Заложник - Фридрих Незнанский

Что поддатая, Турецкому и так было видно. Удивляла реакция родителей. Точнее, отсутствие какой-либо осуждающей реакции с их стороны. Будто все делалось так, как и должно быть. Странно… Или у них здесь так принято?

А вот сами родители после сообщения начальника охраны вроде успокоились, вернулись к своим разговорам, к собственным проблемам. Но прежнего, несколько дурашливого веселья уже не получалось. Произошел явный перелом в настроении. Есть дальше — это можно, опять же и вкусно, и ароматы такие, что в самом деле трудно удержаться. Пить — само собой, на любой вкус. А все равно что-то уже не клеилось. Застолье будто превращалось в какую-то вынужденную процедуру. Объяви сейчас очередной перерыв, и все разбегутся по своим норам. Точнее, замкам. Мимолетный испуг оказал-таки свое влияние. И все без исключения это понимали, хотя, вероятно, стеснялись даже себе в этом признаться. Ну и ладно, значит, давайте заканчивать. Удовольствий впереди для каждого сколько угодно, день субботний, все дела отменили заранее. Не надо насилия. И народ стал постепенно расходиться, не прощаясь, ибо наверняка предстояло еще увидеться, пересечься — не в аквапарке, так в казино, или на танцах в клубе, либо еще где-то. Мир ведь здесь, за стеной, хоть и кажется обширным и разнообразным, на самом-то деле тесный!

Одним из последних поднялся Игорь. Предложил уже дома выпить по чашечке кофе, а там и решить, чем заняться дальше. Все не съеденное и не выпитое за столом отправлялось в холодильники, оно ж ведь оплачено. А завтра Бог даст новый день, и наверняка кто-то вспомнит, чего не смог по какой-нибудь причине попробовать вчера, вот и будет возможность продолжить гулянье.

— Немцы, по-моему, обозначают следующий день после праздника термином «катценяммер», — сказал Игорь. — Что-то вроде кошачьих жалоб. Или печали, слез. Но именно кошачьих. Мяу-мяу! Я так понимаю, что это должно как бы соответствовать нашему российскому состоянию похмелья. Но такового, кажется, не предвидится. А виной всему сегодняшний инцидент, имеющий хоть и неясное пока, тем не менее явно символическое значение. И эти твои слова, старик, по поводу «косой» я ведь понял… Черт знает, как жизнь устроена! Сидишь вот, а тебе на макушку… кирпич или того хуже. И кого винить, если тебе уже все равно? Пойдем, Саша, дернем, чтоб не думать, что ли? Так ведь и свихнуться недолго!..

— Закончили? — словно удивилась Валерия, хотя удивляться было уже нечему: народ разбежался.

— Мы к вечеру что-нибудь обязательно придумаем, — сказал Игорь. — Веселое, чтоб дамы не скучали. Придумаем, Саш?

— Обязательно, — поддержал Турецкий, не имея при этом ни малейшего желания веселиться.

Он подумал, что Ирка была права, предложив найти повод и отчалить восвояси. Но сама она об этом больше не скажет, интеллигентная ведь женщина, а ему, Турецкому, с его босяцким характером и непредсказуемостью, такой демарш вполне по плечу. Вот об этом и надо подумать. Правда, выпито уже довольно прилично, но ощущал он себя вполне сносно. Если, к примеру, часок-другой вздремнуть, а после нырнуть в бассейн, то вполне можно будет и рискнуть. Не превышая скорости. Аккуратно и нежно, будто везешь не родную жену, а большущую корзину свежих яиц.

А что, между прочим, не самое худое сравнение! Турецкий даже засмеялся от удовольствия, представив себе эту картинку наяву. Ирина недоуменно посмотрела на него, но говорить ничего не стала, только хмыкнула, будто угадала что-то свое, тайное.

И еще он подумал, что в теперешнем настроении и сам Игорь не станет сильно протестовать и закрывать собой амбразуру. Валерия — эта обязательно станет. Но она, к счастью, в данной ситуации не является лидером… Хотя и ее, если честно, тоже обижать не хочется. Да и планы в ее очаровательной головке, вероятно, созрели вполне достойные мессы в Париже, как уверяют знатоки этого жанра. А когда женщина хочет… ну как бы это точнее выразиться? Считается, что даже Господь не в силах противостоять. Недаром же говорят: чего хочет женщина, того хочет Бог. И куда с ними тягаться слабому человеку?

«Ну, знаешь, Турецкий, — мысленно „как бы“ возмутился Александр Борисович, демонстративно подхватывая свою супругу под локоток, — на всех мил не будешь! И вообще…»

Что «вообще», он и сам пока не знал, но чувствовал, что Игорек где-то тоже «как бы» прав: инцидент с самолетом, он не просто так.

