Квадратные метры хитрости - Мария Мусина

Полночи я слала ему нежные эсэмэски. Ответа на них не было. Я приняла успокоительное и под утро все же заснула. Вот уж, действительно, не знаешь, где найдешь – где потеряешь.

Было 10 утра, когда я решила, что уже не засну, и позвонила Леониду. Мы с ним должны сегодня ехать по пятому адресу.

– Леонид?

– Старший следователь Смирнов, Москворецкий район???? – отозвалась трубка. – С кем я говорю?

Я растерялась.

– С кем я говорю? – переспросили в трубке.

– Я – Ольга Звонарева, мне Леонид нужен.

– Кем вы ему приходитесь?

– Знакомая.

Нехорошее предчувствие уже посетило меня, но я старалась не думать о плохом.

– Леонида убили. Вы можете сейчас подъехать для опознания? У трупа с собой документов нет.

– Конечно, – обреченно сказала я, – куда?

Я вызвала такси. Руки тряслись. Мысли путались. И я держалась за надежду, которая, конечно, была призрачной. Вдруг это не Леонид, вдруг это какой-то другой мужчина, у которого случайно оказался телефон Леонида?

Следственная бригада еще не уехала с места убийства. Меня пропустили за ленту ограждения. Передо мной откинули что-то пластиковое, черное, чем был прикрыт труп…

Да, это был Леонид. Но как меняет человека смерть! Впрочем, я плохо знала этого осокинского сотрудника. Видела несколько раз – и только. Может быть, он и при жизни всегда был таким – сосредоточенно-отрешенным и спокойным. Не знаю. И уже никогда не узнаю.

– По какому делу вы звонили этому гражданину? – голос следователя донесся до меня словно издалека, откуда-то сверху, из небытия.

– Это Леонид Барабаш. Отчества не знаю. Сотрудник детективного агентства моей подруги Ирины Осокиной. Я хотела узнать, нет ли новостей об Ире, – сказала я и не узнала свой голос. Он был металлический, неживой. – Ее похитили позавчера. Позавчера? Не помню. Недавно.

Я, действительно, не могла сосчитать дней. Сколько их прошло? Что можно было в них поменять?

– Похитили? Кого?

– Мою подругу. Ирину Осокину. Подробности вам лучше узнать в полиции. Ее муж подал заявление.

Я дала Кикины координаты и, наконец, решилась спросить:

– Как его убили, Леонида?

– Его задушили. Веревкой. Видимо, напали сзади.

– Когда?

– Часов пять назад.

Значит, рано утром. Что делал Леонид рано утром в этом районе? Может быть, он живет поблизости, шел домой? Ирка говорила, что вся ее команда будет заниматься разоблачением квартирной мафии. Следил за кем-то? И этот кто-то заметил слежку и решил таким образом от нее уйти? Леонид узнал что-то, и это что-то стоило ему жизни?

Глава 6

Иркин телефон все не откликался. Я добралась домой.

Антон уже вернулся. Мрачный, как рассвет перед расстрелом. Хотя для рассвета перед расстрелом еще возможны варианты. Здесь их – не было. У меня, как легко понять, настроение было не лучше. Но мне не хотелось рассказывать Антону об убийстве. Скажи я сейчас Антону, что меня не было дома с утра пораньше, потому что я поехала опознавать труп, – он воспринял бы это как оправдание. Или еще хуже – как шутку. Возможно, даже в его глазах это выглядело бы нелепостью. Мне не хотелось скоморошничать. И я не хотела оправдываться. У меня просто не было на это сил.

Но – тем не менее – я собрала все свое благодушие в кулак и встала навстречу пытке. То, что она будет, – я не сомневалась.

– Антон, – слабым голосом позвала я, – Антон…

Ответом мне было злобное молчание.

Мотька радостно прыгала вокруг Антона – он грубо отпихнул ее.

«Все-таки он недобрый», – подумала я как-то отстраненно, как о чужом.

Мне вдруг показалось, что вижу этого человека, Антона, в первый раз. Скошенный подбородок, приободренный и скрашенный бородкой. Бесцветные глаза в обрамлении нависших век и мешков. Выражение лица – довольно тупое.

Наверное, Антон тоже смотрит на меня, как в первый раз. И тоже не видит ничего хорошего – только плохое. А во мне ведь есть и хорошее, и плохое – как и во всяком человеке. И в Антоне – тоже.

Я оделась и пошла гулять с собакой. Был ясный осенний денек, чуть припорошенный снежком – свежим и чистым. Незлопамятная Мотька шустро перебирала своими коротенькими лапками, радовалась жизни. Я брела за ней и всем сердцем хотела быть такой же наивной и великодушной.

Позвонила Инга. Спросила:

– Как дела?

– Хорошо. А у тебя?

Я же понимаю, что ее не интересуют мои дела. Может быть, интересуют, конечно. Но она, как и я, понимает, что мне слишком долго рассказывать незнакомому человеку о том, как у меня дела. Слишком издалека придется начинать повествование.

– Сегодня меня порадовало мое подсознание, – сказала Инга, – Всю ночь какая-то ерунда снилась. Типа сравнивала Самсунг с айфоном. У Самсунга выходило, что камера лучше и дисплей. Вообще-то я сны очччень редко запоминаю. А тут запомнила. Это мне знак: то, что я все время думаю о Роберте и о ситуации, – исключительно дело моей «силы» мысли. А подсознание мое давно уже занято другим…

– Конечно, – обрадовалась я, – конечно, надо думать уже о сегодняшнем дне! У тебя все еще впереди, Инга! Все будет хорошо, вот посмотришь!

– …И еще его подлость была в том, что он ни разу не сказал мне: Инга, тебе надо кем-то становиться здесь, тебе надо что-то делать. Ему было удобно то, что я – содержанка. Мне, правда, это тоже было удобно. В этом моя ошибка. Но я должна, должна была понять, что ему удобно то, что я – содержанка. И насторожиться! Взбивать сметану. Но он не сказал. Подлый, подлый… Я принимала его подлость за заботу. Это так хорошо, когда о тебе кто-то заботится.

– Да, – эхом отозвалась я.

…Я это очень хорошо понимала. Я бы сейчас тоже хотела, чтобы обо мне кто-то заботился. Но – некому. Антон… О нем даже думать не хотелось. А ведь когда-то была и радость в нашей с ним жизни….

– Я вернулась в социум через двадцать лет, – говорила Инга скорее себе, чем мне, – в нем теперь очень много фальшивых людей… Спасибо тебе, Ольга. Ты – человек. Ты все это слушаешь. И даже сочувствуешь мне.

– Когда ты вернешься в Москву, мы будем дружить.

– Да, – эхом отозвалась Инга.

– Инга, надо написать заявление в полицию. Чтобы тебя признали потерпевшей, чтобы злодей ответил за все!

– Злодеи господствуют на свете, – сказала Инга мрачно.

– Так надо с этим бороться!

– Я не буду. У меня нет сил.

– Но ты только напиши заявление, а бороться