Жернова. Книга 1 - Вик Росс

Шатаясь, Бренн побрел за парнями, тащившими Дуги, и надеялся на чудо. Оглушительный лай рядом встряхнул его. Самсон привел за собой задыхающегося от бега Пепина и насупленного Дрифу, который от переживаний за молодого хозяина постоянно моргал. Великан подхватил Дуга с рук рыболовов и широкими шагами понес его к повозке, что-то неразборчиво мыча и раскачивая тяжелой головой. Осторожно уложив беднягу, Дрифа с Пепином погнали в Русалку. Растерянный Пепин пытался подсадить бледного, как известка, Бренна, но тот лишь махнул рукой. — Сам дойду, шевелись, Пепин! Дуга выручать надо…

Глава 6. Ошибка

По дороге к Пьяной русалке Бренн успел облевать несколько углов. Когда он, наконец, добрался до дома Ри, у дверей уже стояла лекарская коляска, запряженная двумя крепкими порхами. Видно, отец Дуги, поняв, что случилась беда и не дожидаясь вестей, сразу помчался за лекарем. И, похоже, уговорил «дорогого» врачевателя. Залив в пересохшую глотку полкувшина воды, Бренн поднялся по скрипучей лестнице в спальню, куда Дрифа отнес молодого хозяина. Робея, он остановился возле открытой двери, где в растерянности жались Пепин, Герда и Мелена. В душной комнате стоял едкий запах мочи — Дуги уже не контролировал себя.

Прибывший к пациенту врачеватель Барнабас был относительно молод, но завитая борода, крашеная в лиловый цвет по Арианской моде, придавала ему солидности. Ученик Барнабаса — прыщавый юноша лет шестнадцати, пристроился подальше от больного. Не приближаясь к кровати, где хрипел Дуги, лекарь щелкнул холеными пальцами. Ученик немедля подал ему увлажненный сладкими духами платок, который тот прижал к носу. Поджав губы, Барнабас бесстрастно смотрел из-под полуприкрытых век, как тетушка Улла бестолково топталась около задыхающегося сына, подвывая от отчаянья.

Старая Ойхе не отрывала от правнука неподвижных слезящихся глаз. Лицо и шея Дуги отекли так сильно, что растянутая кожа блестела, воспаленные разрезы зияли, а на теле стали появляться кровянисто-водяные пузыри. Увидав Бренна, старуха схватила морщинистыми пальцами его за рукав и потянула внутрь. Исподлобья изучая врачевателя, он прижался к камням холодного очага, чтобы ослабить боль от ожогов.

Сбросив дорогой плащ на руки Мартена, врачеватель, брезгливо скривив губы, смотрел, как Дуги хрипло дышит открытым ртом и сучит ногами по мокрой простыне. Указав на багровые сочащиеся сукровицей порезы и пузыри, велел ученику:

— Смажь ему кожу биттером, только не трать больше четверти пузырька… И влей в ноздри по пять капель черного забвейника, — от его хрипения голова лопается.

Юноша раскрыл кожаный сундучок и начал перебирать склянки, деревянные шкатулки, баночки разных размеров и форм, холщовые и замшевые мешочки, тонкие ремни, неприятные на вид железные инструменты. Барнабас с раздражением поторопил его, и тот, наконец, нашел нужную жестяную банку. Затем, стараясь не коснуться больного, плоской лопаточкой стал мазать ему распухшее лицо и шею желто-зеленой мазью. Остро запахло чем-то свежим и горьким похожим на запах полыни, смешанной с водорослями.

— Дурак, — резко бросил лекарь, ткнув в спину ученика концом белого резного посоха, — сколько тебе долбить, что в тяжких случаях сперва дают снадобье в рот, а уж потом телеса мажут… Да не суетись уже, бестолочь, делай, что делаешь, только тоньше-тоньше слой накладывай, или на сутки без еды останешься, — сверкнул он глазами и повернулся к переминающейся с ноги на ногу матери Дуги.

— Ну что ж… уважаемая, хрипеть он теперь станет потише. Я потратил ценное и редкое средство, чтобы унять боль, — со значением произнес лекарь, выразительно глядя ей в глаза. Улла мелко закивала и, беспрестанно оглядываясь, быстро вышла, переваливаясь, как утка. Меж тем, Дуги, не переставая дергать ногами, уже не хрипел, — из его груди вырывался лишь странный грубый свист. Глаза исчезли под багровыми распухшими, как оладьи, веками. Лекарь, с неудовольствием обежав больного глазами, нетерпеливо повернулся к двери.

— Да когда ж ему станет легче, достопочтенный господин Барнабас, он уж задыхается, — не удержался папаша Мартен, заглядывая врачевателю в глаза. Барнабас раздраженно глянул на непонятливого простолюдина:

— Яд розовых медуз в такой дозе, какую получил больной, смертелен. Иногда пациента можно спасти, обильно напоив его свиной мочой и пустив кровь, но в этом случае — слишком поздно. Я сделал все, чтобы больной перестал кричать, — и вам нужно день и ночь благодарить за это Жизнедателя.

Мартен Ри тупо смотрел на врачевателя, не умея сразу осознать весь ужас сказанного. А Бренна будто по голове ударили — что? Дуги умрет? Уши резал жуткий свистящий звук, — шея у Дуги распухла еще сильнее и лоснилась, вены вздулись…

Что делать? Ведь он выплеснул почти всю яджу, чтобы помочь Дуги на берегу. Внутри было пусто, как в холодном очаге, к которому он прижимался. Бренн вздрогнул — старая Ойхе сжала ему плечо жесткими пальцами и яростно зашептала: — Поди, поди к нему — окупи сполна свое окаянство — спаси моего внука!

Ее неистовый шепот будто пробудил искру, что зрела внутри. Жар ударил в голову Бренна, дрожь наполнила тело. В комнате потемнело, предметы стали размытыми, звуки исчезли. И только лицо Дуги в паутине лопнувших сосудов виделось четко и страшно…

Подскочив к кровати, Бренн обхватил его раздутую шею ладонями, и тут же его собственное горло перехватил спазм, а воздух превратился в сухой песок, раздирающий глотку. Он чувствовал, что его язык раздулся, заполнил весь рот, став огромным неповоротливым обрубком. А из груди Дуги вырывались жуткие хрустящие звуки, воздух почти не пробивался через опухшую глотку, сердце пропускало удары. Но где таится болезнь? Зажмурившись, будто играя в темноте в прятки, Бренн, наконец, рассмотрел длинные черные нити, которые по-змеиному скользили в жилах Дуги, продвигаясь с током крови. Вот они, мрази! Он помнил, как лечил зуб Дрифы, и нацелив яджу, принялся осторожно, но упорно выжигать «змей», следя, чтобы кровь не вскипела вокруг их склизких тел.

Казалось, прошли часы. Сильно замутило, острая боль гвоздем ударила между бровей, и Бренн чуть не потерял сознание. Он вконец обессилил, проталкивая воздух не то через свое горло, не то через горло Дуги. Он сам горел, выжигая черных змей и отдавая силу. Кому — себе, Дуги? — он уже не понимал… Но сердце друга отзывалось, а пульс выравнивался. Когда песок, раздиравший горло Бренна, превратился, наконец, в воздух, он догадался, что Дуги чувствует то же самое. Очнувшись, будто в тяжелом похмелье,