Женская история Битлз - Фельдман-Баррет Кристина

Голландская девочка, выросшая в «преимущественно католическом городке» Тилбурге (Северный Брабант), подобно Кейт внезапно распознала в музыке «Битлз» и модных фасонах, возникших вослед их популярности, веяние эмансипации. Ее первое знакомство с группой состоялось под влиянием старшего брата и продолжалось на протяжении всех школьных лет, когда слава «Битлз» как раз набирала обороты. Лютгарда Мютсерс (1953 г. р.) вспоминает:

Главной, конечно, была сама музыка, то, что ты постоянно слушаешь и обсуждаешь со сверстниками. Параллельно с этим существовали поп-журналы, какие-то ежедневники с фотографиями поп-групп, лондонские моды на одежду и прически […] Почему [все это] меня так занимало? Да потому, что я училась в монастырской школе для девочек, где монахини заставляли нас ходить в серых с чернильно-синим форменных платьях. Так что поп-мода на волне битломании была, прежде всего, про свободу![132]

И для Кейт, и для Лютгарды интерес к «Битлз» и битломании изначально был связан с музыкой. Однако стиль мод[133], ассоциирующийся с группой, также символизировал желание вырваться на свободу из зарегламентированного взрослыми девичества, будь то дома или в школе.

Хотя к концу 1963 года «Битлз» были на пике популярности в Великобритании и многих странах Европы, никто не мог гарантировать, что они добьются успеха на казавшемся недосягаемым американском рынке. Состоявшиеся британские музыканты в США приходились, что называется, не ко двору; самый яркий пример – Клифф Ричард. Тем удивительнее, что выступление группы 9 февраля 1964 года на «Шоу Эда Салливана» не только закрепило их признание в Соединенных Штатах, но и привело к беспрецедентной популярности во многих других странах. К вящему изумлению самих битлов, неудержимый восторг американских поклонниц превзошел все, что группа видела раньше. Американские репортеры наперебой расспрашивали «Битлз» об этой бурной реакции, но те в ответ лишь отшучивались, избегая каких-либо серьезных выводов. В безостановочной круговерти битломании вряд ли у группы была возможность остановиться и по-настоящему проанализировать происходящее. Когда журналисты просили поклонниц объяснить, почему они так любят «Битлз», то в итоге все сводилось к дайджесту внешних данных участников группы: дежурных замечаний по поводу «та-а-аких воло-о-ос» или «сексуальных ресниц» Джорджа, – то есть комментариям, которые идеально ложились в нарратив «женской хвори» под названием «битломания»[134].

Отдельную прелесть битломании, безусловно, придавала возможность видеть в Джордже «романтика», в Поле – «пупсика», в Джоне – «насмешника», а в Ринго – «симпатягу». Их ливерпульский выговор, казавшийся для остального англоговорящего мира настоящей экзотикой, тоже обладал притягательностью. По мнению американской поклонницы «Битлз» Мэри Энн Томпсон, залогом их обаяния стало сочетание их манеры говорить с неожиданным чувством юмора. Она вспоминает, что сразу подумала: «Это же первые настоящие англичане, которых мы видим! Как здорово!»[135] Большинство юных американских поклонниц группы были не в состоянии отличить провинциальный выговор от языка английской королевы. К британскому английскому в Америке принято было относиться с пиететом, поэтому битлы, несмотря на простецкие манеры, казались чуть ли не лордами. Кроме того, их выговор будил в сердцах американских фанаток образы из романтических сказок, с замками и прекрасным принцем.

В ноябре 1963 года был убит Джон Ф. Кеннеди, молодой президент, чью администрацию прозвали Камелотом. Прибыв в Нью-Йорк несколько месяцев спустя, «Битлз», подобно благородным рыцарям Круглого стола, вознамерившимся дать бой поглотившему страну отчаянию, смогли вдохнуть в американскую молодежь свежие силы.

