За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ил. 7. Китайский магазин в г. Маньчжурия в 1935 году, украшенный вывесками: «Оптово-розничный магазин», «Галантерея и парфюмерия», «Винно-бакалейные и гастрономические товары». Алкоголизм был распространенным социальным злом в пограничье с таким большим количеством магазинов дешевых спиртных напитков (Коллекции изображений Восточной Азии (http://digital.lafayette.edu/collections/eastasia). Коллекции: The Gerald & Rella Warner Collection, Special Collections and College Archives, Skillman Library © Lafayette College)
Открытые границы повсюду оставляли лазейки для контрабандистов. Пассажиры поездов часто провозили несколько бутылок в одежде и багаже. Некоторые пытались обойти запрет, подделывая таможенные метки, используя двустенные чемоданы или привязывая бутылки к своему телу. Более крупные объемы контрабанды спиртного доставлялись из Китая служащими железной дороги, тайники под углем или в потолках вагонов организовывались кем угодно, начиная от начальника поезда и заканчивая простым механиком. Другой лазейкой был участок железной дороги между ст. Маньчжурия и первой станцией на российской территории. Поезда там проезжали обычно со скоростью пешехода, и спиртное можно было передать пассажирам или проводникам прямо во время движения. Таким образом, государственная железная дорога обеспечивала контрабанду. Профессиональные контрабандисты обычно были смелее в степи и на Аргуни, там спирт часто перевозился через практически безлюдную границу на телегах или лодках. Если вдруг один из немногих таможенников появлялся в поле зрения, контрабандисты исчезали без следа в лугах или на одном из речных островков[175].
Производство и торговля спиртными напитками, таким образом, участили контакты между китайцами, монголами и русскими в Маньчжурии и на Аргуни. Начиная с 1900 года на китайском берегу реки резко возросла инфраструктура, обеспечивающая межграничную торговлю. Возможность дохода привлекла хань-китайских мигрантов, которые открывали магазины для торговли с русскими. Постоянно расширяющаяся сеть реализации различных товаров создала базу для торговли спиртным[176].
Российские власти с подозрением относились к китайцам – владельцам магазинов. Однако даже британский журнал «Экономист» заметил, что таможенные органы были настолько перегружены количеством инцидентов, что могли «только сложа руки наблюдать за русскими, совершающими поездки на китайскую сторону»[177]. Глава Нерчинско-Заводского округа, находившегося примерно в трех сотнях километров вниз по течению Аргуни, но еще относившегося к маньчжурской таможне, во время инспекционной поездки весной 1908 года заметил, что «почти против каждого нашего поселка на правом берегу построена фанза. Заходя в них, я убедился, что в настоящее время они устроены для торговли спиртом, спичками и табаком. В каждой из них живет два китайца: один молодой, владеющий русским языком, и другой лет 45, по-русски не понимающий». Часто дома китайских пограничников использовались для хранения контрабанды. Таким образом, пресечение незаконной торговли не всегда было в интересах обоих государств. Кроме того, русские опасались, что поддержка китайцами контрабанды алкоголя способствует смешению двух культур и, косвенно, может привести к возникновению политической неблагонадежности. Для российских бюрократов «крещеные китайцы, которые живут в наших приаргунских поселках и некоторые даже женаты на казачках», казались особенно опасными[178]. Пограничная река как разделительная полоса оказалась несостоятельной, напуганные власти опасались связей, которые могли возникнуть в этих условиях между различными фронтирными группами.
Несомненно, последствия торговли алкоголем были вредны для общественного здоровья и морали. Целые деревни пребывали в состоянии опьянения. Иногда даже дети становились алкоголиками. Русские приаргунцы пили «и перед чаем, и во время чая, и после чая, вообще „до“, „во“ и „по“»[179]. Пресса высмеивала печальные сцены приграничной жизни: «Нередко можно видеть казака, плывущего на своей лошади и еле сидящего на своем седле. Это возвращается казак и обыватель с китайского берега, выпивший изрядную дозу „английской горькой“ или просто „горькой“…»[180]
Вплоть до Первой мировой войны государственные деятели размышляли о причинах незаконной торговли спиртными напитками на российско-китайской границе. Консенсус был в том, что бой с контрабандой может быть выигран только с усилением таможенного и фискального контроля. Некоторые бюрократы, предвкушая прибыль, буквально требовали разрешения «ввоза в Империю маньчжурского спирта и изделий из него с оплатой акцизов»[181].
