Встреча, которой не было - Екатерина Островская

Потом она работала почти до рассвета. Поговорила с мамой и ответила на звонок Аманды. Мама сказала, что хотела бы прилететь, потому что очень скучает по единственно родному дому, но боится встретить страшного монстра, который сломал всю ее жизнь. Кроме того, в России не было и нет свободы. В Штатах сейчас пишут, что несчастные российские граждане мечтают уехать из страны, но их не выпускают и грозят уголовным преследованием. А если эмигрировавшие прежде по каким-то причинам возвращаются, их могут никогда не выпустить. Настя смеялась, пыталась переубедить и развеселить маму, рассказывала, как ей спокойно… Но, что бы она ни делала, о чем или о ком бы ни говорила, мысли постоянно вертелись вокруг одного человека.

Глава 12

На следующий день Воронину вызвонил следователь Гуров, который сказал, что хочет, чтобы она опознала человека по фотографии. Светка ответила, что, если это труп, она не придет. Гуров заверил, что имеет в виду фотографию живого человека. И тогда Воронина решила пойти, но все равно взяла с собой подругу. Следователь, увидев Анастасию, признался, что хотел пригласить и ее, но не решился. Судя по всему, у него было к ней несколько иное отношение, чем ко всей съемочной группе, включая Воронину.

Им обеим он продемонстрировал черно-белый снимок не старого еще человека, какой обычно делают на паспорт. На фотографии был запечатлен человек в пиджаке и в рубашке с расстегнутым воротником, из-под которого выглядывала тельняшка.

– Вы знаете, кто это? – спросил Гуров. – Встречались ли с этим человеком прежде? Если встречались, то при каких обстоятельствах?

Воронина, едва взглянув на снимок, поморщилась.

– Конечно же, нет. Я встречаюсь только с приличными людьми.

Ее попросили вглядеться внимательнее, потому что от этого многое зависит.

– Да это вообще какой-то морячок! – возмутилась Светлана. – Я с морячками не общаюсь.

Настя внимательно разглядывала фото.

– Может быть, случайно в Лесном – на улице или в магазине? – подсказал Гуров.

Воронина покачала головой.

– Странно, – удивился он, – а ведь это именно Ершов, тот самый, что работал тут пару ночей сторожем. Его не признал ни Баландин, ни Божко, ни кто-либо другой, в том числе вы. И соседи его тоже не опознали, что, согласитесь, странно. А ведь это он, фото из личного дела – нам его прислали из одного ведомства, которое проверяло Ершова перед тем, как выдать паспорт моряка. И старую характеристику прислали; впрочем, она самая обычная: вахты несет исправно, в пристрастии к алкоголю не замечен – пьет не больше других. Не женат.

– Кто же пойдет за такого! – усмехнулась Светлана.

– Не скажите, – возразил Гуров, – сейчас ему только пятьдесят один. Неплохо зарабатывает, по полгода бывает в море. Не алкаш. Одиноких женщин много, желающие найдутся. Только ваше оборудование здесь охранял не он.

– А кто же? – удивилась Воронина.

– Скорее всего, тот, кто и убил Олесю Руденскую. И следствию предстоит выяснить, что это за человек. Мы тут пытались составить фоторобот. Оператор даже портрет его нарисовал, по словам остальных, включая Божко, очень похоже получилось. Сейчас я покажу, а вы скажете, видели ли его прежде.

Следователь достал из пластиковой папки карандашный портрет мужчины. Изображенный на рисунке человек был задумчив.

– Может, и видела где, – чтобы отвязаться, выпалила Света, – мало ли кто по Лесному разгуливает!

Настя посмотрела на рисунок и пожала плечами, зато Воронина потребовала еще раз взглянуть. Разглядывала долго, а потом тоже пожала плечами.

– Очень похожий ко мне пару раз в ресторан приходил. Один раз был с девицей – типичной тусовщицей. Заказывали шампанское и коньяк не из дешевых. Девица трындела все время, а этот разглядывал меня. Так уставился, что я ушла из зала. Конечно, тот был приличнее этого, нарисованного: хороший костюм, ботинки явно итальянские…

– А второй раз? – напомнил Гуров. – Вы сказали: видели пару раз. Второй раз он с кем приходил?

– Один был, кажется, Но я его мельком углядела. Он в баре сидел, когда я вошла, он как раз оттуда выбирался. Посмотрел на меня, а я не смогла тогда сразу вспомнить, где же видела его до того. Но что ему делать в Лесном – он такой из себя ухоженный? И моложе этого явно. Высокий…

– А этот, что на рисунке, едва ли среднего роста, как все утверждают, – сказал следователь, – понятно, что это разные люди.

– А кто спорит? – продолжала Воронина. – Тот, из ресторана, такой, на которого может обратить внимание одинокая женщина: уж явно не рыбу по полгода ловит.

– Да бог с тем вашим посетителем! – махнул рукой следователь. – А этого, – он показал на рисунок, – этого рано или поздно сыщем.

Он поднялся и посмотрел по сторонам:

– Кажется, всех опросил. – Взглянул на Анастасию. – А вы, пожалуйста, передайте Игорю Егоровичу мои наилучшие. Скажите, что продюсер «Крошек» со мной уже связался, и мы обо всем договорились: через неделю, в субботу, они приедут о мне в Ягодное. Это недалеко отсюда – километров сорок. Если у него будет время, пусть заезжает. Вместе с вами, разумеется. Буду очень признателен за такое внимание к моей скромной особе.

