Плохо быть бестолковой - Ирина Комарова

В отличие от нее я, конечно, буду с Кирилловым встречаться время от времени. В конце концов, как сказала Ниночка в день моего с Витькой знакомства: «Мы с ним дружим». Мы – в данном случае это детективное агентство «Шиповник», значит, и я тоже. А каким противным показался мне Витька – сразу, как только я голос его по телефону услышала! Еще больше я укрепилась в этом мнении, когда его увидела. Даже забавно вспоминать… Впрочем, когда Витька вот так, как сейчас, опускает ресницы и кривит губы, я снова начинаю злиться. Злюсь, хотя и знаю уже, что это в большей степени маска и Витя просто очень ловко притворяется невыносимым типом, на самом деле он вовсе не такой. А время от времени я даже чувствую, что он – тот самый, единственный в мире мужчина, которого я готова видеть рядом каждый день, до конца жизни.

Уф-ф-ф! Все-таки Гошка прав, когда ругает меня за склонность морочить голову самой себе, причем всегда не вовремя! Вот и сейчас я тупо пялюсь в холодильник и, вместо того чтобы заниматься обещанным завтраком для голодного Кириллова, пытаюсь анализировать чувства, которые я к нему испытываю. Я выхватила большую кастрюлю с супом и метнулась к плите. Открыла крышку, посмотрела и с той же скоростью вернулась к холодильнику. Сунула суп на место, повернулась, достала из ящика с посудой сковороду, поставила ее на плиту, едва не смахнув при этом маленькую кастрюльку. Поймала кастрюльку, открыла крышку, посмотрела – ага, вот и оно, свежее картофельное пюре!

Я покосилась на гостя, который, похоже, решил немного поиграть в Будду: неподвижно сидел на табурете, положив руки на стол. Только глаза следили за моими хаотическими передвижениями по кухне.

– Пюре еще горячее, – жизнерадостно сообщила я, повязывая фартук. – А котлеты я быстро, за десять минут поджарю. Мама для папы специально делает паровые, – господи, зачем я опять об этом, я ведь уже и про папу, и про его язву говорила, – но тебе, наверное, такие не понравятся. А пюре ты как больше любишь, с подливкой? Мама очень вкусную подливку делает…

– Как ты. – Витя не улыбнулся, но взгляд его заметно потеплел. – Я все люблю.

– Значит, с подливкой, – решила я и поставила сковороду на огонь. Снова покосилась на Кириллова и на мгновение зажмурилась. Ой, мамочка моя, что же это делается! Я никогда не чувствовала себя на кухне уверенно, но когда Витька так на меня смотрит, я готова жарить ему котлеты, делать подливку, варить борщи, солить, мариновать… я что, с ума схожу? Или это какой-то вид гипноза?

– Рита, я ухожу, – донесся голос Марины, и я выбежала в коридор. Сестра ждала меня, положив ладонь на ручку двери. Выглядела она еще более эффектно – темные локоны в хорошо продуманном беспорядке спадают на плечи, к гипюровой блузке добавился очень яркий, аметистового цвета шерстяной костюм (я бы такой даже под угрозой расстрела не надела, а на Маринке – ничего, смотрится), и в туфли обуты уже обе ноги.

– Мама очень недовольна тем, что ты не ночевала дома, – продолжила она громко и четко, явно рассчитывая, что каждое ее слово хорошо слышно на кухне. – Не задерживайся сегодня, они с папой назначили на вечер серьезный разговор.

– Ну и пусть разговаривают, – попыталась пошутить я.

Увы, у Маринки чувство юмора – как улица с односторонним движением: свои шутки она еще понимает, а в моих, даже в более удачных, не видит ничего смешного.

– Не смешно. – Она заметила, что ремень от скрипичного футляра перекрутился на плече, и поправила его. – Разговор будет с тобой и о тебе, ты это прекрасно знаешь.

– Знаю, – покорно кивнула я. – Но не могу сказать, что меня это радует.

Маринка строго посмотрела на меня и заговорила еще громче:

– Рита, я всегда была на твоей стороне, но в последнее время ты зарвалась. Так что я их понимаю. Кстати, этот человек маме не понравился бы.

– Маринка! – прошипела я, пытаясь вытолкнуть ее на площадку.

– Очень неприятный тип, – почти выкрикнула Марина и уцепилась за косяк. – Подозрительный!

– Да иди уже в свою консерваторию, опоздаешь ведь!

– Чао, сестренка, до вечера! Веди себя хорошо. – Удовлетворенная тем, что высказалась, она наконец позволила выпихнуть себя, и я закрыла дверь.

Постояла минуту, качая головой. Ну что за жизнь? Маринка наговорила человеку гадостей и ушла, а я теперь не знаю, с какими глазами на кухню зайти. А у меня там, между прочим, котлеты жарятся. Они ведь и сгореть могут. И что тогда? Пришел Витя позавтракать, не сам пришел, по моему приглашению. А что получил? Как основное блюдо – хамство моей сестрицы, а на закуску – угольки?

