Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа - Олег Смыслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На заседании Президиума ЦКК Эйсмонт и Толмачев «категорически отвергали утверждения Никольского о каких-либо антипартийных разговорах, наличии антипартийной группы и намерении «убрать» Сталина, считая их надуманными, хотя, как следует из показаний Эйсмонта, настроение о замене Сталина на посту Генсека ЦК высказывалось.
Как Эйсмонт, так и Толмачев не отрицали своих встреч со Смирновым А.П., объясняя их давнишним с ним знакомством по подпольной работе и совместной работе в СНК и на Северном Кавказе.
Они признались, что при встречах между ними велись обычные разговоры, касающиеся внутренней жизни страны, высказывали суждения по отдельным хозяйственным вопросам, о положении дел в ряде районов страны, где приходилось им бывать в то время, выражалось беспокойство положением в сельском хозяйстве, создавшимся в результате допущенных перегибов при проведении коллективизации, в том числе и на Северном Кавказе, где Эйсмонт и Толмачев долгое время работали».
Но тем не менее в Президиуме ЦКК эти объяснения признали лживыми и исключили фигурантов дела из партии. В тот же день их арестовали как участников антипартийной группы. Далее начинается работа органов ОГПУ, где в секретно-политическом отделе 24 ноября допрашивают самого Никольского, тем самым проверяя информацию провокатора. В этот же день берут показания у Эйсмонта, а на следующий, 25-го, проводят очную ставку.
Из протокола очной ставки:
«Вопрос Никольскому: Я прошу повторить, как было сказано Вам Эйсмонтом мнение Смирнова А.П. о Сталине.
Ответ Никольского: Это было сказано в такой форме: вот мы завтра едем с Толмачевым к Смирнову, и я знаю, что первой фразой, которой он нас встретит, будет — и как до сих пор не нашлось в стране человека, который мог бы Сталина убрать.
Эйсмонт: Такой фразы, о которой говорит Никольский, не было. Возможно, что Никольский перепутал. Я действительно говорил о предстоящей поездке к Смирнову, и поскольку мы вели разговоры вообще на общеполитические темы, то, как будто бы я говорил о том, что в разговоре со Смирновым как-то говорилось примерно так: «Неужели в партии нет человека, который мог бы заместить Сталина»».
В результате простейших следственных действий «фабрики лжи» начальник СПО ОГПУ Г. Молчанов подготовил справку на А.П. Смирнова (6 стр.) и список лиц (12 стр.), проходящих по делу группы Эйсмонта, Толмачева и др., в которой собраны показания по пунктам:
1. Отношение Смирнова к ЦКВКП(б) и т. Сталину.
2. Отношение Смирнова к решениям партии по вопросам сельского хозяйства, коллективизации и снабжения.
3. Роль Смирнова в группировке Смирнов — Эйсмонт — Толмачев.
Далее идет список лиц с краткими биографическими и компрометирующими данными и их показаниями.
В списке 31 фамилия, в том числе сам Никольский и его жена.
27 ноября 1932 г. на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, затем 1 и 2 декабря на заседании Комиссии ЦКК разбиралось поведение Смирнова А.П. На этих заседаниях, затем и на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК (7–12 января 1933 г.) Смирнов категорически отрицал предъявленные ему обвинения в сколачивании им антипартийной группировки и утверждал, что он не высказывал никаких намерений «убрать» Сталина. Отвечая же на вопросы членов комиссии относительно «смены» или «замены» Сталина, заявил, что это «абсолютная ложь». Однако доводы Смирнова Пленум во внимание не принял и, основываясь лишь на одних показаниях Никольского и материалах ОГПУ, исключил его из партии. Одобрил Пленум и решение Президиума ЦКК об исключении Эйсмонта и Толмачева из членов ВКП(б).
16 января 1933 г. постановлением Особого совещания ОГПУ Эйсмонт и Толмачев были осуждены «за антисоветскую агитацию» к заключению в спецлагерь сроком на 3 года.
После отбытия срока наказания Толмачев 30 марта 1937 г. по этим же обвинениям был арестован вторично и 20 сентября 1937 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР «за контрреволюционную деятельность» приговорен к расстрелу. 8 февраля 1938 г. по этому же ложному обвинению Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила к расстрелу и Смирнова. Эйсмонта от второго и более сурового приговора «спасла» лишь смерть в 1936 г. при авиационной катастрофе.
И все же почему Никольский «застучал» Эйсмонта? В 1962 г. инструктор партийной комиссии H.H. Гуляев в беседе выяснил некоторые вопросы:
«…Что Вы можете сказать о Толмачеве? Как возникло это дело?
Никольский: Ничего плохого про Толмачева сказать не могу. Как и Эйсмонт, он был очень хороший человек. Обстоятельства возникновения дела Вам, очевидно, хорошо известны; мои прежние показания имеются в материалах дела. Как я уже сообщал, все началось с того, что Эйсмонт предложил мне вступить в антипартийную группировку.
Гуляев: Когда и где Вы познакомились с Эйсмонтом?
Никольский: Мы были хорошо знакомы с ним со времени нашей совместной работы на Северном Кавказе. Я в то время был начальником крайплана, мы часто встречались с ним по работе, хорошо знали друг друга.
Гуляев: С Северного Кавказа Вы приехали в Москву в 1925 году? Эйсмонт к этому времени был уже в Москве?
Никольский: Да. Я же был переведен в Москву по предложению А.И. Микояна, который в это время был кандидатом в члены Политбюро ЦК, а затем Наркомторгом СССР.
Гуляев: В Наркомторге Вы работали до какого времени? До конца?
Никольский: Нет, только до 1930 г., когда меня «выставили» в связи с чисткой партии, которая в Наркомторге проходила несколько позже. А обстоятельства дела были таковы: перед чисткой ко мне, как к члену коллегии Наркомата, обратился начальник экономического отдела, бывший эсер, некий Гриш. Он возмущался, что Рыков подвергся репрессиям, и настаивал, чтобы я со своей стороны предпринял какие-нибудь меры в поддержку Рыкова. Я доложил об этом Эйсмонту и высказал мнение, что коллегия Наркомата должна укрепить руководство экономическим отделом.
Эйсмонт со мной согласился, и Гриш вскоре был переведен на хозяйственную работу. Во время чистки я выступил и указал на антипартийное поведение Гриша и сослался, что Эйсмонт может это подтвердить. Однако, к моему удивлению, хотя после инцидента с Гришем прошло только 8–9 месяцев, Эйсмонт на Комиссии отказался подтвердить мое выступление, сославшись, что он якобы не помнит этого. Сам я чистку прошел нормально. Однако спустя примерно полгода, когда я находился в длительной командировке в Ташкенте, я неожиданно узнал, что Комиссия при проверке не утвердила мой партстаж с 1905 г., а изменила его, сильно сократив, с 1917 г. Перерыв в стаже у меня действительно был, когда я в 1908–1913 гг. учился в Петроградском Политехническом институте, где у нас была только меньшевистская организация. В партбилете мне изменений по стажу не внесли. Сколько я ни пытался потом найти это решение Комиссии, мне так это и не удалось.
