Скайлар - Грегори Макдональд

— Но на Скайлара ничего не указывает.

— Его нож нашли на месте преступления.

— В пятнадцати футах от тела.

— Пятнадцать футов — не так уж мало для нехоженого леса. Как он там оказался? Нас не убедили слова Скайлара о том, что в субботу утром он отправился искать Мэри Лу в окружающие «Холлер» леса, даже не позвонив ей домой. С чего он решил, что она пропала?

Френк замялся:

— На этот вопрос я ответить тебе не могу.

— Мы думаем, что он искал нож.

— Пепп, и все-таки ничего конкретного у тебя нет.

— Добавлю, что Скайлар и Мэри Лу выросли вместе, соседи, всегда их видели рядом... Скайлар, полагаю, помимо семьи, был для нее самым близким человеком.

— Пепп, ты намерен оставить мальчика в тюрьме?

— Все зависит от того, к какому выводу придете вы все: ты, окружной прокурор и судья Холл, Френк. Пока мне известно, что судья принял решение не заниматься этим делом до понедельника.

— Мне представляется, что тебе еще предстоит долгий путь, Пепп, чтобы обосновать свою позицию.

— Правда? Мне кажется, ты напрасно так легко отметаешь имеющиеся у нас доказательства, Френк.

— Я хочу сказать, ты не захочешь здесь ошибиться, Пепп. Я понимаю, ты расстроен личными неурядицами...

— Не надо судить о моей профессиональной пригодности по тому личному делу, с которого мы начали.

— А ты пытался поискать других подозреваемых?

— Мы переговорили с некоторыми гостями, которые были на вечеринке, с некоторыми посетителями «Холлера», с ее семьей, с его семьей, местными жителями. Задавали общие вопросы о взаимоотношениях Скайлара и Мэри Лу. Ничего определенного не нашли.

— Мотив?

— Мало ли что может произойти между молодым мужчиной и молодой женщиной.

— Мэри Лу подверглась, как теперь принято говорить, сексуальному насилию?

— Нет.

— Скайлар не такой урод, чтобы от него шарахались женщины. Не он ли сопровождал Мэри Лу на все конкурсы красоты?

— Именно он.

— И что?

— А то, что мы не знаем, какие у них были взаимоотношения. Может, Скайлар полагал, что у него есть какие-то права, а Мэри Лу считала, что нет. Ревность... Со временем мы все выясним. А пока пусть подозреваемый отдохнет в тюрьме округа.

— Хорошо, Пепп. Утром я подам в суд прошение об освобождении под залог.

— Хорошо.

— Ты возражать не собираешься?

— Нет. Может, возразит окружной прокурор. Скорее всего это преступление совершено в состоянии аффекта, а такое обычно не повторяется. Я не думаю, что Скайлар опасен для общества.

— Знаешь, Пепп, похоже, нет у тебе уверенности в том, что Скайлар виновен.

— Его вина еще не доказана.

— Подозреваю, ты думаешь, что допустил ошибку.

— Я — коп, Френк. Мне приходится обходиться теми уликами, которые у меня есть.

— Понятно, Пепп. Несмотря на то, что может сказать мой клиент после зачтения ему его прав, я хочу, чтобы любой его допрос, все равно кем, проводился только в моем присутствии. Договорились?

— Да, сэр.

— Должен тебя спросить: на эту минуту Скайлар не сказал ничего изобличающего?

— Нет.

— Как я понял со слов Дэна Уитфилда, твой помощник несколько раз ударил Скайлара.

Теперь замялся Пепп.

— Я тоже не собираюсь говорить ничего изобличающего.

— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, Пепп.

— Утром я позвоню тебе в контору, и мы договоримся о встрече, — ответил Пепп.

Пепп надел брюки и уже натягивал сапоги, когда из ванной появилась одетая к выходу Марта Джейн. Ей осталось только причесаться.

— Что мы будем теперь делать? — спросил Пепп.

— Я тебя, разумеется, слышала. Как ты того и хотел.

— Марта Джейн, я думал, что вчера я выразился достаточно ясно.

— Ты достаточно ясно угрожал мне.

— Я изложил тебе мое желание и объяснил, сколь оно важно для меня, нас всех, включая и Сэмми. Ты полностью проигнорировала мои слова. Более того, ты добавила жару в ту войну, что ведешь со мной. Я предоставил тебе право выбора. Ты им воспользовалась. Теперь для меня другого пути нет.

Марта Джейн махнула рукой, словно отгоняя муху:

— Не читай мне нотаций!

Пепп опустил взгляд на ковер спальни.

— Мы не можем нормально разговаривать. Вот в чем дело. — Оперевшись локтями в колени, он положил подбородок на ладони. — От нашей семейной жизни ничего не осталось, Марта Джейн... Ничего, кроме горечи, злости, взаимных обид. Почему — я не знаю... Я старался, как мог... И никоим образом не хотел, чтобы все так закончилось.

Марта Джейн села за туалетный столик и начала расчесывать волосы.

