Призрак дома на холме - Ширли Джексон

— У меня есть красные туфли, — сказала она очень тихо.

Теодора повернула голову и улыбнулась.

— Я хотел… — и доктор с бодрой надеждой оглядел собравшихся, — я хотел спросить, все ли играют в бридж?

— Конечно, — ответила Элинор. Я играю в бридж, подумала она, у меня была кошка по кличке Балерина; я умею плавать.

— А я, к сожалению, нет, — сказала Теодора.

Остальные трое в отчаянии уставились на нее.

— Совсем? — спросил доктор.

— Одиннадцать лет я играла в бридж два раза в неделю, — сказала Элинор. — С матерью, ее адвокатом и его женой. Уж на таком-то уровне ты точно можешь играть.

— Может, вы меня научите? — спросила Теодора. — Я быстро схватываю игры.

— О боже, — простонал доктор, а Элинор и Люк рассмеялись.

— Мы придумаем другое занятие, — сказала Элинор вслух, а про себя добавила: я играю в бридж, я люблю яблочный пирог со сметаной, и я сама приехала сюда на машине.

— Нарды, — горестно произнес доктор.

— Я сносно играю в шахматы, — сказал Люк доктору.

Тот сразу приободрился.

Теодора упрямо скривила губы.

— Я не думала, что мы приехали сюда играть, — сказала она.

— Отдых, — неопределенно ответил доктор.

Теодора обиженно пожала плечами и снова уставилась в огонь.

— Я принесу доску, если скажете откуда, — предложил Люк.

Доктор улыбнулся.

— Лучше схожу я. Не забудьте, я изучил план дома. Если мы отпустим вас бродить в одиночку, то можем потом не найти.

Когда дверь за ним закрылась, Люк быстро взглянул на Теодору и, подойдя к Элинор, встал рядом с ней.

— Вас история не напугала?

Элинор замотала головой, и Люк сказал:

— Что-то вы бледная.

— Мне, наверное, надо было давно лечь, — ответила Элинор. — Я еще никогда не проводила столько времени за рулем.

— Бренди поможет вам скорее уснуть. И вам, — добавил Люк, обращаясь к Теодориному затылку.

— Спасибо, — холодно проговорила Теодора, не оборачиваясь. — Я всегда легко засыпаю.

Люк понимающе ухмыльнулся Элинор. Тут дверь открылась, и вошел доктор.

— Чего только не померещится, — посетовал тот, ставя доску на стол. — Ну и дом!

— Что-нибудь произошло? — спросила Элинор.

Доктор мотнул головой.

— Наверное, нам надо договориться не ходить по дому в одиночку, — сказал он.

— Что случилось? — настаивала Элинор.

— Просто воображение шалит… Ну что, попробуем за этим столом, Люк?

— Какие восхитительные старые шахматы, — сказал Люк. — Удивляюсь, что младшая сестра их проглядела.

— Вот что я вам доложу, — объявил доктор. — Если младшая сестра и впрямь проникала сюда по ночам, то у нее были железные нервы. Он за вами следит. Дом то есть. Следит за каждым вашим шагом… Разумеется, все это шутки моего воображения.

Лицо Теодоры в свете камина по-прежнему было надутым и обиженным; а она любит внимание, внезапно поняла Элинор и, не раздумывая, пересела к ней. За спиной слышался стук расставляемых на доске фигур и негромкие голоса примеряющихся друг к другу Люка и доктора, в камине плясали язычки пламени и потрескивали угли. С минуту Элинор ждала, что Теодора заговорит, потом спросила ласково:

— По-прежнему трудно поверить, что ты здесь?

— Я не знала, что тут окажется так скучно, — сказала Теодора.

— Утром у нас будет много дел, — ответила Элинор.

— Дома были бы люди, разговоры, веселье, смех, суета…

— Наверное, я в этом не нуждаюсь, — сказала Элинор, почти оправдываясь. — Я не привыкла веселиться. Сидела с мамой. А когда она засыпала, я раскладывала пасьянс или слушала радио. Читать не могла совсем, потому что каждый вечер часа два читала ей вслух. Любовные романы.

И она слегка улыбнулась, глядя в огонь. Однако ведь это не все, подумала она удивленно, это не объясняет, каково мне было, даже если бы я хотела объяснить. Так зачем я рассказываю?

— Я ужасно гадкая, да? — Теодора быстро пересела лицом к Элинор и положила ладонь ей на руку. — Сижу и ворчу, что меня никто не развлекает. Я страшная эгоистка. Расскажи мне, какая я плохая.

Ее глаза в свете камина вспыхнули от удовольствия.

— Ты чудовище, — послушно сказала Элинор. Ей было неприятно, что ладонь Теодоры лежит на ее руке — она вообще не любила прикосновений. Однако именно так Теодора выражала раскаяние, сочувствие или приязнь. У меня хоть ногти чистые? — подумала Элинор и легонько отодвинула руку.

— Я чудовище, — заявила Теодора — к ней снова вернулось хорошее настроение. — Я чудовище, свинья и абсолютно невыносима. Ну вот. А теперь расскажи о себе.

— Я чудовище, свинья и абсолютно невыносима.

Теодора рассмеялась.

— Не дразни меня. Ты милая, добрая и всем нравишься. Люк влюбился в тебя по уши, и я ревную. Теперь я хочу знать про тебя все. Ты правда много лет ухаживала за матерью?

— Да, — сказала Элинор. Ногти у нее и впрямь были грязные, а руки — уродливые, и люди часто шутят насчет влюбленностей, потому что иногда это смешно. — Одиннадцать лет, пока она не умерла три месяца назад.

— Ты горевала? Сказать тебе, что я соболезную?

— Нет. Она была несчастлива.

— И ты тоже?

— И я тоже.

— И что потом? Что ты сделала, когда освободилась?

— Я продала дом, — сказала Элинор. — Мы с сестрой взяли кое-что из вещей, что захотели. Там и выбирать-то было не из чего — всякие мелочи, которые сберегла мать. Отцовские часы, старые украшения. Не как у сестер из Хилл-хауса.

— А все остальное продала?

— Все. Как только смогла.

— И тут же ударилась в безумный разгул, который и привел тебя в Хилл-хаус.

— Не совсем, — рассмеялась Элинор.

— Но столько лет растрачено впустую! Отправилась ли ты в круиз искать блестящих кавалеров, накупила ли себе нарядов?

— Увы, — сухо ответила Элинор, — денег получилось не так и много. Моя сестра положила свою долю в банк на образование дочери. Я действительно купила какую-то одежду, чтобы поехать в Хилл-хаус.

Люди любят отвечать на вопросы о себе, подумала она. Какое странное удовольствие! Сейчас я отвечу на что угодно.

— А что будешь делать, когда вернешься? У тебя есть работа?

— Пока нет. Не знаю, чем займусь.

— А вот я знаю. — Теодора блаженно потянулась. — Включу весь свет в нашей квартире и буду блаженствовать.

— Какая у тебя квартира?

Теодора пожала плечами.

— Чудесная. Мы сами сделали ремонт. Одна большая комната и две маленькие, уютная кухонька — мы покрасили ее в красный и белый цвета и натащили кучу старой мебели с барахолки. Столике мраморной столешницей — просто чудо. Нам нравится выискивать старые вещи.