Газета "Своими Именами" №39 от 25.09.2012 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

К исходу 60-х годов XVIII века и появилось название «канонерская лодка» (поначалу даже «канонерская шлюпка»). К концу XVIII века канонерские лодки уже можно видеть в официальных штатных ведомостях русского флота. Они оказались наиболее удачным типом судов гребного флота. Ко времени начала Отечественной войны 1812 года их размеры немного увеличились и составляли 18-20 метров длины при осадке менее 6 футов (фут = 30,48 см). При численности команды в 60-70 человек канонерские лодки вооружались одной 24-фунтовой пушкой и иногда 1-2 одно-двухфунтовыми фальконетами (калибр пушек определялся по весу ядра, 1 фунт = 0,41 кг). Весь экипаж вооружался ружьями, а сверх того на борт бралось и специальное абордажное оружие: пики, топоры, сабли, крючья. Канонерские лодки побольше вооружались 18- и 12-фунтовыми пушками и 4-мя лёгкими 3-фунтовыми и назывались «шлюпами» (не путать с одноимёнными 3-мачтовыми кораблями). Помимо лодок были ещё «Катера бомбардирские», оснащённые двумя 40-фунтовыми единорогами и двумя 18-фунтовыми пушками каждый, а также и гребные суда других типов.

С приходом на трон Александра 1 Балтийский флот получил новое, так называемое «оборонительное» штатное расписание(1803). Как ни печально, но учреждённый Комитет для приведения флота в лучшее состояние, хотя в его составе и были выдающиеся адмиралы, пришёл к заключению о приоритете сухопутных сил и ограничении задач, решаемых военным флотом, обороной побережья. Эти выводы полностью соответствовали взглядам Александра 1 на второстепенность флота и при определённых обстоятельствах могли сыграть роковую роль в войне с Наполеоном. К сожалению, подобную ситуацию в оценке флота мы наблюдаем и сегодня в нашей стране. Что же касается организационной стороны, то в это время и гребцы, и артиллеристы уже не были сухопутными солдатами, а числились «служителями» флота. Это наименование долго сосуществовало со словом «матрос», пока не было вытеснено последним, хотя русское слово точнее, поскольку оно охватывало и нестроевую часть команды судна – плотников, купоров и всех прочих, а ведь «служить» Отечеству во всех должностях почётно!

Всё вышесказанное относится к тем временам, когда эти небольшие судёнышки, а главное, люди, служившие на них, отстояли честь России в Отечественной войне 1812 года. Воскрешая в памяти эпизоды борьбы с Наполеоном, мы неизменно вспоминаем о беспримерном мужестве и выдержке солдат и офицеров русской армии под водительством Кутузова, казаков Платова, партизан Дениса Давыдова и Василисы Кожиной. Незабываема и памятна, даже в частностях, дорога великой той победы. Но иные из событий тех героических лет проходили и по другим, не столь часто вспоминаемым обходным дорогам, которые могли оказаться и роковыми в судьбах России, не окажись людей с отважными сердцами на небольших судёнышках, называемых канонерскими лодками, осенённых голубым крестом Андреевского флага, флага российской морской славы. Все помнят Гангут и Гренгам, но мало кто слышал о защите Риги от войск Наполеона в 1812 году, а между тем Рига стояла не на последнем стратегическом месте плана Бонапарта в его походе на Россию.

Если бы жив был Валентин Пикуль, он наверняка порадовал бы нас большим историческим романом на эту тему, но, увы, все мы смертны. Моя цель гораздо скромнее – напомнить читателям, что был и такой эпизод в Отечественной войне 1812 года, к сожалению, мало известный потомкам.

План кампании вызревал трудно и медленно. Аналитический ум повелителя Европы отбирает, оценивает, раскладывает на чаши весов все за и против предстоящей войны с Россией, все накопленные опытом полководца соображения, все наблюдения богатой событиями жизни, используя всю изворотливость недюжинного ума. Столкновения с Россией не миновать: пока она не разгромлена, то несокрушима и Англия, основной противник континентальной системы Наполеона. Тревога не покидает сердце и не покинет, пока на востоке не покорилось его воле загадочная и необъятная, протянувшаяся до Тихого океана Россия.

О, эта Россия!.. У неё есть искусные военачальники, но не это главное – самое главное необозримые русские пространства, так пугающие не только Наполеона. Мысль императора снова и снова ищет путь к столь нужной ему победе.