За несколько месяцев до описываемых событий американская школьница Патти Галло (1949 г. р.) некоторое время в качестве предмета воздыханий видела сына королевы Елизаветы принца Чарльза. 14 августа 1963 года эта четырнадцатилетняя девочка записывает в дневник: «Думаю про наследника английского престола. Он почти моего возраста. Сколько девочек тринадцати, четырнадцати и пятнадцати лет будут по нему вздыхать!»[136] К февралю 1964 года принц Уэльский в мечтах Патти уступает место Полу Маккартни. Для другой фанатки «Битлз» ее кумиры тоже словно сошли со страниц любимых сказок. В своем стихотворении, опубликованном в ноябрьском номере журнала «Тин» (Teen) за 1964 год, она пишет: «Битлы меня заворожили / Я словно в сказке наяву»[137]. По мнению Кэрол Дайхаус, неотъемлемым атрибутом «культурного ландшафта желания» у многих девушек и женщин являются аристократы и «тонко чувствующие […] мужчины, источающие андрогинный шарм». Этот аспект коллективного образа «Битлз» врезался в память одной поклоннице благодаря одинаковым костюмам, в которых они появились на концерте в Чикаго в августе 1966 года: «На них были двубортные костюмы из оливкового вельвета с широкими лацканами, ну, джентльмены с головы до пят»[138]. Именно поэтому битлов – музыкантов, авторов песен, созвучных чувствам молодых женщин, само воплощение благородства и хорошего вкуса – было так легко перепутать с героями любимых девчачьих сказок. Таким образом, один идеал романтической мужественности переносился на другой.

И пока подобные ассоциации возникали в не знавших монархии Соединенных Штатах, история успеха «Битлз» на родине была из совсем другой сказки: они превратились в поп-принцев всея Великобритании. В закадровом тексте кинохроники Пате[139] 1964 года, освещающей возвращение группы в Лондон после первых гастролей в США, их называют «венценосными особами Мерсисайда». Поскольку «Битлз» были выходцами из «ливерпульского рабочего класса», их восхождение к славе подавалось как мужской вариант сказки про Золушку. Статья 1965 года в британском журнале «Рейв» (Rave) даже была озаглавлена «Жили-были на свете бедные битлы…». На фоне якобы «бесклассовых» 1960‐х группа стала примером того, как раскрученный медийный образ знаменитости начинает существовать параллельно со старыми мифами о монарших особах или даже вытеснять их. По мнению Криса Роджека, «…знаменитости заполняют нишу, образовавшуюся в результате упадка веры народных масс в божественное происхождение королевской власти»[140]. После того как в октябре 1965 года «Битлз» стали кавалерами Ордена Британской империи, вряд ли стоит удивляться словам журналистки Морин Клив из вечерней газеты «Ивнинг Стандард», что «…слава „Битлз“ того же порядка, что и слава королевы английской»[141].

В отличие от американок поклонницы «Битлз» из Австралии и Новой Зеландии не были замечены в поголовном англофильском благоговении. Однако их одежду, например характерные для стиля мод пошитые на заказ одинаковые костюмы, они вниманием не обошли. В интервью 2013 года австралийская фанатка Дженни Ки (1947 г. р.) вспоминает, как важно было для нее и ее подружек, что «Битлз» придерживаются этого стиля: «Эта четверка „модов“ воплощала в себе то, на что нам, молодым модницам, хотелось смотреть. Здоровые мускулистые парни нам были ни к чему. Нам подавай красавчиков. И на мой вкус, этот их мод-прикид был прямо то, что надо». Ки также рассказала, что битломания сподвигла ее на переезд в «Лондон, где движуха», и там в результате сложилась ее карьера модельера[142]. В письмах читательниц, напечатанных в сентябрьском номере подросткового австралийского журнала «Тинэйджерз уикли» (Teenagers’ Weekly) за 1964 год, где речь шла об «идеальном австралийском парне», точку зрения Дженни Ки разделяли несколько девочек. Одна из них утверждала: «Идеальный парень должен потрясающе выглядеть […], носить модную прическу […] и элегантно одеваться». Другая настаивала на том, что для парня ее мечты обязательна не только «битловская стрижка», но и любовь к «Битлз» и стилю мод[143].