Мистика, черт бы ее побрал…

10

Они сбежали. Самым натуральным образом. Оставив беспечным хозяевам теплую записку с бесчисленными благодарностями за гостеприимство. А в конце просили прощения за самоуправство и обещали в самые ближайшие дни пригласить к себе. На чай. Вряд ли это станет достойной компенсацией побега, но что поделаешь, такова жизнь.

А вышло это так.

Возвратившись домой и выпив чашку крепчайшего кофе, хозяин заметил, что после кофе его почему-то обычно тянет вздремнуть, вот он им и старается поэтому не злоупотреблять. Турецкий, на которого тот же самый напиток оказывал всегда противоположное действие, тем не менее немедленно поддержал идею. Ясно же, что только таким образом он сможет избавить себя от настойчивых поползновений хозяйки, которая, видимо, полагала, что дело в шляпе. Она уже, что называется, подсуетилась и показала Ирине комнату, где та сможет прекрасно отдохнуть. А вот Александру Борисовичу она предложила себя в качестве гидессы, готовой показать местные достопримечательности, которые он в отличие от своей супруги еще не видел. Ну, словом, идея была настолько прозрачной, а взгляд Ирины так красноречив, что ему пришлось скорчить усталую мину и активно поддержать хозяина. Да, к сожалению, именно кофе, иной раз в буквальном смысле усыпляет его. Это его-то, который обычно «глушит» кофе чайниками… Но надо же было хоть что-нибудь придумать!

Таким образом, едва не падая от усталости, поддерживаемый теперь уже верной супругой, Александр Борисович «вскарабкался» на третий этаж, в отличную, светлую гостевую комнату, где находились туалетный столик с двумя стульями и широченное ложе с каким-то фантастическим плавающим матрацем. Нет, он, конечно, слышал о таких вещах, но пользоваться?.. Попрыгал, повалялся — понравилось. Но вот именно спать он как раз и не собирался.

— Есть предложение, — сказал он Ирине. — Если, разумеется, ты не возражаешь…

— А ты полагаешь, что я стану возражать?

— Но ты же еще не выслушала, о чем я хочу сказать. Откуда тебе знать мою мечту?

— Турецкий, у тебя на роже все написано, уж мне ли не знать? И потом, я ведь видела, какой тяжелый день у тебя был. Я даже в какой-то момент пожалела тебя, несчастненького. Это ж такое напряжение! Не всякому под силу…

— Верно, дорогая, меня жалеть просто необходимо. Так ты готова меня пожалеть? — Тон Турецкого стал деловым и серьезным. — Действительно готова?

— Что, прямо сейчас? — Ирина сделала изумленные глаза, потом произвела не очень понятный пасс обеими руками, и ее платье медленно съехало вниз, улегшись волной вокруг ног.

Такого фокуса Турецкий никогда не видел и был слегка ошарашен. Мягко говоря.

— Ей-богу, это что-то новенькое… — пробормотал он растерянно.

— Турецкий, ты сам напросился! — воскликнула Ирина. — Ну, так и держи!

И она тигрицей прыгнула на него…

А потом они тихо, чтобы не привлечь ничьего внимания, спустились на первый этаж, в большой холл, где Александр Борисович оставил на самом видном месте записку о том, что они благодарят и так далее, и осторожно покинули дом.

На стоянке машин на них никто не обратил внимания, а охранник, не дожидаясь указания, сам открыл ворота и приветливо помахал рукой на прощание.

— Я думаю, Игорь не обидится, — сказал Александр Борисович, когда они уже выезжали на Рязанское шоссе. — И погоню за нами не пустят. И все мы с тобой сделали правильно.

— Ты, кажется, уговариваешь себя? — усмехнулась Ирина. — Смотри, не поздно вернуться. Тем более что там осталось еще столько соблазнов!

— Нет, нет и нет! — мужественно ответил Турецкий. — И вообще, я им, конечно, не все сказал из того, что имеется в заготовках.

— Ты?! И готовился?! Да ни за что не поверю!

— А вот поверь. Публика-то серьезная. Это они сегодня как бы в расслабухе. А в принципе они — волки. А заготовочка?.. Она где-то у меня в кармане, я специально записал, чтоб процитировать точно.

— Турецкий, ты в последнее время увлекаешься цитированием каких-то классиков. Это к добру?

— Авторитет, дорогая, должен быть непокобе… коле… бимым! Вот! Поэтому и цитировать приходится именно тех, кого они отродясь не читали, да и не станут ни при какой погоде. Погоди, чтоб не искать… Это, кстати, из того же Плиния. «Люди сильные…» Это им для затравки! Да, так, значит, «люди сильные принесут как жертву искупления кого-то ничтожного и чужим наказанием ускользнут от собственного». Неплохо подмечено?