Что сердцу дорого - Наталья Парыгина

Зуев чуть помедлил, размышляя. Улики были неопровержимы, и он решил покаяться.

— Правда, Иван Васильевич, — вздохнув, сказал он. — Думал побольше отливок сделать, вот и стал быстрее готовить металл. За брак, вы сказали, не будут высчитывать, я и решил ребятам дать подзаработать. Ну, и себе, конечно. Тем более, что дело новое, так и так должен был брак идти.

Вадим, пораженный услышанным, переводил взгляд с Зуева на Минаева. Ему казалось, что Минаев, возмущенный поступком бригадира, немедленно снимет его с работы, может быть, даже отдаст под суд. Но Минаев сказал только:

— Весь брак пойдет за твой счет.

— Иван Васильевич, да ведь вы сами говорили…

— За твой счет! — крикнул Минаев, пристукнув по столу кулаком. — А если повторится, — сниму с работы, так и знай.

Зуев выбежал из кабинета, хлопнув дверью. Но Вадим считал, что с бригадиром обошлись недопустимо мягко.

— Переведите меня, Иван Васильевич, в другую бригаду, — угрюмо сказал он. — С Зуевым я не стану работать.

— И я, — присоединился к нему Андрей.

— Да вы что? — растерянно развел руками Минаев. — Мало ли чего на производстве бывает — дело такое, без неприятностей не обойдешься.

— Не буду работать с Зуевым, — повторил Вадим.

— Ну ладно, давайте так: без мастера не станем решать. А выйдет на работу Петр Антонович — посоветуемся, послушаем, что он скажет. Договорились?

— Ладно, — нехотя обронил Вадим.

— Подождем, — в тон ему сказал Андрей.

18

На Аркадия почти одновременно свалились две неприятности. Жена, сдержав угрозу, подала в суд. Аркадия пригласили повесткой и объявили, что если в ближайшее время он не поступит на работу, его будут судить как злостного неплательщика алиментов. Аркадий обещал устроиться, но все медлил. И тут получил новый удар.

Отец написал письмо в техникум, в котором, как заверял Аркадий, он учился. Рогачев-старший просил осведомить его об успеваемости сына. В ответ ему сообщили, что никакого Аркадия Рогачева в техникуме нет и не было. Отец рассвирепел и перестал посылать деньги. Мать перевела тайком двести рублей, но вскоре написала, что отец узнал, был скандал, и впредь она не сможет ему помогать. «Ты должен, Аркаша, хотя бы временно устроиться на работу», — писала она.

Аркадий и сам начинал понимать, что это неизбежно. Но куда пойти? Он уже столько переменил мест, что везде его знали, и отнюдь не с лучшей стороны. И тут вдруг он вспомнил Вадима.

«Пойду к нему, — решил Аркадий. — Если уж работать, так все-таки удобнее, когда рядом знакомый человек».

Аркадия мало беспокоило, что расстались они с Вадимом весьма недружелюбно. Подумаешь, поссорились. Можно помириться. К тому же и причины серьезной не было для ссоры. Из-за чего все началось? Аркадий сразу не мог вспомнить. А, кажется, тоже из-за этих алиментов. «Ведь это твой ребенок…» Надо бы сходить к Клавке, посмотреть девчонку. Сколько ей теперь? Года два? Нет, меньше. Так вы, уважаемый Вадим, беспокоитесь о чужом ребенке? Очень хорошо, помогите бедному папаше обрести заработок…

Он едва узнал Вадима, увидев его в грязной суконной куртке, в смешной широкополой шляпе и в валенках. «Неужели и я буду таким чучелом? — подумал Аркадий. — А жарища! И воняет чем-то». Первым его желанием было бежать из этого мрачноватого, тесного и душного цеха. Но тут же он подумал, что на работу все равно нужно устраиваться немедленно. К тому же это, вероятно, не надолго, как всегда.

— Привет, Вадим! — окликнул Аркадий и улыбнулся обернувшемуся Вадиму так, точно между ними ничего не произошло.

— Здравствуй, — удивленно сказал Вадим и, сняв рукавицу, протянул руку. На миг в пожатии сплелись две руки — большая, грубая и грязная рука Вадима и белая — Аркадия.

— Ох, испачкал я тебя, — смутившись, сказал Вадим.

— Неважно. Надоело жить чистюлей, пришел устраиваться на работу. К тому же и алименты… Я много думал и решил, что ты прав. Своего ребенка я должен обеспечить, хотя бы материально.

— Ну, наконец-то поумнел, — пошутил Вадим.

— Теперь ты должен мне помочь.

— Чем же?

— Пойдем вместе к начальнику цеха, отрекомендуешь меня как своего школьного товарища. Тем более, ты — член комсомольского бюро, с твоим мнением должны считаться.

— Где это ты успел узнать?

— Земля слухом полнится.

— Не подойдет тебе наша работа, — предупредил Вадим, вытирая вспотевшее лицо не очень чистым платком. — Нелегкая.

