ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ - Юрий Караш

Однако избранные в Академию представители космической отрасли не считали членство в ней ценностью самой по себе. Высший научный орган страны должен был стать инструментом осуществления их планов. Перспективы подобной трансформации АН СССР были более чем реальны. Ведь в начале 1960-х годов, ракетчики составляли самое многочисленное (102 академика и члена-корреспондента), а главное — самое могущественное и наиболее щедро (если не считать атомщиков) финансируемое отделение Академии — мозг военно-промышленного комплекса Советского Союза. От президента АН СССР Александра Николаевича Несмеянова (он занимал эту должность в 1951-1961 гг.), кстати, очень положительно относящегося к работам Королева и его коллег, ракетчики требовали поставить «космонавтику в положение исключительное, ломать в угоду ей научные планы множества институтов и отдавать ей лучшие людские и материальные ресурсы Академии»[75]. Несмеянов же не собирался жертвовать во имя освоения заатмосферного пространства интересами фундаментальных наук.

У этого драматического противостояния была вполне ожидаемая развязка. Представители «космического лобби» добились смещения Несмеянова и назначения на его место «своего человека» Келдыша. Интересно отметить, что даже руководитель тоталитарного государства Хрущев не мог своим приказом отправить в отставку президента Академии. Для этого потребовались формальные перевыборы. Другим примером значительной независимости ученых от партийных функционеров стала ситуация с назначением Р.3.Сагдеева на пост директора ИКИ. Партбюро института, поддержанное руководством партийной организации Москвы, противилось этому. Причина — Сагдеев не был членом КПСС. Однако Келдыш проигнорировал партийные протесты, и Сагдеев возглавил ИКИ[76].

Наиболее ярко автономность гильдии ракетчиков была продемонстрирована в конце 1950-х — начале 1960-х годов, когда между Королевым и Глушко разгорелся конфликт сначала из-за разногласий в оценках причин катастроф первых ракет, а после — из-за разных взглядов на грядущие типы ракетных двигателей[77]. Впрочем, главная подоплека коллизии заключалась в споре за лидерство в космической программе, который вели эти две ярчайшие как в личном, так и в профессиональном плане личности. Несмотря на то, что конфликт этот, безусловно, наносил ущерб всей отрасли, даже Хрущев не мог заставить Королева и Глушко оставить в сторону личную неприязнь и, как прежде, объединить усилия ради создания новой техники[78].

Приведенных примеров вполне достаточно, чтобы понять — ракетно-космическая промышленность, имевшая своих представителей в АН СССР и во многом ее контролировавшая, была вполне независимой структурой, оказывавшей значительное воздействие на формирование космической политики страны. Это важно знать, ибо данная промышленность была отнюдь не заинтересована в снижении темпов «космической гонки» между СССР и США, а уже тем более в сотрудничестве между двумя странами за пределами атмосферы. Так, одним из сильнейших аргументов, приводимых представителями «космического лобби» в пользу увеличения финансирования какого-либо их проекта, был следующий: на аналогичные работы в США выделено N миллионов долларов[79]. А в сентябре 1960 г. заместитель администратора (руководителя) НАСА Хью Драйден так доложил о своей встрече с академиком Седовым в итальянском городе Стресса, на X международном конгрессе по вопросам прикладной механики: «Седов обсуждал сотрудничество, но весьма неконкретно… Он считает, что если мы действительно станем сотрудничать в подготовке и осуществлении полета человека в космос, ни у нас, ни у них не будет соответствующей программы, изза того, что [данный полет] является предметом соревнования [между СССР и США] и обусловлен политическими мотивами»[80].

