Лучшее за год III. Российское фэнтези, фантастика, мистика - Василий Владимирский

Полина Копылова

Алые паруса и серый автомобиль

Барк торчал из мелкой жемчужной ряби, как негодный зуб, — боком севший на дно, наполовину выгоревший после поцелуя с морской миной, которую принес памятный осенний ураган 194… года. Как будто ураган хотел их убедить, что на той стороне мира действительно идет война. Барк жалко, конечно, уж больно он украшал собой вид, даже и без парусов, но с другой стороны, слава Богу, что не на рыбачий катер мину нанесло: все живы, здоровы, только два-три стекла в ближайших домишках вылетело.

Да и ладно. Все равно никто сюда не едет — год, как война закончилась, народ обеднел, бьется как может, экономит — не до мечтаний, не до развлечений, да и подзабыли за трудные годы про местную достопримечательность. Если, дай Бог, опять потянутся — можно взять в рассрочку новый барк — купить-то дороговато станет… А паруса лежат в сохранности на сухом чердаке. Парусов-то таких не всюду и добудешь. Одно слово — особые паруса.

Сутулый долговязый старик ухмыльнулся и двинулся от пирса в деревню, с силой выстукивая тростью по лбам булыжников. Деревня негромко звучала на разные голоса: у кого-то из открытого окна бормотала радиола, где-то звучно терли о доску белье, где-то шкворчала на сковороде снедь, хныкал чей-то младенец, требовательно квохтала курочка. Твердый стук трости вплетался в эту мелодию, перекликаясь с другими звуками, но при этом существовал как бы сам по себе — как бы на десятую часть такта впереди или позади общей музыки буднего дня.

На маленькой площади перед трактиром, взобравшись двумя колесами на узенький тротуар из песчаника, стоял серый автомобиль. Он был похож на тяжелого жука — горбато-округлый, с переломом посреди лобового стекла. Такого не было ни у кого в деревне, старик знал точно. В деревне только у него был однажды автомобиль, до войны, — потом он его отдал сыну, тот держал в городе «Контору по прокату автотранспортных и иных средств». На дверце был знакомый знак-монограмма: серый автомобиль был взят внаем в конторе его сына. Когда он навещал Густа, что бывало нередко, тот всегда с гордостью показывал ему гараж, но таких больших машин старик не помнил. Эта была новая, значит, дела у сына опять пошли в гору. Послышались легкие шаги — старик обернулся и замер, как замирают, боясь спугнуть редчайшую бабочку или разбудить больного ребенка. На мостовой стояла маленькая хрупкая женщина. Ее руки в светлых перчатках сжимали сверкающий фотоаппарат, светлый пыльник в мельчайшую клеточку был расстегнут сверху на две пуговицы, голову облекала тонкая косынка, из-под которой выбивалась на смуглую матовую щеку седая прядь.

— Простите, пожалуйста, я правильно поставила здесь машину?

— Как это ее можно поставить неправильно? Разве что вверх дном перевернуть!

Женщина улыбнулась и стала не спеша убирать свой фотоаппарат в висящий у нее через плечо кожаный футляр.

— Простите, вы случайно не Хин?

— Совершенно неслучайно, Хин Меннерс к вашим услугам. Если вы нанимали машину в конторе Меннерса и собирались ехать сюда, то вам не могли не порекомендовать разыскать меня — хотя искать меня особо не приходится, в деревне у нас полторы улицы, а я на улице почти всегда, не считая вечера пятницы и вечера субботы, когда я открываю трактир.

— Да-да. Вот и замечательно. Собственно, у меня нет никакого особого дела. Я просто много слышала о вашей деревне, но собраться съездить все было недосуг.

— Да нынче никому недосуг. Все захирело. Май, самый сезон, — а мы ловом больше зарабатываем, чем сувенирами. Вернее сказать, сувенирами мы совсем не зарабатываем, пришлось закрыть мастерскую. В городе еще кое-что продается, из старых запасов.

— Да, кораблики с алыми парусами, я видела. — Она легонько хлопнула по футляру с фотоаппаратом.

— Ну так что же, желаете прогуляться по деревне? И как, к слову, прикажете вас величать? Меня-то вы теперь знаете.

— Меня зовут Алиса, господин Хин.

Старый Хин приосанился и подставил локоть. Она оперлась — так, наверное, казалось ей, потому что сам Хин ничего не почувствовал, кроме слабого касания.

— Начать нам следует с мастерской — то есть это она сейчас мастерская, а так-то это дом, где они жили, отец и дочь, Ассоль, с которой все и приключилось.

— Не запирается? — удивилась она, зайдя за ним в приземистый двухкомнатный коттедж, где обе комнатки были теперь заняты верстаками и стеллажами, уставленными склянками из-под лака. Все было выметено, ни стружки, ни клина опилок на полу. Пахло стылым деревом и запустеньем нежилого дома.

