Шакалы вышли на охоту - Жанна Ермековна Курмангалеева

– Не переживай, я не променяла тебя на твою более молодую и красивую версию. Хотя следовало бы.

– Лекс, подожди меня в машине, пожалуйста, – мрачно попросил Шакал. – С сумкой я разберусь сам.

Алекса кивнула и подошла ко мне. Обняла, сильно вонзив ногти мне в лопатки. Я вдохнул шоколадный запах ее волос.

– Я никогда не забуду тебя, малыш.

– И я тебя, Лекс.

Она быстро выпрямилась и ушла.

   С ее удаляющейся фигурки я перевел взгляд на Шакала, деликатно отвернувшегося. Он начал усердно запихивать ее многочисленные вещи в чемодан.

– Она сказала, ты не женат, – после паузы сказал он.

– Она не соврала. С чего вдруг тебе это стало интересно?

– Ну, я ведь был лишен возможности посмотреть на твою физиономию, когда тебя впервые охомутала девчонка, – с напускной веселостью произнес он.

– У меня нет прикола в наручниках по душам трещать, ты уж прости, Шакал.

Его натянутая улыбка сошла с лица.

– Это я, Раш. Я могу доказать, – он сел на колени передо мной. – Твоим любимым местом дома был подоконник на кухне. Когда мы были наказаны, или на улице было холодно, ты мог там часами сидеть. Я тебя научил туда лазить, а когда ты туда впервые сам залез, ты сверзился прямо на стол. У тебя до сих пор остался шрам на плече. Мама тогда сильно на меня обиделась, сказала, что я за тобой не смотрю. А когда ты был совсем маленький, ты называл меня ежом, понятия не имею, почему. А помнишь фильмы, которые мы придумали? По ночам ты скрипел зубами, а когда тебя начали в школе обижать, мы подрались и сломали себе носы. Мама весь день ругалась, а потом посмотрела на отца, на меня и на тебя, и сказала: “Я не женщина, а…”

– “… какая-то ксерокопия”.

Мы мимолетно улыбнулись. Его голос, низкий, рокочущий и такой родной, на мгновение пробудил воспоминания о тех беззаботных временах. Но мгновение длилось недолго.

– Я хотел разбудить тебя тогда… – совсем шепотом сказал он. Я резко поднял взгляд. – Но если я что хорошего в жизни сделал, так это то, что не сломал жизнь и тебе тоже. Я не жалею, что не потряс тебя тогда.

– Почему ты ушел? – хрипло спросил я.

Брат отвел глаза. Детская искра ушла, он снова оказался Шакалом.

– Легче всего ходить и вопить о том, что у тебя проблемы. Сложнее что-нибудь сделать, но труднее всего – это признать. И я признал. Дома у меня будущего не было, Раш. Даже если бы меня оправдали, что бы было дальше? Экзамены я бы точно не сдал, никуда бы не поступил. Меня бы забрали в армию, после нее я бы устроился на малооплачиваемую работу на завод. Пахал бы там, пока не повредил бы ногу или руку. И стал бы тем уродом в твоей идеальной семье, твоей обузой, копией нашего отца, как снаружи, так и внутри.

   Последние слова он произнес так тихо, что я еле услышал. И прежде чем сообразил что-либо, сказал:

– Ты бы не стал таким, как отец.

Брат с благодарностью посмотрел на меня.

Вдруг он обошел стул и присел за спинкой. Тут я услышал щелк и с удивлением размял пальцы.

– Они нужны были только чтобы ты не сбежал из багажника, – пояснил он, крутя наручники на пальце.

– А зачем ты притащил меня сюда? – спросил я, потирая затекшие запястья.

– Поговорить надо было.

– О чем?

Брат кинул наручники на пол.

– Я хочу сыграть честно.

– В смысле?

– Я оступился, Раш.

– Ты уже висишь на самом краю, брат.

– И ты решишь, столкнуть ли меня вниз.

Я все еще ничего не понимал, а он продолжил:

– Рация у тебя в куртке, ты можешь отправить за нами хвост. Только одно запомни, пожалуйста. Алекса не виновата, она ни в чем не участвовала, вся вина только на мне. Мареши тоже не причем, они даже не знали, что я жив. И мех отдал я, а не они.

Я молчал.

– Ты расскажешь матери?

– Меня это не касается – это только между вами. Тебе решать.

Брат прислонился спиной к стене и задумался. Наконец он спросил:

– Ты рассказал ей, почему я якобы умер?

– Нет. Сказал только, что тебя нашли в реке.

– Хорошо. Если что – пририсуй мне какой-нибудь порок сердца, или что-то типа того. Пусть не думает, что ее сын сдох от собственной глупости.

Он сказал это тем же тоном, каким говорил: “Если что – я делаю уроки вместе с Аароном”.

   Брат бросил взгляд на улицу. Я сказал это за него, поднявшись:

– Вам пора.

Он посмотрел на меня. Он не хотел. И я тоже.

   Наконец он взял сумку и медленно направился к выходу. Я ничего не сказал. Вдруг он остановился.

– Будь ты проклят…

Я смотрел, как упал на бок чемодан, когда он обнял меня. Я сомкнул руки у него на спине. Он так крепко сжал, что я и через неделю мог бы сказать, где у меня на лопатках были его пальцы.

   Звук заведенного мотора, колеса. Тут запищала рация и раздался обеспокоенный голос Джо.

– Рауль? Рауль, черт побери, ответь! Джекклс, если ты сейчас же не ответишь, ты уволен!

Я достал рацию и сказал в нее:

– Джо, я в порядке. Где Дюк?

Я услышал, как по ту сторону разнесся счастливый смех.

– Дюка мы забрали, он в участке, живой и здоровый. Ты где?

– Меня похитили, я на реке, возле старой сторожки. Это был Шакал. Это какой-то псих, впервые в жизни его увидел. Он приехал сюда, остановился. Я был на заднем сиденье. Мне удалось открыть дверь изнутри и выскочить. Он, по-моему, ничего не заметил. Джо, он на полной скорости заехал в воду. Приезжайте сюда, мне уже надоело тут торчать.

– Уже едем. А что с Марешами? Ты же шел к ним.

– Я не дошел. Человек, который сидел за рулем, точно не был кем-то из них, клянусь тебе.

– Хорошо. Кстати, к тебе какая-то девушка заходила. Сказала, что придумала очень ужасную шутку про черную полосу. Это кто?

Все-таки пришла.

– Знакомая. Слушай, не время сейчас, езжайте быстрее!

Рация пискнула в последний раз. Я обернулся и похромал к нелепому и совершенно лишнему шкафу. В этот момент я не смог бы и кулак сжать – я час пролежал на наручниках, сдавливающих запястья – но каким-то образом я все же сумел передвинуть его. Этот шкаф, наверное, притащил сюда брат, когда прятался тут от милиции. Его не было, когда я был тут