— А есть на свете легкая работа? — усмехнулся Аркадий.

— Есть. Та, которую любишь. Я вот полюбил, а тебе вряд ли по душе придется.

— Выбора нет, — вздохнул Аркадий и тут же перешел на шутливый тон: — На руководящую должность — никакой надежды, карман пуст, от милого папеньки и дорогой супруги вместо поддержки — одни неприятности. То ли вешаться, то ли работать. Хочу начать с последнего.

Вадим совсем оттаял, заулыбался. «Легкий человек, — подумал он. — Хорошо такому».

— Ладно, ты подожди, сейчас мастер подойдет, поговорим.

— Не лучше ли прямо к начальнику цеха? Из отдела кадров ему звонили.

— Занят он. Заседают.

— Что ж, подождем.

— Ты извини…

Вадим отошел, стал, жмурясь от жара, вынимать из печи опоки. «Это мне и в самом деле не подойдет, — думал Аркадий, наблюдая за работой литейщиков. — А, ладно, попробую. С неделю тут можно выдержать? Схожу к Клавке, покажу ей заводской пропуск, уговорю, а там видно будет».

Ждать пришлось довольно долго. Аркадий, вообще склонный к быстрой смене настроений, почувствовал раздражение. «Какого черта они там расселись? — думал он. — Плюнуть да уйти». Но вспомнилась судебная повестка, письмо матери, долги — Аркадий был должен всем знакомым, больше не у кого было занять, — и он продолжал ждать, опершись локтем на грязный подоконник и стараясь сохранять вид независимый и достойный.

А в кабинете Минаева тем временем сидели Бережков и Нилов. Цеху снова увеличили программу. Минаев только что пришел из заводоуправления. Главный инженер хвалил его за то, что сократили время прокалки форм. «На литейных участках производительность труда возрастает процентов на тридцать — сорок. Другие подтянуть легче. Думайте». «Дайте нам закончить строительство», — взмолился Минаев. «Не можем ждать. Надо и строить, и работать».

Думайте… Вот они и сидели, думали. Петр Антонович предлагал механизировать формовку. Несколько дней назад Минаев отверг его предложение, и у них даже вышел серьезный конфликт. «Формовка не является узким местом, — объявил Минаев. — Пока не до того». «А меня интересуют не одни узкие места, а люди. Женщины сеют песок, как муку. У них, поди, легкие почернели от пыли». «Конечно, тебе, как автору предложения…» Нилов побагровел. «Выходит, я не для дела, а для себя хлопочу? Может, за вознаграждение бьюсь? Да ты… Я ночью спать не мог — думал, больной чертил — и все из-за какой-то сотни рублей? Так ты думаешь?» «Не кипятись, что вы все стали такие нежные, слова сказать нельзя…»

Все же они в тот раз ни до чего не договорились. А теперь предложение Нилова пришлось очень кстати. Если главный инженер поддержит, через неделю… Одним словом, с формовкой все в порядке. Остается модельное. Ну, тут придется добавить работниц.

Минаев, как солдат, привык выполнять, а не обсуждать приказы. Надо — значит, надо. Другое дело Бережков. Федор Федорович был недоволен и этим новым увеличением программы, и ходом строительства цеха, и многими порядками, вернее, беспорядками в цехе.

— Эти скачки не доведут до добра, — ворчал он. — Все на больших скоростях мчимся. Цех задыхается — нет, увеличивают программу, когда надо сосредоточить внимание на строительстве. Там тоже будет масса недоделок, уже сейчас видно. Формовочный узел не обеспечит программу. Не очень умно спланирован литейный участок. А главное — транспортировка. Между машинами-автоматами будет разъезжать доисторическая колесница.

Минаев молчал. В замечаниях Бережкова было много справедливого. Так много, что плечи начальника цеха как-то вдруг ссутулились, и он почувствовал гнетущую усталость.

— Я тоже думал об этом, — согласился с Бережковым Петр Антонович. — Не понимаю, почему так…

Бережков вскинулся. Обычная сдержанность вдруг покинула его.

— Потому что спешка! Потому что кабинеты! Часто вы видели в цехе проектировщиков? Спрашивал кто-нибудь вас, опытного мастера-литейщика, о целесообразности именно такой конструкции печи? Нет? И меня — нет. И механика нашего не спрашивали. О рабочих нечего и говорить.

— Надо поставить этот вопрос на партийном бюро, — предложил Нилов. — Вынести на заводское партийное собрание. Если мы видим неурядицы и молчим, — большая на нас вина.

Минаев потер припухшие от недосыпания глаза.

— Ладно, об этом еще поговорим. Сейчас на очереди новая программа. Как у литейщиков — третью смену придется создавать? Кстати, там молодежь недовольна Зуевым. Надо их разделить. Не знаю только, кого бригадиром назначить. Андрей молод и мягковат для такого дела, у Егорова опыта мало.