Взор не отрывается от карты и приходит решение… Ведь к России – к самому её сердцу, столице, можно подобраться не только по суше. С двух сторон обращённую к Европе часть Российской империи омывают моря. Чёрное море не в счёт, зато есть Балтика, ведь можно считать, что всё южное побережье Балтики вплоть до российских границ вполне покорно императору французов. И как это ни странно, заключает Бонапарт, но лучшая дорога в Россию – по морю.

Постепенно в голове Наполеона начинает складываться план: главный удар по России нацелить через Ригу на Петербург. Замысел быстро облекается в чёткую форму – сильная флотилия должна отправиться на Балтийское море. Но вход туда заграждает британский флот, к которому в случае войны присоединится и русская эскадра. Но ведь есть и потайная дорожка – старинный судоходный канал, соединяющий низовье Эльбы с нижним течением реки Траве, впадающей в Балтийское море (у порта Любек). Этот канал называют то Гольштинским, то Шлезвигским. Глубоко сидящие океанские корабли по нему не пройдут, зато вполне пригодны для такой цели канонерские лодки…

Итак, снова звучит «канонерские лодки». В действенность обычных по тому времени малых боевых кораблей и прежде всего канонерских лодок Наполеон уверовал твёрдо: ведь на его глазах небольшие, на вид утлые судёнышки беспрепятственно сновали вдоль французского побережья по мелководью, буквально под самым носом у ощетинившихся пушками трёхдечных гигантов с «Юнион Джеком» на гафеле. А посылаемые против них английские бриги канонерки попросту топили залпами своих орудий. И это происходило и до, и после Трафальгарской би-твы, когда остатки французского флота открытого моря не смели показаться из надёжно укрытых гаваней.

Теперь, думая о решающем стол-кновении с Россией, император снова и снова вспоминал Булонь, где собирались войска для высадки в Англию, и от которой он отказался, и те свидетельства боевой ценности гребных судов, которые он там получил.

В политике, как и на войне, не редкость обходные, потайные пути.

Корысть и шпионаж - два порока с древнейших времён. Чиновники продали замысел императора за золото. Достоверность информации подтверждалась и другими источниками.

План балтийского похода не мог не стать известным в Стокгольме. Шведский министр иностранных дел барон Энгестром познакомил с ним российского посла. Депеша об этом была получена в Петербурге 2 марта 1812 года. Ответные меры последовали незамедлительно. Уже 10 марта последовало распоряжение Балтийскому флоту привести в боевую готовность все 236 имевшихся в его составе канонерских лодок. Кроме того, было дано указание на строительство ещё 60, которые были бы «безопасны для переходу морем с десантными войсками, имея в прочем надлежащее совершенство». Подрядчики – петербургские купцы Мижуев и Красниковский – хотя и с небольшим опозданием, справились с трудным заданием, за что были удостоены «высочайшего благоволения». Теперь французам, решись они выполнить свой коварный план, противостояло, не считая других судов гребного флота, 296 русских канонерских лодок, не менее совершенных, чем французские, а главное – с отважными экипажами. Опыт недавних десятилетий убеждал, что на море русские не менее грозны, чем на суше.

От первоначального плана кампании Наполеону пришлось отказаться с глубоким сожалением. Сожалеть было о чём: ведь если бы удалось осуществить переход гребной флотилии по Балтике, то под угрозой непосредственного удара оказалась бы столица Российской империи, а это немаловажно. Кроме того, морские коммуникации сняли бы заботы об обеспечении тыла, об устройстве складов военного снаряжения и продовольствия, придали корпусам «Великой армии» большую подвижность. Однако, сведения, что русские заблаговременно привели в состояние боевой готовности Балтийский флот, заставили Наполеона спешно изменить первоначальный план.

Речи уже не могло идти о возможном столкновении с русскими моряками при численном равенстве сил, а скорее всего, даже при их превосходстве, ибо помимо гребных судов французам пришлось бы иметь дело с линейными силами флота, которые, несмотря на недальновидную морскую политику Александра I - «России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не представляется», были весьма внушительными. И хотя на мелководье и в штиль действия парусных эскадр были стеснены, но оставался гребной, москитный флот, не боящийся таких трудностей. А потом, хорошо знакомые с прилегающими к их Отечеству берегами, русские моряки легко отыскали бы возле них такие места, где бортовые залпы их кораблей и фрегатов разметали бы в клочья наполеоновскую армаду.