Американские ученые и спутник

Если в СССР ученые, имеющие отношение к изучению и освоению космоса, в массе своей были весьма политизированы и буквально «болели» идеей космического первенства, то их заокеанские коллеги являли собой скорее обратный пример. Видимо, сказывалась их большая, чем у советских исследователей, близость к фундаментальным дисциплинам, достижения в которых традиционно считаются «благом всего человечества» и, как правило, делаются достоянием всеобщей гласности. Но не будем забывать и о духе, царившем в те годы в обществе «победившего социализма» — догнать и перегнать Америку. Задача эта была официально сформулирована в высшем программном документе партии — «Программе КПСС», принятом на XXII съезде КПСС в 1961 г.: «в ближайшее десятилетие (1961-1970) Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма — США…». Отсюда и соревновательная пассионарность, свойственная советским ракетчикам: действительно, разве можно допустить саму мысль о сотрудничестве с тем, кого во что бы то ни стало хочешь опередить, тем более на направлении, где победа наиболее очевидна и впечатляюща?

Дух «космической гонки» представителям страны, не сомневающейся в своей мощи и могуществе, был свойствен, конечно, в меньшей степени, нежели их советским «преследователям». Во всяком случае, до первых космических успехов СССР. Так, даже после известий о том, что Советский Союз разрабатывает свой проект искусственного спутника и не собирается делать его объектом международного сотрудничества в рамках МГГ, ученые США по-прежнему продолжали настаивать на необходимости запуска американского ИСЗ под эгидой Международного геофизического года. И это при том, что первоначально Соединенные Штаты, как и СССР, также собирались сделать спутник чисто национальной программой.

Нельзя, правда, сказать, что представители научного сообщества США не понимали: приоритет Советского Союза в запуске первого ИСЗ может нанести ущерб престижу США. Эту проблему они обсуждали в ходе второй встречи в рамках специального комитета по Международному геофизическому году, состоявшейся в Риме в сентябре 1954 г. И все равно рекомендовали данному комитету предложить запуск спутника под эгидой МГГ[81]. Предложение в принципе было принято, но лишь через 10 месяцев после этого, в июле 1955 г., президент Эйзенхауэр объявил о своем решении одобрить создание американского ИСЗ. Возможно, он прислушался к рекомендации своего специального помощника Нельсона Рокфеллера, который в специальном меморандуме Белому дому отметил: «Если мы позволим инициативе русских опередить нашу собственную и первыми приписать себе достижение в той области, которая символизирует научно-технический прогресс для всех людей планеты, последствия этого для нас будут весьма дорогостоящими. Поставленный на ставку престиж делает для нас проигрыш в этой гонке недопустимым»[82]. Во всяком случае, по мнению американских исследователей, Эйзенхауэр стремился успеть сделать подобное заявление до аналогичного шага со стороны русских[83].

Насколько ученые в СССР были последовательны в политическом прагматизме, настолько их коллеги в США — в научном идеализме. По словам Хью Одишау, исполнительного секретаря американского комитета по проведению МГГ, после того как в Соединенных Штатах было принято решение о запуске спутника, «никто в научной среде не вел разговоров о том, чтобы запустить спутник лишь с целью опередить русских»[84].

Забегая вперед, скажу, что одним из наиболее важных ответных шагов Эйзенхауэра на «бип-бип», переданные с орбиты советским первенцем, было привлечение ученых к участию в формировании государственной политики на высшем уровне. Во-первых, глава государства учредил должность специального помощника президента по вопросам науки и техники (Special Assistant to the President for Science and Technology). А во-вторых, он перевел консультативный комитет по науке (Science Advisory Committee) из относительно малозначимого отдела оборонной мобилизации[85] в администрации президента США в непосредственное подчинение Белому дому[86].

Но даже после этого американские идеалисты от науки опасались, что политически мотивированная космическая программа потребует больше средств на свою реализацию, чем если б она коренилась на чисто научной почве, и что это, в свою очередь, понизит внимание к другим научным проектам. «Выиграть гонку у русских» — стояло в ряду политических целей, достижение, которых в США традиционно было уделом политиков, а не ученых.

Оппозиция в США сотрудничеству с Советским Союзом

Впрочем, не стоит думать, будто в Соединенных Штатах все те, кто сколько-нибудь были причастны к освоению космоса, мечтали о взаимодействии в этом деле с СССР. Вовсе нет. Более того, оппозиция этой идее была со стороны мощного государственного органа, призванного управлять космической программой США.