Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке - Василий Песков

Трудное это дело — проследить перипетии жизни маленьких хлебоедов. И все же нашлись терпеливые и настойчивые люди, отдавшие наблюдениям за мышами тысячи часов времени.

Англичане создали полигон с названьем «Мышиный дом», куда выпускали сотни мышей. В сумерках красного освещения (мыши активны главным образом ночью) наблюдали за мышами, прослеживая закономерности их общественной жизни. Сразу же обнаружилось большое неудобство в работе. Дежурить на лестницах-стремянках в «Мышином доме» надо было во время, когда все добрые люди спят. Но мышей удалось обмануть — днем помещение затемняли, а ночью освещали яркими лампами, создавая впечатление дня. Через неделю эту подмену мыши приняли — при свете спали, а в затемненном помещении при красном свете бегали, кормились, дрались, миловались.

Непростым делом оказалось разобраться в суете поднадзорной серенькой мелкоты.

Мышей пометили. Но постепенно и по облику (мыши, как и китайцы, отнюдь не все на одно лицо), по способу передвижения стали их узнавать, понимать побуждения, интересы, симпатии и антипатии друг к другу. Мышиная возня понемногу становилась понятной.

Первое, что удалось выяснить: мыши вовсе не кроткие, тихие существа, а агрессивные, неугомонные в преследовании ближнего и драках по разным поводам. (Писк в мышиной возне — это голос тех, кто убегает или обороняется.)

А в чем причина таких раздоров? Первая — установление иерархии в данном сообществе. Сильные подавляют слабых, и постепенно в результате возни — запугивания, преследования и укусов — выявляется деспот, который может появляться повсюду и всех сметать с пути, подавляя малейший протест. Выявляется и второе лицо в этой цепочке — мышь, которая деспота избегает, но, как только он задремал, сама становится деспотом, за ней идет третий, и так далее вниз по лестнице, где оказываются изгои, которые боятся всех, и эта боязнь объединяет их в группки, где тоже есть свой «царёк», но такой же, как все, нерешительный, слабый и тоже покусанный. Изгои ютятся где-нибудь на задворках мышиного государства, «молчат в тряпочку» и даже кормиться выходят при свете, когда вся «элита» ложится спать.

Итак, первый повод к возне — установление иерархии, выявление кто есть кто. Это влияет на выбор самок. Обычно у мыши-мужчины одна подруга, но сильный и особенно «деспот» имеет двух, а иногда и трех жен, живущих единой семьей в гнезде повелителя. Причина вторая возни — территориальная. Доминирующие самцы стараются занять лучшие угодья для жизни и, утвердившись на них, уже никому не позволяют появиться в своих владениях. Но все мыши — страстные исследователи, им важно знать «топографию» территории — все ее норки и бугорки, препятствия и убежища. Изучив территорию, мышь при опасности без ошибки бежит в свой дом-крепость, минуя препятствия.

Исследуя пространство, мыши неизбежно могут вторгнуться в чьи-то владения, хотя осмотрительно этого избегают. Нарушение территории немедленно и жестоко карается. Нарушителя, подняв для острастки шерсть дыбом, преследуют, пытаясь на бегу укусить. Но вот бедолага заскочил наконец в свою резиденцию, и тут вдруг сразу его поведение изменяется — мышь становится смелой, решительной: «А это — моя территория. Тут я стою и готов дать тебе бой!» Преследователь хорошо понимает, что значит стоящая дыбом с оскалиной мордочкой фигура противника, и пыл преследователя угасает — в дом он не сунется, разве что угрожающе постучит хвостом и удалится.

Но это сделает только самец, равный по силе другому. Ярость же деспота-премьера такова, что собрата, нечаянно заглянувшего в его владенья, даже укрывшегося в своем жилище, укусом в шею может даже и умертвить. Обычно же в драках самцы (самки не пекутся о границах владений) стараются укусить противника в основанье хвоста. Хвост у мыши — не только руль-балансир при беге и «пятая нога» при лазанье, но и сигнальный инструмент: «Нападу!» (Любопытно, что и лев, прежде чем сделать прыжок нападенья, бьет хвостом по земле.)

Потеряв или повредив хвост, самец мыши скатывается на низшую ступень сообщества, его место теперь — в среде изгоев.

Самки в этом сообществе спокойны, их агрессивность начинает проявляться во время беременности и выкармливания потомства. В это время они нападают на других самок, на всех, кто сунет нос в их обитель, могут напасть даже на повелителя-мужа. Обычно он в это время уходит жить в какое-нибудь убежище на своей территории.