— А от кого запирать? Кому это нужно? Когда здесь работали и материалы хранились, так запирали, конечно. Здесь ведь не только поделки строгали — здесь модели изготавливали, из ценных пород дерева, именные, на заказ. Краснодеревщик был для этого нанят. А сейчас не от кого запирать.

— Вы говорите, она здесь жила?

— Ну да, с рождения и до шестнадцати лет. И алые паруса, надо полагать, увидала вот из этого самого окна.

Пока гостья любовалась морем, сверкавшим издали, как мелкая чешуя, Хин подумал: как славно, что отсюда не видно полузатопленного барка.

— А… Ассоль, она с самого детства была — необычная? Можно было подумать, что ее ждет такая судьба? Или просто везение? Ведь сотни девушек мечтают о чем-то подобном, но сбылось — только у нее.

— Необычная она была, что правда, то правда. Таких, знаете, задавалами считают: они молчат, молчат, точно никто их слова не стоит, — а потом как скажут, так и непонятно, что сказать-то хотели, и ты себя чувствуешь как дурак. Ну, это только кажется так, само собой. Такие они люди, что в них разбираться надо, — а кому охота? У всех о своем голова болит. Так что да, можно сказать, она была девушка необычная. И выглядела соответственно. Как нарисованная все равно что. Жалко, отец ее, когда уехал, забрал все фотографии. Кое-что, правда, висит у меня в трактире, я вам потом, если захотите, покажу. Это, правда, картины, портреты. Не то чтобы она там была на себя похожа — но что-то вышло. Хотите еще тут осмотреться или пойдемте к морю?

— Пойдемте к морю!

Хин теперь выстукивал тростью по лбам булыжников с какой-то сосредоточенной гордостью.

День был будний, тихий; кто-то отсыпался после утреннего лова, кто-то был по делам в городе: ряд катеров у пирса зиял пустыми местами. Те, что были на месте, радовали глаз свежей покраской и сочной чернотой наново просмоленных бортов. Названия на бортах отдавали наивной вычурностью деревенских представлений о прекрасном.

— Я, знаете, отсоветовал называть катера в честь Ассоль. Зачем давать красивое имя неказистой посудине? Называли бы в честь рыб — все-таки рыба нас кормит. Но — нет. Вот извольте, эту скорлупу окрестили «Руна». В честь дочки министра, у кого был роман с циркачом… Какая же это, скажите, «Руна»? Был бы он еще дизельный — а то тарахтелка тарахтелкой.

— А — это?

Алиса указывала на полузатопленный барк.

— А, это? Это двухмачтовый барк постройки 189… года, но был как новый, пока не подорвался на мине в 194…-м. Наша, можно сказать, единственная военная потеря.

— Здесь была война?

— Упаси боже, не здесь — в Европе.

— В Европе была война?!

— Э… — Хин смекнул, что с гостьей нечисто. Как она может не знать о войне? Впрочем, это не его дело. Сейчас надо обойти скользкую тему. — Вы, должно быть, жили в уединении… У нас тут, в общем, тоже не слишком-то подробно писали о ней в газетах. Мы же нейтральная сторона.

Гостья свела брови над овалами своих солнечных очков.

— Да… — медленно сказала она, — я жила в уединении. Этому способствует род моих занятий. Я пишу…

— О, тогда разумеется!..

— То есть после войны 1914 года — я правильно понимаю? — была еще одна война?

— Да, совершенно верно, началась в 1939 году. Германия налетела на Польшу. Ну а потом туда же ввязались англичане, французы, коммунисты — кто только туда не ввязался. И все это длилось шесть лет. И нам принесло мину. И знаете, чем все закончилось? Германия опять продула! Вчистую!

Хин хотел еще сказать, что немецких военачальников намереваются судить, — но заметил, что его спутница отрешенно смотрит на море, — и промолчал. Наверное, она свыкалась с мыслью о войне, которой не было в ее жизни — даже в виде газетных заголовков. Ее лицо было как лицо спящей, в сознании которой несутся сбивчивые сновидения, едва отражаясь в легком движении бровей, губ и ресниц. Выждав достаточное, по его мнению, время, Хин спросил:

— А что вы пишете?

Она ответила не сразу, как будто размышляла, сказать как есть или солгать.

— Я — сказки. Длинные сказки, для взрослых. Скажу вам, я не очень известна…

Хин усмехнулся, так и не определив, сколько в этом ответе правды.

— А у нас тут сама жизнь написала сказку, как говорится. Вот сюда и подплыл корабль с алыми парусами. С него спустили шлюпку, и Ассоль исчезла на борту. А на следующий день ушел ее отец, Лонгрен. К слову сказать, я давно уж думал, что неплохо бы сочинить об этом книгу. Мечта — ходкий товар, когда она становится явью. Знаете, как с лотереей? Стоит кому-то выиграть миллион — и на следующий день не купить ни единого лотерейного билета. Так же и здесь. Стоило одной мечте исполниться — и сотни девушек решили, что с ними может произойти то же самое.