Гуров направился к ожидавшему его автомобилю, а Воронина спросила подругу:

– О каких «Крошках» он говорил? Это те девочки, которых все время по радио крутят?

– Я и сама не поняла, – изобразила недоумение Настя. – Догони его и спроси, пока не уехал.

– Все ты знаешь! – обиделась Светка. – Просто в последнее время какой-то другой стала. На тебя так, что ли, знакомство с олигархами действует?

Но размолвка была недолгой. Светка была счастлива, а счастливые люди любят весь мир и на мелкие неприятности не обращают внимания.

Похоже, вечерние прогулки превратились в традицию. Селезнев позвонил и спросил Настю, нет ли у нее желания пройтись. Отказываться она не стала – и сама рассчитывала увидеть его сегодня. Быстро спустилась вниз и поспешила к калитке. Но когда увидела соседа, сбавила шаг, чтобы Игорь Егорович не подумал, что она бежит по первому зову.

– Как работалось сегодня? – спросил Селезнев.

– Да я не считаю это работой, – ответила Анастасия, – работа – это когда встаешь рано, собираешься, едешь куда-то на метро или маршрутке, а потом почти девять часов делаешь то, что тебя обязывают делать должностные инструкции и распоряжения начальников. Стоять у станков или доменных печей – тяжелый труд, сидение в офисах тоже не всегда доставляет удовольствие, а для меня то, чем я занимаюсь, просто развлечение, за которое еще и платят деньги – куда большие, чем получают те, кто действительно возвращается домой вечером измочаленным и усталым. Представляю, как обидно тем людям сознавать, что есть такие, которые, палец о палец не ударив, благоденствуют на берегах теплых морей, просаживая в казино и клубах за один вечер столько, сколько им не заработать своим тяжким трудом за несколько лет. Вот вы рассказывали о Капустине… Он, судя по всему, не бедствует, а что он сделал полезного для людей, для страны?..

– Почему вы вдруг о нем вспомнили?

– Если он причастен к тому, что случилось с вами? Насколько я понимаю, вы никого не убивали, а получили срок. А ведь…

– Просто так ничего не случается, – не дал ей договорить Селезнев, – надо было с самого начала разобраться с Капустиным, когда он пытался разорить мою фирму. Но я решил простить, и в результате… Погибла Полина, а потом еще и ваш отец, Лешка Воронин… Когда я вернулся домой их уже не было на свете. Да и моих предприятий фактически тоже… Одни набрали кредитов, которые неизвестно куда делись, другие были распроданы по частям. На моих личных счетах оставались какие-то средства – не такие уж большие. Было, конечно, еще и то золотишко под валуном, но тоже гроши, в сущности. И все же я слетал туда: вернулся в тот дом, где мне помогли, предложил хозяину создать артель, он набрал два десятка мужиков, и мы отправились на таежную речку. Я взял землю в аренду, оплатил геологоразведку бассейна – район оказался богатым не только на золотишко… Через год там уже работало несколько приисков – государству сдавали тонны… Так потихоньку и поднялись… А Капустин… Что Капустин? Если бы я точно знал о его причастности к убийству моей невесты, то нашел бы способ вытащить из убежища в Англии…

Зазвонил мобильный. Настя ответила и услышала голос мамы.

– Я вот что решила, – сказала Валентина Николаевна, – я вылетаю в Россию. Билет уже заказала. Только не надо меня переубеждать. Прилечу и сама посмотрю, как ты там. Что-то мне кажется, не все у тебя так хорошо, как ты описываешь.

Глава 13

Трудно сказать, был ли Борис Ильич счастлив. Когда-то, несомненно, нечто подобное испытывал: перехватывало горло, и сердце начинало биться так быстро, словно хотело убежать далеко-далеко. Учась в седьмом классе, он однажды опоздал в школу, пришел к концу первого урока. Школьная раздевалка была открыта, он зашел внутрь, повесил на крючок свое пальтецо с воротником их искусственного мутона. Хотел переобуться, но вдруг увидел висящее на крючке мужское кожаное пальто. Подошел к нему и, оглянувшись на дверь, засунул руку в карман, пальцами почувствовал купюры и мелочь, выгреб всё: красная десятка, зеленая трешка. Не стал пересчитывать мелочь, проверил другой карман, но там оказалась лишь связка ключей. Тогда он просунул руку во внутренний карман, и пальцы уперлись во что-то твердое. Это был бумажник. Борька вытащил и его, раскрыл, заглянул внутрь и оторопел: в бумажнике лежало несколько пятидесятирублевых купюр. Застучало сердце: вдруг показалось, что за ним наблюдают. Обернулся – никого. Быстро вытащил деньги и сунул бумажник обратно. Подскочил к своему пальто, схватил его, попытался просунуть трясущиеся руки в рукава – сразу пролезла только одна, но он ухватил ею свой портфельчик и выскочил в пустой коридор. Осторожно прикрыл входную дверь, чтобы она не хлопнула. Не побежал через школьный двор, а двинулся вдоль стены, почти прижимаясь к ней, чтобы его не увидели из окон. Так он обогнул здание, прошмыгнул мимо спортивного зала, из которого неслись крики играющих в баскетбол старшеклассников. Потом был подъезд школьной столовой, возле которой стоял фургон. Борька прошел за машиной, потом нырнул за кусты, побежал, и лишь тогда в спину ему, словно оглушительный милицейский свисток, ударил пронзительный звук школьного звонка.