Перегрузка - Артур Хейли

Ниму показалось, что при всей браваде женщина не так уж уверена в себе: в глазах ее и в голосе промелькнуло беспокойство. От внимания Лондона это тоже не ускользнуло.

— Миссис Эджкомб, — обратился Лондон к женщине, — мы хотим сфотографировать ваш электросчетчик и кое-какие провода за его задней стенкой: они ведут к переключателю в вашем гараже. Мы будем очень вам признательны, если вы позволите нам это сделать.

— А если не позволю?

— В таком случае нам придется добиваться распоряжения суда. Но я должен вас предупредить — дело будет предано огласке.

Женщина была в замешательстве. “Неужто она не понимает, что Гарри Лондон всего лишь блефует?” — подумал Ним. Ведь к тому времени, когда они получат решение суда, вещественные доказательства просто могут исчезнуть. Однако предупреждение Лондона явно возымело действие.

— Это вовсе не обязательно, — согласилась она — Так и быть, действуйте, как считаете нужным, но только побыстрее.

— Еще одна деталь, мадам, — сказал Лондон. — После того как мы закончим нашу работу, электричество у вас будет отключено до тех пор, пока вы не покроете задолженности согласно расчетам, представленным нашим отделом учета.

— Это возмутительно! Мой муж так этого не оставит! Миссис Эджкомб отвернулась от них и пристегнула поводок собаки к стальному кольцу на стене. Ним заметил, что руки у нее дрожали.

— Почему они так поступают, люди, подобные Эджкомбам? — в раздумье спросил Ним, адресуя вопрос в равной степени себе и Гарри Лондону. Они сидели в машине Лондона и вновь направлялись к торговой площади, где Ним собирался пересесть в свой автомобиль, чтобы отправиться в деловую часть города. Он решил, что насмотрелся вдоволь дел с воровством энергии — и в Бруксайде, и здесь — и наконец-то имеет полное представление о подлинных масштабах этого бедствия.

— Причин тому множество, — ответил Лондон. — Причем не только там, где мы только что побывали, но и в других местах. Во-первых, люди склонны болтать языком. Им нравится похваляться, какие они умные, — мол, смотрите-ка, перехитрили такую гигантскую компанию, как “Голден стейт пауэр энд лайт”. А пока одни болтают, другие слушают, после чего и сами начинают вытворять нечто подобное.

— И вы считаете, что это объясняет действительные причины эпидемии воровства, свидетелями которой мы стали сегодня?

— Во всяком случае, некоторые из них.

— А как быть с остальными?

— В этом деле замешаны также и отдельные мастера-мошенники — этих я бы хотел прижать в первую очередь. Они везде ищут клиентов, внушая им, что переделанный счетчик — это выгодно и безопасно. И люди клюют на это.

— Но подобное объяснение как-то не вяжется с этим, последним случаем, — продолжал недоумевать Ним. — Состоятельный врач… Ведь профессия хирурга-ортопеда одна из самых высокооплачиваемых. К тому же вы видели его жену, дом. Почему именно они?

— Вот что я вам скажу: когда я работал в полиции, то кое-чему научился, — ответил Лондон. — Никогда не судите по внешности. Множество людей с большими доходами и роскошными домами сидят по уши в долгах. Они изо всех сил борются, чтобы остаться на плаву, экономят на каждом долларе, где только могут, и при этом не слишком разборчивы в выборе средств. Готов поклясться, что это относится ко всему Бруксайду. А теперь взгляните на проблему с другой стороны: до недавней поры счета за пользование коммунальными услугами были намного ниже, но теперь они стали весьма солидными и растут с каждым днем, так что многие из тех, кто до недавних пор не шел на мошенничество, потому что игра не стоила свеч, теперь смотрят на дело иначе. Ставки в игре повысились, и они готовы рискнуть. Кивнув в знак согласия. Ним добавил:

— И к тому же большинство компаний по обслуживанию населения столь громадны и обезличены, что люди от носятся к хищениям энергии совсем иначе, чем к другим проявлениям воровства. Они не столь нетерпимы, как если бы речь шла о краже со взломом или вырывании сумочек у прохожих на улице.

— Я очень много размышлял об этом и думаю, что дело гораздо серьезнее. — Лондон остановил машину на перекрестке в ожидании зеленого сигнала светофора. Когда они тронулись с места, он продолжил свою мысль. — Мне кажется, что большинство людей рассуждают так: вся наша система — куда ни кинь — прогнила из-за продажных политиков, так с какой стати нам, рядовым гражданам, страдать из-за собственной честности? О'кей, говорят они, одну компашку погнали в шею после Уотергейта, а что же те, кто пришел на смену? Стоило им дорваться до власти, как сами бывшие праведники принялись за мошенничество — тут и политический подкуп, и дела похуже.

