.

Тофоль увидел её, когда она проходила мимо бассейна, и на мгновение перед глазами у него всё поплыло. У Анны по-прежнему была походка королевы, но теперь это была юная королева, прекраснейшая в мире королева, царица Африки. И она была его женой.

Боковым зрением он замечал полные вожделения взгляды мужчин, мимо которых она проходила, и завистливые взгляды женщин, которые ещё не знали, что видят перед собой хозяйку дома, Анну Саладрига, еще несколько месяцев тому назад пожилую сеньору, приземистую, с варикозным расширением вен.

Они поцеловались на глазах ошеломлённых гостей, которые смогли опомниться и среагировать лишь несколько секунд спустя: дамы смеялись или издавали удивлённые возгласы, а мужчины ухмылялись и хлопали в ладоши. Один толстый мужчина с красным лицом и рыхлым носом поцеловал Анне руку, перед этим бросив на неё почти непристойный взгляд. Затем он повернулся к Тофолю, — ему пришлось задрать голову, чтобы заглянуть герою дня в глаза.