История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта - Юрий Александрович Молин

также в мастерских палатах, где хранилась одежда и разный «убор постельный». Вероятно, тем же способом, т. е. посредством печей, употребляли и другие, не слишком дорогие, обычные курения. В особенной моде была розовая вода. В царских покоях курили разными составными ароматами из водок и трав, которые заготовлялись Аптекарским Приказом. В. Рихтер в своей «Истории медицины в России» свидетельствовал, что для благовония употребляли тогда для Грановитой палаты – oleum cinnamomi, для Мастерской палаты – oleum caryophyllorum. Из Аптеки часто выписывались другие благовонные составы для курения и разная смесь из редких ароматов, которые клали в платье, чтобы доставить ему хороший запах. Изготовлялись также благовонные свечи, например, в хоромы царевны Софьи в 1686 году было изготовлено 26 таких свечей. Ароматическими составами курили в жаровенках, серебряных и медных (Забелин Н.Е., 1990).

Тетки и сестры Федора, оскорбленные второй женитьбой Алексея Михайловича и поведением мачехи (позволявшей себе даже появляться с открытым лицом перед народом, заведшей театр, танцы и прочие «безобразия»), требовали удалить Наталью Кирилловну и ее отпрыска от двора – ведь именно они ухаживали за больным царем! Любимая мамка, нянчившая Федора с младенчества, боярыня Анна Петровна Хитрово обвиняла перед своим воспитанником в страшных преступлениях и А.С. Матвеева, и Нарышкиных, – а царь знал о ее безусловной преданности и доверил попечению боярыни свою молодую жену. «Дядька» Федора, Иван Хитрово, сын всесильного главы дворцового ведомства боярина Богдана Матвеевича, воспитавший царевича и оставшийся одним из доверенных приближенных царя, поддерживал требование родственницы. Однако государь отклонил предложения сподвижников. А.С. Матвеев 31 января дал послам при царском дворе твердые гарантии, что политика России не меняется. «Все те же господа останутся у власти, кроме разве того, что ввиду малолетства его царского величества четверо знатнейших бояр будут управлять наряду с ним» (Богданов А., 1997).

По мнению царя, укрепление Церкви и борьба с раскольниками требовали расширения церковной иерархии: на необъятное пространство страны приходилось вместе с Патриархом всего семнадцать архиереев (девять митрополитов, шесть архиепископов и один епископ). К осени 1681 года Федор Алексеевич имел тщательно разработанный проект епархиальной реформы. Государь исходил из того, что «заблуждения староверов и иноверцев» коренятся в невежестве, а неспособность и нежелание приходских священников противостоять мнению паствы проистекает от недостатков управления. Обширности и славе государства, его роли оплота христианского благочестия должна соответствовать великая Церковь, в которой Патриарху, как Наместнику Христа, подчиняется двенадцать митрополитов (наподобие апостолов), семьдесят архиепископов и епископов (шестьдесят из последних – через митрополитов). Проект епархиальной реформы предусматривал соответствие административному делению государства, предусматривал источники содержания и подчинение каждой епископии. Однако Патриарх откладывал рассмотрение проекта и только 15 октября, в ответ на письменную просьбу Федора Алексеевича, обещал представить его Церковному Собору.

Федор Алексеевич столкнулся с неприятием своих убеждений. Вместо решения поднятых царем проблем с помощью убеждения, просвещения и благотворительности, ряд архиереев предложил расширить монастырские тюрьмы, ужесточить по духовным делам «градской суд», «прещение и страх по градским законам», действия «караулов» и воинских команд. Затормозив реформу, Патриарх Иоаким постарался новую систему чинов представить как попытку расчленения страны между аристократами в духе Речи Посполитой. Но даже смертельно больной Федор Алексеевич не сдавался. Он убедил духовенство учредить несколько новых епархий и повысить статус старых, считая реформу утвержденной.

Возможно, определенные расхождения с Патриархом Иоакимом коренилось в европейском образовании Федора Алексеевича. Как и его старший, рано умерший брат Алексей, он, помимо воспитания у обычных учителей, приобрел знание европейских языков. В царских покоях появились венецианские зеркала, резная английская мебель, немецкие глобусы и географические карты, книги европейских стран (известно, что в личной библиотеке Федора Алексеевича имелись книги по медицине на русском языке, например, «Книга врачевской анатомии Андрея Весселия (Везалия – Ю.М.) Букселенска» в переводе иеромонаха Епифания (Славинецкого).

Великолепием своего дворца и столицы царь с успехом потрясал воображение иностранцев, что было немаловажно, так же как и организованная им при своем венчании сакрализация самодержавной власти (он даже миропомазался, вопреки традиции, в алтаре, как архиерей). Однако Федор Алексеевич знал меру, как свидетельствует указ от 8 июня 1680 года, интересно раскрывающий характер государя. Царь рассердился, узнав, что придворные в челобитных стали уподоблять его Богу: «И то слово в челобитных писать непристойно… а если кто впредь дерзнет так писать – и тем за то от него… быть в великой опале!». Тут, вполне в духе Петра, мысль его перескочила на иную тему: являются к нему во дворец из домов, где есть заразные больные, – «сие есть безстрашная дерзость… и неостерегательство его, государева, здоровья». Лучше бы поздравляли с праздником и здоровья желали, а не Богу уподобляли (Татищев В.Н., 1856).

В 1679 году на крестном ходе он углядел в толпе зрителей девушку, был «сражен наповал», по привычке к быстрым решениям реагировал мгновенно: велел постельничему И.М. Языкову узнать, кто такова. Придворный доложил: дочь смоленского дворянина Агафья Симеоновна Грушевская, живет в доме тетки, жены окольничего С.И. Заборовского. Царь послал Языкова в дом познакомиться с семьей, а вскоре велел объявить Заборовскому, «чтоб он ту свою племянницу хранил и без указа замуж не выдавал». Намерение государя жениться вопреки вековечным правилам повергло родню в шок, И.М. Милославский прямо заявил: «Мать ея и она в некоторых непристойностях известны!» (Татищев В.Н., 1856). Федор поверил, впал в тоску, но преданные слуги уговорили его проверить информацию. И.М. Языков и А.Т. Лихачев (воспитатель царевича Алексея Алексеевича) поехали к Заборовскому и, смущаясь, вопросили «о состоянии» невесты. Агафья Симеоновна вышла к гостям сама и сказала напрямик, «чтоб оне о ея чести ни коего сомнения не имели, и она их в том под потерянием живота своего утверждает!». Царь 18 июля 1680 года отпраздновал свадьбу. Царица простила И.М. Милославского, «разсудя слабость человеческую», но царь, встретив его как-то в темном закутке дворца с подарками Агафье Симеоновне, разъярился: «Ты прежде непотребною ея поносил, а ныне хочешь дарами свои плутни закрыть!» – и вытолкал боярина в шею. Государя еле успокоили (Богданов А., 1997). Здоровье царицы оказалось слабым. Все чаще в ее покоях появлялись различные снадобья. Л.Ф. Змеев (1889) привел описание следующего случая. Доктор Розенбург прописал царице лекарство. Аптекарь не совсем точно приготовил его. Боярыне, отведывавшей лекарство, сделалось «тошно». Тогда заставили самого Розенбурга выпить все лекарство зараз. «Все это черты страшного поголовного суеверия и боязни отрав, – писал Л.Ф. Змеев, – характерные для той эпохи. Если виновный служил при дворе, то в этом, кроме того, усматривалось laesio majestatis (государственный вред. – Ю.М.) и наказание сильно увеличивалось».

Счастье Федора Алексеевича длилось недолго. 11 июля 1681 года он объявил