Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

class="p">– Та-а-ак! – произнёс он, глядя на мраморный бюст господина в парике. – Руссо собственной персоной. А это кто у нас? – Он посмотрел на голову ехидного безбородого старика на столе. – Вольтер! Неплохая компания вольнодумцев здесь собралась.

«Так вот это кто!» – подумал Ржевский. А голову ехидного старика он, кажется, видел ещё и в библиотеке губернатора, за стеклом одного из шкафов.

Наконец Тайницкий повернулся к офицеру в светло-синем мундире:

– Алексей Алексеевич, бери-ка этого Никодимова и в камеру. Все бумаги, что здесь есть, собери и ко мне в кабинет.

И тут до Ржевского дошло: «Если Никодимова сейчас арестуют и увезут, то у кого же узнать адрес Софьи?!» Больше никаких знакомых, у которых можно спросить, где живут Тутышкины, у поручика не было. Не считая губернатора. Но губернатор, стремившийся пристроить Тасеньку, а не потворствовать амурным похождениям Ржевского, вряд ли стал бы отвечать.

Оставалась слабая надежда выведать адрес, пока Никодимова не заперли. Можно было спросить что-то вроде: «Пётр, не хочешь ли передать что-нибудь знакомым в городе? Например, Тутышкиным».

Однако на Никодимова уже накинули шубу и выводили прочь, окружённого жандармами. Ни словом не перекинуться!

– Иван Иванович, – обратился Ржевский к Тайницкому. – А может, не будем откладывать беседу, которую вы намеревались со мной провести? Я в Твери всего на несколько дней и остановился в гостинице, а хозяин – такой мошенник! Дерёт втридорога! Поэтому, если я чист перед законом, то не хотел бы задерживаться в городе. Готов хоть сейчас ехать в полицейскую часть – ведь кабинет у вас там? – и ответить на ваши вопросы. Мне скрывать нечего.

– В самом деле, – отозвался Тайницкий. – Нечего с этим тянуть. Вы едете с нами.

Теперь Ржевский получил предлог, чтобы пойти следом за Никодимовым. Однако опять опоздал: слишком долго забирал свою шубу у лакея, а в это время арестованный уже уселся в большие сани Тайницкого. И вокруг опять стояли жандармы – не подберёшься.

Теперь оставалась лишь одна надежда – что удастся перекинуться парой слов при входе в полицейскую часть. Ржевский сел в свои санки и ждал, когда все отправятся в дорогу. К новым сюрпризам он не готовился, но стоило Тайницкому появиться на крыльце, как Ванька, слуга поручика, вдруг встрепенулся:

– Барин, – обернулся он к Ржевскому, – так это же тот самый чиновник из гостиницы.

– Какой чиновник?

– Ну, который из Петербурга с секретным предписанием.

«Теперь оно до меня тоже касается», – подумал поручик.

* * *

Какой же русский не любит быстрой езды! Но если едет он туда, где не надеется приятно провести время (например, в гости к скупому дядюшке или в полицейскую часть на допрос), то быстрая езда совсем не радует. Вот и Ржевский, следуя в своих санках за санями Тайницкого и конными жандармами, желал, чтобы лошади бежали помедленнее, и тогда удобнее стало бы смотреть по сторонам.

Улицы Твери были всё так же заснежены, но не пусты. Празднично одетый народ шатался по городу, толпился на ярмарке, катался с ледяной горки, кидался снежками, смотрел на театр Петрушки и на пляшущего медведя, сам плясал под балалайку, пел, ел пироги, покупаемые у разносчиков, – в общем, гулял.

Среди пёстрой толпы, конечно, выделялись женские лица. Щёки красавиц в платках алели, как спелые яблоки. Щёки красавиц в шляпках были гораздо бледнее, но зато глаза сияли, как звёзды. Ржевский даже пожалел, что всё утро просидел в гостинице, а не отправился побродить по городу хотя бы полчаса. Однако эти мысли улетучились, когда впереди на краю площади замаячила полицейская часть – здание с высокой смотровой вышкой {3}. Поручик понял, что переговорить с Никодимовым удастся, только если прибыть на место раньше всех остальных Ванька, погоняй, – велел Ржевский своему слуге. – Вон крыльцо. Мы должны быть там первыми.

Чистокровный рысак, запряжённый в санки поручика, был только рад потягаться в скорости с другими лошадьми, однако триумф оказался недолгим. Когда санки Ржевского остановились у парадного входа в здание, Тайницкий и жандармы, будто издеваясь, проехали через ворота, расположенные слева от главного фасада, во двор и остановились у заднего крыльца. Ржевский прибыл туда последним.

– Как же вы торопитесь, – заметил ему Тайницкий, вылезая из саней и делая знак жандармам, чтобы побыстрее спешились и окружили Никодимова.

– Спешу-с выполнить долг гражданина, – ответил поручик, как будто полушутя, но Никодимов вдруг посмотрел на него с разочарованием и презрением. «Эх ты! – говорил этот взгляд. – А я успел подумать, что мы можем быть друзьями».

Гордо вскинув голову, арестованный проследовал в здание вместе со своим конвоем, а затем Тайницкий пригласил туда же Ржевского:

– Пойдёмте, поручик. Постараюсь вас не задерживать.

«То есть не арестовывать? Или я не понял?» – подумал Ржевский. Он никогда не считал себя вольнодумцем, но ему вдруг сделалось не по себе. Из всего этого вправду мог получиться скверный анекдот.

* * *

После того, как Ржевский поднялся по лестнице чёрного хода и оказался внутри здания, всё вокруг предстало в мрачном свете. Коридор показался очень тёмным и грязным. Под ногами хрустел какой-то мусор, и даже тогда, когда поручик вслед за Тайницким вышел из узенькой дверки в вестибюль и ступил на парадную лестницу, то заметил лишь то, что она была не слишком светлая и вся затоптанная мокрыми от талого снега сапогами.

Следы продолжались и в коридорчике на втором этаже. А ещё поручик заметил, что на стенах, покрашенных масляной краской, цвет которой сложно было с уверенностью определить, виднелись следы спин, как будто каждый, кто сюда приходил, считал своим долгом потереться о стену.

Наконец добрались до кабинета, выкрашенного в точно такой же неопределённый цвет. А впрочем, подсказку об изначальном цвете краски давал бледно-голубой вертикальный прямоугольник на том месте, где раньше висела картина, теперь оказавшаяся снятой и стоявшая лицом к стене. Судя по форме картины, это был портрет – официальное изображение покойного государя Александра Павловича. Портрет нового государя, который следовало бы поместить на освободившееся место, оказалось неоткуда взять.

Тайницкий предложил Ржевскому стул, а сам, сняв шубу и повесив её на крючок возле двери, уселся за столом, почти не занятом бумагами, положил руки на зелёное сукно, покрывавшее столешницу, и сцепил пальцы.

– Ну-с, господин Ржевский, рассказывайте.

– Что именно?

– Как давно вы знаете господина Никодимова? Где и при каких обстоятельствах познакомились?

– Познакомились вчера