Растущая семья (размножаются мыши быстро — беременность длится всего двадцать дней) определяет своих по запаху. Чужака с другим запахом встретят в штыки, причем в обороне участвуют все разновозрастные поколения семьи.

Прыжок мыши из-под снега.

В напряженной жизни мышей бывают, однако, моменты, когда законы привычного бытия не действуют. Чаще всего это случается в жестокие холода, когда не помогают даже затычки из ваты и сена и жилье. Тогда, забыв о всяких границах и табели о рангах, обитатели колонии собираются в тесные группы и спасаются, согревая друг друга (беда сближает!).

Но потеплело — и все возвращается на круги мышиной возни.

Проверяли ученые и что происходит на территории, заселенной мышами до предельной плотности. Срабатывал механизм торможения роста численности. Все мыши при обилии корма были здоровы, но размножение прекращалось. Увеличили территорию — численность за короткое время выросла сразу в три раза. Но это происходило в искусственно созданных условиях.

В природе же, например в стогу пшеничных или овсяных снопов, такая плотность не возникает, и механизм торможения численности если и работает, то не так явно.

Но время от времени в природе случаются «мышиные годы». Недавно, перечитывая Историю России Карамзина, я встретил извлечения из летописей о таких бедствиях. Мышиный год был на памяти и у нас — 1942-й. Я помню, как в крайних домах села рыли канавы, чтобы мыши с полей не попадали в жилье.

Маршал Рокоссовский вспоминает: под Сталинградом мыши, забираясь в самолеты, обгрызали оплетку проводов, летчики болели туляремией (мышиным тифом). Телохранитель маршала Жукова рассказывал мне: «Под Воронежем, в городке Анна, Жуков ночью позвал меня громким тревожным голосом: «Бедов, ко мне!»

Разобрались: в постель маршала забралась приблудная мышь». О нашествии грызунов в землянки у Сталинграда пишут и немецкие мемуаристы.

Необходимость присмотреться к скрытной и всегда существующей рядом с нами жизни маленьких, но многочисленных грызунов объяснима. И уже первые результаты невообразимо трудных исследований, как видим, интересны не только ученым. В который раз мы видим, как каждый вид всего сущего на земле приспособлен выживать при всех гонениях и хитросплетениях бытия.

Фото автора. 14 марта 2003 г.

Сорные куры

(Окно в природу)

Мы ко всему привыкаем. Ну разве не чудо — птичье яйцо: отдельно — белок, отдельно — желток, прочная пленка, жесткая скорлупа-«бочка».

Стукнул ножом над сковородкой по этой «бочке» — через две минуты готова яичница. Но при строго определенной температуре в яйце зарождается жизнь, и через три недели является свету маленькое существо… — «Все живое — из яйца!» — один из постулатов жизни. И очень немного надо, чтобы запустить дремлющий в яйце механизм.

Самый простой и надежный способ для развития жизни вне тела матери — у птиц. Наседка, садясь на яйца в гнезде, иногда выщипывает перья на животе, чтобы они лучше соприкасались с теплом ее тела. И все! В яйце начинается бурное развитие жизни. Простоту поддержания этого процесса люди давно заприметили. Египтяне изобрели специальную «печь», названную римлянами «инкубатором». На Филиппинских островах цыплят выведши в длинном ящике, в котором на сетке лежат обнаженный человек, теплом тела создавая нужную температуру. Один пчеловод мне рассказывал, что вывел цыпленка, поместив куриное яйцо в улей. «Биологически оптимальная температура», — по ученому объяснил это любознательный человек. (Почему бы не повторить эксперимент кому-нибудь из пчеловодов?) Сейчас в инкубаторах в огромном количестве выводят цыплят. А у биологов есть термостаты, управляемые с помощью электроники.

«Но все равно лучше наседки инкубатора нет», — сказал как-то опытный орнитолог.

Большеногих кур, живущих в Австралии и на нескольких островах Тихого океана, известно двенадцать видов. Все они яиц не насиживают, а выводят птенцов, пользуясь природным теплом, — кладут их в теплый прибрежный песок (совершают для этого из джунглей до океана неблизкие путешествия), зарывают в вулканический пепел, кладут между камней или в кучу компоста (гниющие растения). И есть вид большеногих кур, особенно нам интересный.