С тем, что тут Маринка вытворяла, уже ничего не поделаешь, а вот котлеты… надо идти спасать завтрак.

К моему удивлению, Витя ничуть не был расстроен представлением, которое устроила моя сестрица, мне даже показалось, что он ничего не слышал. Сидел закрыв глаза, и довольная улыбка блуждала по его лицу.

– Витя, – осторожно окликнула я.

Светлые ресницы взметнулись вверх, а улыбка стала еще шире.

– Котлеты пахнут, – сообщил он, слегка наклоняясь вперед, словно доверяя мне важную тайну. – Ты чувствуешь?

– Чувствую!

Я метнулась к сковородке и убавила огонь. Потом перевернула котлеты и вздохнула с облегчением – все в порядке. Не глядя на Витю, занялась мелкими делами: достать тарелки, вилки, нарезать хлеб. Вспомнила про салфетки – редкий случай, обычно мысль о них мне в голову не приходит.

– Хочешь руки помыть? – спросила я, не оборачиваясь. – Ванная в коридоре.

– А можно здесь?

– Разумеется. – Я отодвинулась, пропуская его к раковине.

Похоже, Витя просто не хотел оставлять без присмотра свой завтрак. А вдруг налетят злые разбойники и унесут сковородку! Я хихикнула за его спиной, но как только он обернулся, принялась с самым деловым видом проверять котлеты.

– Готово. Садись, я накладываю.

Себя я, конечно, тоже не обидела, порцию сделала вполне приличную, но Вите положила раза в два больше картошки. И подливки плеснула щедро, от души, и котлеты – не одну, как себе, а две. Он бросил на меня благодарный взгляд, придвинул тарелку и сосредоточенно занялся завтраком.

Я не отставала, но между делом с удовольствием поглядывала на Кириллова. Странно, ведь я не впервые с мужчиной за одним столом оказалась. Я не говорю про папу, но сколько раз мы с Гошкой вместе перекусывали, с Сан Сергеичем… да мало ли с кем еще! Но впервые мне это было так приятно. Почему? Не знаю. Витя ел без особого изящества, на нож, про который я тоже вспомнила в последний момент, внимания не обращал, вилку держал в правой руке, незатейливо помогая себе кусочком хлеба. Сидит обыкновенный человек и обыкновенно завтракает. Кто бы объяснил, почему мне так нравится на него смотреть?

Витя съел все и отправил в рот последний кусочек хлеба, которым аккуратно, до блеска, вытер тарелку. Откинулся назад, прислонился к стене и устремил задумчивый взгляд на плиту.

– Добавки? – предложила я.

– Нет. – Он с сожалением покачал головой. – Обжираться тоже не стоит.

– Тогда чай? Кофе? А хочешь, я какао сварю?

– Какао? – Витя смотрел на меня круглыми глазами, неприятно напомнив самое начало разговора о завтраке. Он что, опять у меня каждое слово переспрашивать будет?

Подавив поднимающееся раздражение, я объяснила:

– Понимаешь, по чаю и кофе я не специалист – у меня все бурда какая-то получается. А какао я люблю и очень хорошо умею его варить. Так что?

– Н-не знаю, – неуверенно ответил Витя. – Наверное… извини, но я, кажется, никогда в жизни его не пробовал.

– Как это? – изумилась я. – Все пробовали какао! Даже если тебе мама не варила, то разве в школе не должны были давать? В детском саду?

– Ну, если только в детском саду, – снова помрачнел он. – Не помню.

– Тем более есть повод сварить. – Я вскочила и, стараясь не смотреть на его насупленную физиономию, снова захлопотала у плиты.

Господи, ну что опять случилось? Что я опять не так сказала? Ведь сидели же как друзья, улыбались друг другу, завтракали, и вдруг – стоп! Занавес опускается, и передо мной снова, вместо славного парня Витьки – Кириллов первого впечатления, неприятный, невоспитанный тип. И главное, совершенно непонятно почему.

Я настолько расстроилась, что у меня задрожали руки. Разумеется, сразу все пошло наперекосяк. И молоко едва не убежало, и какао получилось с комками, и сахара я положила слишком мало – пришлось добавлять. Я молча поставила перед Витей большую чашку, села, отхлебнула из своей. Нет, к счастью, не так плохо. Что значит, рука набита – даже сейчас какао получилось вполне приличным. Не самое вкусное в моей жизни, но перед гостем не стыдно.

А гость попробовал осторожно: не отпил – пригубил, и помрачнел еще больше. Взял чашку обеими руками, подержал, словно грея ладони, и сделал еще один маленький глоток.

– Тебе нравится? – не выдержала я.

– Очень. – Витя не смотрел на меня. – Только горячее.