— Я тебе безразлична, Пепп. Тебя заботит только твой имидж шерифа округа и как я вписываюсь в этот имидж, выполняя роль жены шерифа. — Она ударила тыльной стороной расчески по стеклянной поверхности туалетного столика. — Так вот, не буду я этого делать!

— Делать что?

— Не буду такой, какой ты хочешь меня видеть. Тихой мышкой-женой, без мыслей, без чувств, без личной жизни. Не буду ходить за тобой следом, смотреть на тебя как на господа бога, хвалить тебя, соглашаться с каждым твоим словом, словно безмозглая идиотка. Этого ты добиваешься, не так ли?

Пепп взял с верхней полки шкафа ремень с револьвером, затянул его на талии.

— Когда-то я думал, что мы станем командой.

— Командой? — фыркнула Марта Джейн. — Ты — команда. А мне в лучшем случае отводится роль группы поддержки. Ты ведь хотел от меня только этого, так?

— Нет. Я всегда старался поговорить с тобой о моей работе, задействовать тебя в ней, узнать твое мнение, получить совет.

— Ты читал мне нотации. Старался указывать мне, как соображать, о чем говорить, что делать.

— У меня есть привычка хорошенько подумать перед тем, как что-то сказать. Извини, если тебе казалось, что я читаю тебе нотации.

— Ты указывал мне, Пепп. Ты ни о чем меня не спрашивал.

— Если ты в чем-то не соглашаешься со мной, почему ты должна не соглашаться со мной на людях?

— Слушай, иди на угол и регулируй движение транспорта!

У двери спальни Пепп остановился:

— Марта Джейн, одного я понять не могу: если мы не можем работать и жить вместе как муж и жена, как, по- твоему, мы должны жить? Знаешь, я не буду возражать, если ты решишь конкурировать со мной за должность шерифа округа. Тебе этого хочется. — Зазвонил телефон. — Да ладно. Я возьму трубку внизу.

Спускаясь по лестнице, Пепп услышал крик Марты Джейн:

— Видишь, Пепп? Ты абсолютно уверен, что звонят тебе.

Звонили Пеппу.

Адам Хэддем, главный человек в управлении шерифа — клерк, курьер, тюремный надзиратель. — Шериф, Скайлар ушел.

— Что ты такое говоришь, Блоха?

— Наверное, решил, что приготовленный мною завтрак не так хорош, чтобы дожидаться его.

— Скайлар Уитфилд сбежал из тюрьмы?

— Как я и сказал.

— Когда?

— Его уже не было, когда я разносил завтрак по камерам.

— Черт! Блоха, он же обвинен в убийстве первой степени! — Блоха промолчал. — Этот парень удерет в лес, и мы никогда его не найдем. — Блоха промолчал. — Кто на дежурстве?

— Помощник шерифа Эймс, сэр.

— Ты с ним связался?

— Первым делом.

— Блоха, я думаю, надо вызвать и Красавчика.

— Да, сэр.

— Черт, черт, черт!

— Шериф, ты столько лет пытался получить деньги на новую крышу для тюрьмы. Теперь, похоже, их нам выделят.

«Славьте Господа, ибо Он...»

В маленькой деревянной сельской церкви Джонатан Уитфилд стоял первым от прохода и пел во весь голос, заглушая шумы старенького органа. Играла на нем четырнадцатилетняя близорукая девочка. Играла плохо, да и орган фальшивил, давно нуждаясь в настройке. Впервые услышав здешний орган, Джонатан решил, что его звучанием местных прихожан наказывают за грехи.

Когда они вылезли у церкви из «Форда» Уитфилдов, другие прихожане, наслаждающиеся теплым утренним солнцем или выкуривающие последнюю перед службой сигарету, тепло, сочувственно приветствовали Монику и Дэна Уитфилдов, некоторые сожалели о том, что кто-то мог заподозрить Скайлара в совершении убийства. Джону пожимали руку, желали доброго утра.

Джон тут же узнал Саймсов, сначала Энди-Дэнди, потом Джека, старшего Саймса, Эм-эл и Джона. Они стояли в тени церковного здания, тоже в окружении сочувствующих. Саймсы и Уитфилды переглянулись. Потом, без единого слова, члены двух семей двинулись навстречу друг другу. Моника и Эм-эл обнялись и расплакались. Мужчины, включая Энди-Дэнди, обменялись рукопожатиями.

Когда прихожане потянулись на службу, обе семьи вошли в церковь вместе.

«...не стал пред Ним в расселине...»

Громко выводя слова псалма, Джон думал о том, как необычно ведут себя люди: днем раньше дочь одной семьи нашли убитой, сына другой семьи посадили в тюрьму по подозрению в совершении убийства, а сегодня обе семьи встречаются у церкви, обнимаются на глазах у всей паствы при полном сочувствии всех, кто сейчас молится в церкви. Джон не мог не признать, что до приезда сюда такая ситуация казалась ему абсолютно немыслимой, невозможной.