Когда погиб Милован - Александр Корнейко

— Врешь, собака! — закричал Венкель.

Он схватил со стола свой пистолет и, не целясь, выстрелил в «Дятла». Тот, раненный, попытался встать, но не смог. Чувствуя конец, плюнул в сторону штурмбанфюрера.

— Венкель заставлял меня давать показания против Миллер, говорил: «Ничего не бойся, я начальник СД…».

В груди у него что-то забулькало и горлом хлынула кровь.

— Готов, — сказал Гардекопф. — Зря вы поторопились, господин штурмбанфюрер, он мог много интересного рассказать.

— Он наговорил бы на меня, как до этого наговорил на фрау гауптман.

— А может быть, о вас он сказал правду? — спросил Гартман.

— Гартман, вы забываетесь! Я штурмбанфюрер СС. Временно исполняю обязанности начальника СД.

— Вы позволили себе такое, Венкель, из-за чего, уверен, очень скоро вы будете на фронте в качестве рядового. Миллер — офицер с особыми полномочиями, а вы рискнули предъявить ей обвинение в шпионаже в пользу русских. Это вам так не пройдет, — заключил Гартман.

— Я знаю, что виноват перед Миллер, но это касается только ее и меня.

— Ошибаетесь, господин штурмбанфюрер, это касается всех членов группы абвера.

Венкель обратился к обер-лейтенанту:

— Гардекопф, мне надо поговорить с вами наедине.

Замерн и Гартман вышли. Венкель вызвал секретаря.

— Прикажите убрать эту падаль. — Он брезгливо указал на труп Гнатенко. — Обер-лейтенант, прошу вас перейти со мной в кабинет заместителя начальника СД.

Когда они остались одни, Венкель заговорил извиняющимся тоном:

— Мне очень не хотелось бы, чтобы об этом случае знали в Берлине. Попросите фрау гауптман не сообщать об этом неприятном инциденте.

— Она не послушает меня. Да и какой смысл в этом?

— Если фрау гауптман пожалуется, приедет комиссия, а от этого, я думаю, мало радости и мне и вам.

— Это так, но оставить без наказания вашу наглость Миллер не сможет. Ее подчиненные потребуют, чтобы вы были наказаны за клевету на них и попытку скомпрометировать Миллер.

— Гардекопф, я в долгу не останусь. Все-таки пока я начальник СД.

— Хорошо, я попробую поговорить с Миллер, но обещать ничего не могу.

Не прощаясь, обер-лейтенант вышел из кабинета и направился к себе. На его месте сидел Гартман, больше никого не было.

— Где остальные?

— Фрау гауптман всех отправила в их районы. А мне приказала сидеть здесь и никого не пропускать в ее кабинет.

— Она спрашивала, где я? Что вы сказали ей?

— Что вы беседуете о чем-то наедине с Венкелем. Фрау гауптман решила, что вы собираетесь перейти на службу в СД, у Венкеля сейчас нет заместителя.

— Она не говорила, чтобы я зашел к ней, как только появлюсь?

— Нет.

Гардекопф некоторое время постоял, подумал, затем решительно направился в кабинет Миллер, но Гартман остановил его.

— Прошу прощения, господин обер-лейтенант, фрау гауптман приказала никого не пропускать к ней, — повторил он.

Гардекопф остановился.

— Спроси, можно ли мне зайти к ней?

Когда обер-лейтенант вошел к Миллер, она сидела за столом и что-то писала. Подняла голову и посмотрела на своего заместителя.

— Где вы ходите, Гардекопф?

— Меня задержал штурмбанфюрер Венкель.

— О чем же вы говорили с ним?

— О вас, фрау гауптман. Венкель попросил меня переговорить с вами, чтобы вы не жаловались в Берлин. А еще он сказал, что у него для вас есть хорошая новость. Штурмбанфюрер уверен, что она вас заинтересует.

— Я не имею права прощать подобные подозрения. Надеюсь, вы понимаете, Гардекопф, насколько серьезное обвинение предъявил мне Венкель?

— Именно поэтому я решил допросить «Дятла».

— Как я поняла со слов Гартмана и Замерна, вы не столько допрашивали Гнатенко, сколько заставляли его признаться в том, что он действовал по чьему-то указанию.

— В данной ситуации другого выхода не было.

— А что вы сами думаете обо всем этом, обер-лейтенант? — поинтересовалась Миллер.

— Я больше чем уверен, что в партизанском отряде знали, кто такой «Дятел», и разговор майора с командиром партизанского отряда был подготовлен заранее. Мне не первый раз приходится допрашивать людей, и я умею отличать, когда они говорят правду, а когда врут. Гнатенко говорил правду.

— Значит, я… — начала было Миллер, но Гардекопф прервал ее.

