Драконья доля - Надежда Кузьмина

— Значит, кандидаток там ждут в двенадцать. Не опаздывай.

Я долго колебалась — надеть мне нарядную красную рубаху, в которой меня посылали прислуживать лорду, или же свою, серую. Потом решила, что коли тут считают, что трактир — дурная слава, то нечего себя выпячивать. И надела своё. Пусть серое, скромное, зато аккуратное и чистое.

Отец Ансельм дал мне адрес, написанный на бумажке. Да только для меня всё равно это было непонятно — откуда мне знать, где та Пчелиная улица? Пришлось просить объяснить на словах. Ой, далеко, три левых поворота и два правых. Остаётся надеяться, что я всё как надо запомнила.

Перед уходом забежала в храм, поклонилась Богине-матери. Котомку прихватила с собой.

Хозяйку звали хитро — Лобелия тер Инрис. «Тер» в серединке значило, что она — благородная дама, леди. Вообще, если в имени есть «тер», то его обладательница или жена, или дочь лорда.

И дом был под стать. Целиком каменный, светлосерый, строгий и красивый, с высоким крыльцом, а перед крыльцом — зелёный лужок с хитро стрижеными кустами.

Я совсем заробела. Потому что на дорожке, ведущей через лужок, и даже на дороге толклось девиц пятнадцать. Большинство старше, увереннее, фигуристее, лучше одетые, чем я. Похоже, место и впрямь было завидным.

Отойдя в сторону, тихонько встала у стены и стала ждать.

Через какое-то время дверь отворилась, и на крыльце появилась дама в светлом платье, меховой накидке и с раскладной финтифлюшкой в руках. По уверенной походке, взгляду и стати сразу понятно — хозяйка. Была она совсем нестарой и очень красивой — волосы золотистые, уложены высоко надо лбом, а несколько закрученных прядей спускаются вниз, на шею.

— Все собрались? Тогда начинаем. — Голос был чистым, но звучал повелительно. — Встаньте вдоль дорожки.

Началась суматоха. Все претендентки, как одна, рвались оказаться ближе к даме. Я, вздохнув, что шансы мои аховые, пристроилась последней. Чего без толку суетиться, как курица на птичьем дворе?

Леди внимательно наблюдала за происходящим с крыльца. И только когда шум стих, спустилась вниз, к нам. Прошлась вдоль шеренги — лицо невозмутимое, походка плавная. А ещё, когда она остановилась напротив меня, оказалось, что от неё приятно пахнет цветами. Дух лёгкий, сладкий, весенний… Уже я не зря сюда пришла, на такое диво поглядела.

— Вы, — указала своей финтифлюшкой на темноволосую девушку, стоявшую пятой, — вы и вы, да-да, именно вы, последняя, выйдите вперёд. Хочу с вами поговорить. Остальные свободны.

Девушки загалдели…

— Обсуждать и размахивать руками можете где-нибудь ещё. А тут прошу не шуметь. — В голосе зазвучал приказ.

Вот так да! И не кричит, не бранится, а все слушаются.

Все девицы разом замолчали, как отрезало. А потом толпа растаяла быстрее, чем кусок сахара в горячей тайре. Остались только мы трое и леди Лобелия.

— Теперь с вами. Представьтесь по очереди. Расскажите, что умеете делать. А я послушаю и решу, подходите ли вы этому дому.

Первой начала темноволосая, стоявшая в ряду пятой. Шагнула вперёд и, растопырив локти, присела в книксене. Затараторила громко, помогая речи взмахами рук;

— Зовут меня Тавасой, весной стукнуло осьмнадцать годков. Мамка научила меня и готовить так, что пальчики оближешь, и убирать, и стирать. И сильная я — могу одна пятимесячного порося поднять, — в подтверждение своих слов Таваса изобразила, какого размера поднимаемая свинья. Выходило, что немалого…

— Достаточно, — остановила леди говорливую Тавасу. — Вы свободны.

— А что не так?

— Вы не подходите этому дому.

Короткий рубящий жест складной штуковиной в руке завершил разговор.

А я пыталась сообразить, что же Таваса сделала не в лад? Может, леди разговоров о свиньях не любят?

— Теперь вы, — дама показала на меня.

А у меня с перепугу и язык отнялся. Сглотнула, присела и заговорила негромко, как могла чётко проговаривая слова:

— Моё имя — Белёна. Мне только что исполнилось шестнадцать лет. Умею вести хозяйство, ухаживать за цветами, — почему-то мне представилось, что огорода у такой дамы быть не может, а вот сад есть почти наверняка, — держать дом в чистоте, готовить, шить. Стараюсь быть опрятной и аккуратной. Работу люблю.

— Хорошо, — кивнула леди. — Задержитесь пока. Теперь вы!

Третья девушка закашлялась. Потом заговорила, голос был высоким, почти писклявым.

— Меня зовут Викари, мне семнадцать. Хорошо готовлю, прибираю, па-аслушная… — тут Викари дала петуха.

— Всё, всё, всё, — перебила леди. — Довольно. — И пожаловалась в пространство: — Похоже, выбора-то у меня и нет. Ну что же, попробуем.

И поманила меня за собой к крыльцу.

Мне до смерти было любопытно, почему же хозяйка выбрала меня. Я ведь не самая рослая, не самая фигуристая, не самая умелая… так почему? Можно ли спросить? Или разумнее промолчать? Вон как она всех остальных на полуслове обрезала.

Решила, что смолчу, так мудрее будет.

— Итак, — обернулась леди, едва мы зашли в дом. — Теперь ты — моя прислуга, а не чужой человек, так что звать я тебя стану на «ты». И имя Белёна мне не нравится. Переделаем на Белинда. Или, ещё лучше, Линда. Благозвучно и приятно, согласна?

Я кивнула. Да хоть горшком обзывайте, только не выгоняйте.

— Ты должна отвечать «Да, леди Лобелия» или «Нет, леди Лобелия». Поняла?

— Да, леди Лобелия, — озарило меня.

— Тебе, наверное, интересно, почему я взяла тебя. Так скажу: вуль-гар-ность! — Незнакомое слово прозвучало гневно, как название стыдной болячки. Глаза леди сверкнули, она продолжила: — Чего я в этом доме не потерплю, так это вульгарности! Топают, растопырив локти, кричат — фу! Прислуга в благородном доме позволять себе такого не должна, ясно тебе?

— Да, леди Лобелия!

Ой, как же хорошо, что я ту красную рубаху не надела и про трактир ни словом не обмолвилась. Но надо узнать поточнее, что за зверь эта вульхарасть. Чего мне ещё делать не надо?

— За тебя, Линда, поручился отец Ансельм из Храма. Сказал, что ты честная и очень работящая. На это и рассчитываю. Я, со своей стороны, прослежу за тем, чтобы ты научилась тому, что должна знать хорошая прислуга. Жду от тебя старания и прилежания. Характер не показывай, я такого не люблю. Если справишься, оплата будет один серебряный в день, то есть семь в неделю. Последнее: носишь форму, живёшь в этом доме, ешь на кухне, по дому ходишь тихо, не топая, голос не повышаешь. Всему необходимому тебя научит Кайра. Иди на кухню, к ней. Вечером спрошу отчёт.

Я присела, склонив голову. Леди Лобелия едва заметно кивнула в ответ и, повернувшись спиной, ушла в глубь дома. А я осталась стоять и соображать, где тут может быть кухня. По запаху, что ли, искать?