Кроме привлечения дополнительной рабочей силы и введения налогов на импорт и экспорт, контролирующие органы пытались пресечь незаконную реализацию товаров другими способами. Законы и правила также выступали инструментом заделывания дыр на границе. Российское государство попыталось сдержать оборот алкоголя после издания приказа о ликвидации пятидесятиверстной зоны свободной торговли в 1913 году. Более того, между 1911 и 1916 годами оно приняло ряд законов и заключило по этому вопросу несколько соглашений с Китаем. Эти меры ограничили продажи алкоголя государственными монопольными магазинами на российской территории, а покупка и продажа спиртных напитков в китайском приграничном регионе и железнодорожной зоне российским подданным была запрещена. Однако отказ государства от монополии на спирт и полный запрет производства и потребления алкоголя в России во время всеобщей мобилизации в 1914 году подорвал усилия по пресечению нелегальной торговли во фронтире[182].
Попытки использовать законы для насаждения императорской воли на периферии оказали стимулирующее воздействие на незаконную торговлю алкоголем – они подстегнули неформальную экономику в приграничном регионе. Во время Первой мировой войны цены на спиртное на черном рынке в России в двадцать раз превышали цены на китайском берегу Аргуни[183]. Сотрудничество русских и независимых хулун-буирских властей между 1912 и 1915 годами, которое мы обсудим в следующей главе, не смогло остановить переправку алкоголя через границу. Согласно старшему российскому таможенному офицеру: «Многие, расположенные на монгольском берегу реки Аргуни бакалейные лавочки, находятся под одной крышей с пограничными монгольскими властями, кои совершенно не препятствуют продаже из этих лавочек спиртных изделий»[184].
Золото было вторым наиболее распространенным предметом контрабанды на аргунском фронтире, однако механизмы и характер незаконного оборота этого ценного метала в значительной степени отличались. Открытие золотых месторождений в последние два десятилетия XIX века привлекло потоки людей в Восточное Забайкалье, Амурский бассейн и другие районы российско-китайского фронтира. Тысячи авантюристов, крестьян и бродяг приезжали из соседних регионов и других уголков России и Китая, иногда даже из-за границы[185].
Золотодобыча стала важным экономическим сектором на обоих берегах Амура и Аргуни. Десятки рудников к началу века функционировали на севере провинции Хэйлунцзян в окрестностях Хэйхэ на Амуре и в северном Хулун-Буире. Рудниками в основном владели китайцы, русские, британцы и американцы. Обороты золотодобычи на российской стороне были еще внушительнее. Только в Забайкалье было 149 золотых рудников, почти половина которых располагалась в низовье и на среднем течении Аргуни. В 1910 году их годовая добыча составила более 3,28 тонны, тогда как на хэйлунцзянских рудниках только 1,8 тонны[186].
Хотя разработка золота в Забайкалье уже достигла высшей точки в 1901 году, число старателей увеличилось в течение последующих лет. Большая часть из 17 210 работников, нанятых на золотые прииски Забайкалья в 1909 году, приехали из Китая[187]. Русские обозреватели и кабинетные путешественники широко обсуждали присутствие этих китайских рабочих на российской периферии, насмешливо используя выражение «желтая угроза», таким образом они содействовали формированию воображаемого аргунского фронтира[188].
Золото, по крайней мере на протяжении первой половины ХX века, в основном перевозилось из России в Китай, инвертируя поток контрабандного спирта. Объем ежегодно вывозимого российского, а позднее советского золота в Китай, предположительно, составил 2,46 тонны в течение Первой мировой войны, а затем снизился до примерно 1,31 тонны в год в середине 1920-х годов. Другими словами, порядка 20–60 % годовой добычи золота на Дальнем Востоке было вывезено из страны незаконно[189].