— Нет, нет! Информация была подготовлена русскими специально, и штурмбанфюрер клюнул на нее.

— Вы сказали об этом Венкелю?

— Нет. Нам надо иметь запасной козырь.

— Зачем? — удивилась Эльза.

— Я не раз был свидетелем гибели безвинных людей. Подтасовка фактов — жестокая вещь.

— Вы полагаете, что Венкель будет продолжать строить козни против меня?

— Венкель слишком труслив для этого, но на всякий случай я бы ликвидировал его.

— Вы думаете, что говорите, Гардекопф! — воскликнула Миллер.

— Речь идет не только о вас, фрау гауптман, но и о ваших подчиненных. Если бы вы оказались русским шпионом, нетрудно представить, что ожидало бы всех нас. Именно поэтому я предлагаю ликвидировать Венкеля.

— Спасибо, Гардекопф, я понимаю вас. Но я не боюсь начальника СД. Самая большая ошибка Венкеля заключается в том, что он собственноручно убрал единственного свидетеля. Теперь с ним никто не станет говорить на эту тему, тем более что «Дятел» назвал его среди тех, кто поручил ему очернить меня.

— Фрау гауптман, я советовал бы вам узнать, о какой новости собирается вести речь Венкель.

— Я подумаю, Гардекопф.

На пороге появился Гартман.

— Что тебе? — спросила Миллер.

— Штурмбанфюрер Венкель просит принять его по очень важному делу.

— Пусть войдет.

Вид у Венкеля был встревоженный и растерянный.

— Слушаю вас, штурмбанфюрер, — сухо, официально обратилась к нему Эльза.

— Разговор предстоит долгий, и я попросил бы разрешения сесть.

— Садитесь, но на долгий разговор у меня нет времени. Я составляю донесение в Берлин.

— В вашем донесении будет упоминаться сегодняшний случай?

— Конечно.

— Фрау гауптман, я уже извинился перед вами и, если вам угодно, извинюсь еще раз. Вы должны меня понять. Ведь информация была очень серьезная. Я постараюсь сделать все, чтобы вы меня простили.

— Как будут развиваться наши отношения — увидим, а сейчас говорите, зачем вы ко мне пожаловали. По какому делу?

— Это касается вашей службы. Я знаю одного офицера вермахта, который не сдал в казну ценности на очень крупную сумму.

— Кто этот человек? — заинтересовалась Эльза.

— Командир полка самоходных орудий.

— Где базируется полк?

— В сорока километрах отсюда. Я могу поехать с вами и помочь изъять ценности. Я знаю, где он их хранит.

— Хорошо. Только не думайте, что вы делаете мне одолжение. Вы — начальник СД, и в ваши обязанности входит помогать моей группе.

— Именно это я и делаю. Вы довольны?

— Очень ценная информация. Отправляться надо не медленно. Поедет с вами Гардекопф, вы, кажется, уже нашли с ним общий язык. Он мне так расхваливал вас, что я подумала, уж не собирается ли он перейти в СД, после того как его командир скомпрометирован.

— Он помог мне убедиться в вашей невиновности.

— Венкель, запомните раз и навсегда: меня ваше мнение никогда не интересовало и сейчас не интересует.

— Фрау гауптман, не отправляйте донесение до наше го возвращения.

— Хорошо. Гардекопф, собирайтесь в дорогу.

— Слушаюсь. Сколько человек взять с собой?

— Никого не надо. Я возьму своих людей, — ответил вместо Миллер штурмбанфюрер.

Когда Венкель и Гардекопф ушли, Эльза сложила бумаги в папку и положила в стол. Она не собиралась отправлять в Берлин донесение о случившемся сегодня. В абвере этому придали бы серьезное значение, начнутся проверки, а это ей совершенно ни к чему. Все утряслось, хотя этот случай еще раз напомнил, что находится она среди врагов, коварных и безжалостных, и надо быть очень осторожной.

Миллер подошла к окну и распахнула его. Весна была в разгаре. Теплые лучи солнца ласкали лицо. Эльза зажмурилась от удовольствия, подняла голову. Небо было ослепительное, и все было прекрасно. И казалось, что нет войны, нет этой нелегкой службы, нет неприятностей…

Эльза вздохнула и вернулась к столу. Любоваться природой не было времени. Сейчас главное — установить связь с Москвой.

Перед отъездом Штольц был на редкость вежлив, советовал избегать стычек с партизанами, беречь себя. Все это показалось тогда Эльзе подозрительным, и она ожидала, чем же закончится его речь. Но Штольц тан и не сказал ничего определенного. Когда она собиралась уходить, неожиданно штандартенфюрер остановил ее:

— Погоди, Эльза.

— Слушаю вас, господин штандартенфюрер, — остановилась она в ожидании.

Штольц протянул ей пакет.