Гарпунер - Андрей Алексеевич Панченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я закончил говорить, ещё почти минуту в кают-компании стояла звенящая тишина, а потом все начали говорить практически одновременно. Гвалт стоял такой, что расслышать хоть что то, было проблематично. Но из обрывков услышанных фраз, я понял, что со мной согласны практически все! В конце концов, капитан-директор был вынужден стучать ложкой по графину, чтобы остановить ор. Как только шум прекратился, слово взял Попов.
— Я считаю, что предложение Жохова очень своевременно и разумно! Именно то, что он озвучил сейчас, все мы давно обдумывали, у всех это было на уме. Считаю, что нужно поддержать предложение Жохова! Голосуем товарищи!
Итогом моего выступления и его поддержки Поповым, был лес поднятых рук и удивлённо обиженная морда старпома, который так же был вынужден поднять свою руку. Наша наказание за «самоуправство», обернулось сменой тактики добычи китов всей флотилии. И она принесла свои плоды…
Глава 7
Димка Бивнев погиб как герой, по-другому и не скажешь. Вредный и тяжёлый человек по своему характеру, он не задумываясь разменял свою жизнь, на жизнь двух матросов. И эта смерть стала второй на флотилии за сезон, и второй же на китобойце «Энтузиаст» …
Ничего не предвещало беды, всё шло как обычно. Прошло два месяца после памятного разговора. Флотилия «Алеут» уверенно нагнала отставания по плану и теперь промысел шёл даже с опережением графика. На «Трудфронте» и «Авангарде» добыча наладилась очень быстро. Как только наши норвежские гарпунёры поняли, что филонить больше не получиться и нужно реально показывать класс, чтобы не опозориться, когда их помощники и капитаны судов начали добывать больше китов чем они, то взялись за ум и показали на что способны. Они добывали китов больше, чем их ученики, но для этого им пришлось изрядно попотеть. Дух соревнования не отпускал флотилию, мы состязались во всём и руководство только поощряло и поддерживало эту здоровую конкуренцию.
В день, когда «Энтузиаст» добыл сотого кита (а это случилось через неделю после совещания), капитан-директор издал приказ по флотилии, премировал весь экипаж деньгами, а капитана, меня, Митьку и марсового Ашурова — ещё и охотничьими ружьями.
Три месяца мы находились практически непрерывно в плавании, почти не попадая на плавбазу. С Иркой мы виделись украдкой, в основном во время бункеровок. Она всё понимала, она не делала мне «нервы» и ждала. Всё больше и больше я привязывался к этой необыкновенной (по моим испорченным понятиям) девушке. Да и она была занята постоянно, работа в лазарете, с таким-то графиком работы флотилии, никогда не останавливалась. То раздельщик, потеряв бдительность от усталости, полоснёт себя ножом по ноге, то кому-то из матросов трос передавит и сломает руку, то кто-то упадёт во время шторма с трапа, да и простуженных и заболевших хватало, всё-таки не в тропиках работали. Мы прошли за это время более четырёх тысяч миль. Три неутомимых китобойца шныряли по волнам в поисках сырья для жироварных котлов «Алеута».
Я огрубел, руки мои покрылись мозолями, ходил вразвалку, быстро взбирался по вантам, прыгал в шлюпку с борта корабля. Мышцы мои окрепли, лицо загорело под весенним Камчатским солнцем. Я научился носить тяжелые промысловые сапоги, штормовку, ватник и ушанку, словно век ходил в этой «робе». Я научился различать птиц за милю от стаи по их поведению, определять глубины океана по цвету воды. Я многому научился…
Теперь мы не отстаивались в бухтах, когда океан или море штормило, волнение до пяти балов не вызывало уже тревоги, мы шли на промысел и в такую погоду, и только тайфуны и ураганы, заставляли нас искать укрытия, да и то, в бухтах мы охотились на касаток. Если из какого-то залива нас выжили плавучие льды и дикие ветры, мы шли в следующий или отправлялись в открытое море или океан, непрерывно ведя разведку. Стране срочно требовался китовый жир, мука и мясо, а значит на руках раздельщиков и на разделочной палубе «Алеута» не просыхала кровь.
Почти всё время нас преследовали штормы и сильные туманы. Мы охотились в Олюторском заливе, заливе Корфа, в заливах Карагинском и Озерном, в Камчатском и Кроноцкиом заливах, в Охотском и Японском морях, в «Камчатском» море, в Тихом океане, переходя с место на место, в зависимости от погоды, наличия китов и состояния льда.
За несколько дней до трагедии, «Алеут» пытался перебазироваться снова на место своей обычной стоянки в бухту «Моржовую», но шторм был такой силы, что войти в бухту он не смог, пришлось обогнуть мыс «Шипунский» и войти в Авачинскую губу, где базу приютила бухта «Тарья».
В тот день мы много времени потратили на поиск китов и только после длительных и мучительных поисков обнаружили небольшое стадо кашалотов и, несмотря на сильную волну, убили двух китов. Понимая, что времени почти нет (по всем приметам шторм должен был разогнаться не на шутку), я был аккуратен и очень старался, действовать надо было быстро, но при этом предельно чётко. Казалось — нам везло. Всё прошло как по маслу, я уложил каждого кита одним гарпуном, и с помощью палубной команды, причалил туши к китобойцу, требовалась как можно быстрее убираться из открытого моря в защищённую бухту. До базы было далеко, когда мы, отягощенные добычей, взяли обратный курс.
Море словно с ума сошло. «Энтузиаст» то поднимался вверх, то опускался. Резкий ветер так давил на уши, что ничего не было слышно. На мостике и палубе осталась только дежурная вахта, которую возглавлял Бивнев, ну и я. Мне было что-то нехорошо, слегка мутило и я предпочел не сидеть в каюте, а «подышать свежим воздухом». На мостике мне стоять было легче, и постепенно я приходил в себя, попутно помогая Бивневу делать его работу. Мы понимали друг друга лишь по движению губ либо, когда кричали друг другу прямо в уши. Пропали чайки, скрылись киты. Кругом только бушующее море и воющий ветер. Китобоец с трудом шел вперед: мешали ошвартованные у бортов кашалоты. Но Бивнев упрямо вел китобоец наперерез волне, дело привычное, мы попадали
