Не чужие - Эва Коэн

В нашей обители снова витает запах сигарет, значит Давид снова курил, не выходя из кабинета.

— Думал, ты уже не вернёшься, а сразу пойдешь на лекцию. Кто там у тебя сейчас…? — не отрывая взгляд от бумаг, интересуется он.

— Экономисты, третий курс, — присаживаюсь на свой стул, устремляя свои глаза в окно.

— Я хочу познакомить тебя со своим сыном, — его голос прозвучал, как приказ, который не подлежит обсуждению, а только безоговорочному исполнению. — Судя по реакции, ты уже наслышана, — хмыкнув, он снова возвращается к бумагам.

— Я видела тебя с мальчиком и с девушкой в торговом центре после нашей… Увидела своими глазами, так сказать, — улыбнувшись, благосклонно наклоняю голову в бок.

— Его зовут Матвей. Няня скоро привезет его ко мне, так как у самой появились срочные семейные дела, — его интонация лишена всяких эмоций, словно мы не о ребенке разговариваем, а об очередной методичке с нововведениями.

— Давид, я с радостью познакомлюсь с твоим сыном, если его мама будет не против, — мне интересно, что он на это скажет, провоцируя на дальнейшие детали его личной жизни.

— Она давно потеряла право участвовать в воспитании Матвея. И… да, я не против, что ты с ним познакомишься.

— Но?

— За твоим браслетом тоже скрывается суровая реальность последствий, которые произошли из-за определенных событий.

— Матвей — это суровое последствие? — во мне вскипает материнский инстинкт, который буквально вопит о несправедливости к собственному ребенку этим человеком. Его лишили матери, только, потому что она не угодила чем — то его папочке. Возможно и не без причины…

— Кажется у тебя лекция сейчас начнется, — и в подтверждении его слов оглушительно звучит звонок, призывающих всех студентов собраться в лекционных классах, как и мне проследовать к ним.

Встав, ощущаю на себе его изучающий взгляд. Знала ли я истинного Давида? Или же это я из него «вылепила бесчувственного монстра» своим выбором? Одни вопросы, на которые, возможно и не получу ответы. Никогда.

Лекция идет мучительно медленно, позволяя мне обдумывать все слова Давида и перекручивать по множеству раз в своей голове, перебирая, пробуя на вкус его отдельные высказывания насчет сына, не обращая внимание на тихо пиликающий телефон в сумке.

— Ребята, выполнив задание, сложите тетради на край стола. Мне нужно выйти, — выхожу за дверь и набираю Кирилла. От него два пропущенных.

До конца пары остаётся десять минут, поэтому позволяю себе сбежать из аудитории, чтобы услышать его голос.

— Кирилл, — задерживаю дыхание. — Что-то случилось?

— Случилось… ты впервые мне позвонила сама, — его смех вибрирует в районе моей груди, отчего и я улыбаюсь.

— Как твои дела?

— Я думаю о тебе. За один час уже три раза вспомнил… Или лучше унять свой пыл? — не перестает издеваться надо мной.

— Из-за тебя я практически всё пропустила мимо ушей, когда завтракала с Аней в кафе, — надеюсь это больше похоже на флирт, нежели на осуждение.

— Из — за тебя у меня могут быть проблемы в мужской раздевалке… я же молчу, — понизив голос, шепчет мне в трубку.

На часах ещё не было и восьми утра, как поступило сообщение от Кирилла. Он попросил фото прямо из кровати. Долго смущаясь и нервничая, я отправила только зону декольте в ночной сорочке. Совсем невинно, только решила добавить изюминку — одну бретель спустила со своего плеча.

— Ммм… обвинения в мой адрес неуместны. Ты сам попросил.

— Хочу тебя увидеть… Этого ты мне запретить тоже не сможешь, — на заднем фоне я отчётливо слышу мужской отборный мат, а затем Кирилл сухо роняет, что позже обязательно перезвонит или напишет.

Мне навстречу идет молодая девушка с ребенком, поравнявшись со мной она спрашивает:

— А, где здесь кабинет Мартьянова Давида Эдуардовича? Может этаж перепутала… — она растерянно смотрит на кабинеты, расположенные по левой стороне, старательно вчитываясь в таблички. Ее лицо мне знакомо, только я ошиблась насчет ее роли в жизни некогда близкого мне человека.

— Нужно спуститься на этаж ниже. Матвей, да? — всматриваюсь в лицо мальчика. Удивительно, как они похожи. От мамы, словно, ничего и нет. Горько усмехнувшись своим мыслям, продолжаю: — Я все равно туда иду. Могу проводить.

Буквально с порога кабинета, мальчик бежит в объятия своего отца. Давид при этом улыбается так искренне, а в его глазах появляется что-то отдаленное, похожее на любовь. Именно, так он раньше смотрел на меня, пока я… Уже и не важно.

Сейчас все становится неважным, когда на моих собственных глазах разворачивается удивительная картина единства отца и сына — их объятия и мимолетных поцелуй Давида в макушку мальчика.

— Оля, можете идти. Виктории я позже сам наберу, — девушка кивает и покидает кабинет.

Матвей сразу берет в руки листы бумаги и стопку карандашей, которые любезно вложил в его ладонь Давид.

— У тебя две няни? — озадаченно спрашиваю, глядя, как на бумаге появляется подобие домика с трубой.

— В основном одна, но в критические моменты могут понадобиться две, — достает из рюкзака мальчика бутылку с водой и пачку детских печенюшек. — Сейчас позвоню нашей экстренной няне, чтобы забрала его.

Матвей, услышав наш разговор, грустно опускает уголки губ, пряча свои серенькие глазки. Скорее всего, он не раз слышал подобное, чувствуя себя каждый раз лишним.

— Можно я с ним погуляю? За нашим институтом есть хорошая детская площадка с современными игровыми модулями. Думаю ему будет интересно, а потом вы вместе поедите домой, — и по тому, как загораются глазки мальчугана, он точно хочет на эту самую площадку, а экстренная няня, скорее всего захочет затащить его обратно домой, лишая последнего шанса насладиться солнечной погодой.

— Ева… если тебе будет удобно. Меня сейчас ректор ждёт на ковер, а Матвей очень некстати… — предупреждающе шикаю на него, чтобы замолчал. — Много работы, сынок.

— Я знаю, пап… Всегда одна сплошная работа, — грустно вздохнув, продолжает рисовать.

— Меня зовут, Ева. А ты, Матвей, — протягиваю ладонь, присаживаясь рядом с ним. — Сколько тебе лет?

— Ему скоро четыре. Большой пацан, — роняет Давид, направляясь к выходу. — Заменю тебя на твоей последней лекции. Освобожусь примерно через два часа.

И вот теперь мы вдвоем провожаем спину «занятого папочки».

— Матвей, не бойся меня. Я не обижу, — вырывается из меня первое, что пришло на ум. Дети же могут бояться незнакомых людей? — Пока папа занят — мы с тобой погуляем.

— Я не боюсь, — встав на ножки, складывает обратно карандаши и кладет рисунок на стол к Давиду. — А ты красивая.

Когда маленький ребенок говорит такие слова — ему сразу веришь, потому что дети не умеют врать. Они на это