— Весьма грустное наблюдение.

— Верно, — согласился Лондон. — Но оно объясняет многое из того, что происходит вокруг. Я имею в виду отнюдь не только то, что нам довелось увидеть сегодня. Отсюда резкий рост преступности — от действительно крупных дел до мелких правонарушений. И вот что я вам еще скажу: временами, и сегодня как раз такой день, мне чертовски хочется оказаться в морской пехоте; там все казалось куда проще и яснее.

— Раньше, но не теперь.

— Возможно, со вздохом ответил Лондон.

— Вы сами и ваши люди хорошо поработали сегодня, — сказал Ним.

— У нас как на войне, — Гарри Лондон отбросил серьезный тон и улыбнулся. — Скажите вашему боссу-главнокомандующему: этот бой мы выиграли и принесем ему еще не одну победу.

Глава 9

— Боюсь, что ты лопнешь от важности, — сказала Руфь Голдман Ниму, когда он сидел напротив нее за завтраком, — но должна признаться, что ты отлично выступил по телевидению вчера вечером. Еще кофе?

— Да, пожалуйста, — Ним передал ей чашку. — И спасибо. Руфь подняла кофейник и наполнила его чашку; как всегда, ее движения были легкими, грациозными и точными. Одета она была в изумрудно-зеленый халат, выгодно оттенявший ее аккуратно расчесанные черные волосы; когда она наклонялась, Ним увидел ее маленькие крепкие грудки. Еще до женитьбы он любовно призвал их “два раза по полпинты — класс экстра”. На лице у нее был едва заметный слой косметики, ровно столько, чтобы выгодно подчеркнуть природный румянец. Как бы рано ей ни приходилось вставать, Руфь всегда выглядела безупречно свежей. Ним, а ему довелось в своей жизни повидать немало женщин наутро после бурно проведенной ночи, считал, что ему следует быть благодарным судьбе.

Происходило это в среду. Почти неделя миновала с тех пор, как состоялся налет на Бруксайд. Этим утром Ним проснулся поздно. Поздно для него: он проспал до половины девятого. После долгих часов, проведенных на работе, и непрестанного напряжения в течение нескольких недель, достигшего апогея вчера вечером во время жарких дебатов на телевидении под ослепительными лучами софитов, он жутко устал. Леа и Бенджи отправились в школу еще до того, как он спустился в столовую — сегодня у них была оздоровительная программа до самого вечера, — и вот теперь он неторопливо завтракал вместе с Руфью, что случалось довольно-таки редко. Ним уже успел позвонить в компанию и предупредить, что сегодня появится на работе ближе к полудню.

— Леа не ложилась спать, пока не досмотрела до конца программу “Добрый вечер”, — рассказывала Руфь. — Бенджи тоже хотел ее посмотреть, но заснул. Дети не любят говорить об этом в открытую, но они действительно гордятся тобой, можешь не сомневаться. По правде говоря, они прямо-таки боготворят тебя. О чем бы ты там ни говорил, для них это все равно что слово Господне.

— Хороший кофе, — заметил Ним. — Это что, новый сорт?

— Просто ты сегодня пьешь его не на бегу, — покачала головой Руфь. — Ты слышал, что я тебе сказала о Леа и Бенджи?

— Да. Я как раз об этом думал. Я тоже горжусь нашими детьми. Неужели сегодня меня ждут одни комплименты? — не сдержал довольной улыбки Ним.

— Если ты думаешь, что я таким образом пытаюсь чего-то добиться от тебя, то ошибаешься. Просто мне хочется, чтобы такие завтраки у нас с тобой бывали почаще.

— Я уж постараюсь, — ответил ей Ним.

А про себя Ним подумал: “Не потому ли Руфь сегодня особенно покладиста, что, как и он сам, чувствует, что в последнее время отчуждение между ними углубилось — отчуждение, виной которому было его, Нима, безразличие и уж совсем непонятное увлечение Руфи какими-то ее сугубо личными интересами, о которых можно было только догадываться”. Ним попытался вспомнить, но безуспешно, когда они в последний раз были близки. “Чем можно объяснить, — думал он, — что мужчина утрачивает влечение к своей собственной привлекательной жене и при этом страстно желает других женщин?” По-видимому, решил он, тут все дело в привычке, в естественном стремлении к новым завоеваниям, к свежим ощущениям. “И все же, — с укоризной подумал он, — надо что-то поправить по части секса с Руфью. Вероятно, сегодня же ночью”.

— Во время теледебатов пару раз у тебя был такой злой вид, казалось, ты вот-вот взорвешься, — сказала Руфь.