Загадка Бомарше - Эдвард Радзинский

И я подошел к его жене. Говорят, креолке на самом деле уже под сорок, и когда она выходила замуж за юного героя, в брачном контракте скинула себе аж четыре года. Но сейчас румяна и пудра свершили обычное чудо: юное очаровательное личико, голубые глазки, огромные ресницы, вьющиеся темные волосы с медным отливом.. и нежность голоса, грация и легкость в движениях, которую я так любил у Антуанетты. И кокетство, зов – это великое «Подойди сюда», которое сводит с ума… О женщина!

Я передал ей письмо. Она умудрилась прелестно улыбнуться, не разжимая рта (говорят, у нее плохие зубы).

Вскоре последовал ответ генерала: «Я с удовольствием воспользуюсь первым представившимся мне случаем, чтобы познакомиться с автором «Преступной матери». И ни слова о доме!

Письмо означало: вы хотите меня увидеть, но я не хочу.

Настаивать было опасно.

Кстати, весьма странный вкус у гражданина Бонапарта – из всех моих пьес он почему-то избрал не самую удачную.

Когда два года назад «Комеди Франсэз» возобновил «Преступную мать», разнесся слух, будто генерал Бонапарт специально вернется из Италии, где он одерживал очередные великие победы, чтобы посмотреть любимую пьесу. Я всегда отказывался выходить к публике на аплодисменты в финале. Но его присутствие… Кроме того, я соскучился по признанию после собачьих лет бегства, эмиграции и прочего.

И я вышел на сцену. Аплодисменты вновь заставили меня пережить забытое чувство славы. Но тщетно я искал его глазами: Бонапарта в зале не было, наш герой продолжал воевать в Италии.

Теперь он в песках Египта. Так что можно сказать: сегодня по уважительной причине он не сможет участвовать в представлении.

Но вернемся к списку действующих лиц сегодняшней пьесы. Король и королева тоже отсутствуют и, как известно, тоже по самым уважительным причинам: удалились в могилу. Так что из всего списка должны прийти только граф Ф., маркиз де С. и она.

И все-таки прелестное ожидается представление! Мое последнее представление…

Однако негодяй с китайским носом не торопится принести мне кофе…»

Гражданин Бомарше позвонил в колокольчик. Но никто не пришел.

И тут он услышал…

Гражданин Бомарше продолжает сочинять пьесу

«В это время (о тишина майского утра на окраине Парижа!) по булыжной мостовой тяжело и звонко прогрохотало – и затихло. В окно я увидел, что подъехала карета и остановилась у моего дома…»

Лучше так: «В то важнейшее утро в жизни гражданина Бомарше…» Нет, можно точнее: «В то утро, 17 мая 1799 года, обещавшее стать последним в жизни Бомарше, к некогда роскошному (но весьма пострадавшему в дни революции) огромному дому, принадлежавшему сему гражданину, подкатил экипаж…»

В окно Бомарше наблюдал, как из кареты выпрыгнул господин в черном и открыл дверцы. После чего из экипажа стремительно выскочил другой господин, тоже в черном…

«Вот это новость! Каково действующее лицо! Но… он не заявлен… его нет в списке действующих лиц! Поворот сюжета?!»

Теперь Бомарше кричал, сопровождая ругательствами каждое слово:

– Куда ты исчез, подлец? (Непечатное.) Фигаро! (Непечатное.) Неси одеваться! Мало того, что ты так и не принес мне кофе! Мало того, что твой китайский нос… (Совсем непечатное.)

Он яростно, но тщетно звонил в колокольчик. А в дверь уже постучали, после чего просунулась голова прибывшего.

– С добрым утром, гражданин Бомарше, – необычайно ласково пропела голова. И узкое туловище едва втиснулось в открытую дверь.

«Пришедший в черном фраке был пугающе худ. Землистое лицо, бесцветные пряди волос, бесцветные брови, хищный костлявый нос, усмешка в тонких сжатых губах и непроницаемый взгляд бесцветных рыбьих глаз».

– С добрым утром, гражданин Фуше. Вынужден принять вас в халате…

– Я немного рано, гражданин?

– У вас, вероятно, бессонница, гражданин, – ответил Бомарше.

– Спасибо, что вы рассердились. Обычно, когда меня видят, пугаются.

– Что делать, для многих вы… как бы это выразиться…

– Поделикатней, – веселясь, подсказал гражданин Фуше.

– Вы – некоторое воспоминание о… – Бомарше в тон засмеялся.

– О мерзостях навсегда ушедшей в Лету нашей великой революции, – подхватил как-то сочувственно гражданин Фуше. – Да, да… тысяча шестьсот четырнадцать убитых в Лионе. Ужас! Но порядок мы там навели.

– И бедного короля…

– Кошмар! И королеву не забудьте. Я голосовал за казнь обоих. Конечно, заблуждение… но с монархией мы покончили. Какая эпоха ушла! Но вы правы – французы вспоминают с ужасом, что они сотворили. Хотя, поверьте, уже завтра поставят памятники всем, кого нынче клянут, – и Дантону, и всем прочим кровавым глупцам. А умным людям —никогда… – продолжил вздыхать Фуше. – Давно я не был в Париже. Все так изменилось! Прошло всего три года, как они отослали меня за границу послом. Наше вечное – «посол вон!» Предпочли держать вдалеке – я символ ушедшего печального времени. Однако, как видите, я снова тут. И как вы сейчас узнаете – надолго. Отправился я нынче в Булонский лес, потом на Елисейские поля… Послушайте, куда подевалась революционная простота? Только после революционного воздержания может быть такой разврат, такая жажда роскоши, удовольствий. Среди аллей и кофеен – дамы в туалетах античных богинь, у мужчин трости с драгоценными набалдашниками… Выставка богатства, как при проклятом королевском режиме! И давно это здесь началось?

– Вы отлично знаете – на следующий день после того, как упала голова Робеспьера.

– Бедняга Робеспьер… Да, он погиб.

– И тоже…

– Именно, именно, – сокрушался Фуше, – благодаря мне.

– И к власти опять вернулись деньги. И как ни удивительно…

– Да, вернулся и я.

– Ну конечно, вы должны были вернуться! Как же я не понял!

– Тоже удивляюсь. Вы умный человек – и корите меня старой кровью. Настали новые времена. В Париже наконец-то усвоили: кто-то должен хорошо защищать наворованные в революцию богатства. Кто-то должен помогать держать в узде опасное чудовище… пардон, горячо любимый французский народ. Нужны жесткие, исполнительные люди.

– Вы правы. Нужен тот, кто прежде хорошо исполнял роль кровавого революционера.

– Приятно с вами беседовать. «Исполнял роль…» Именно! Да, только он и способен исполнить новую роль – беспощадно покончить с «кровавой революцией»! Так ее теперь называют? Короче, уже неделя, как Директора затребовали меня из посольского изгнания. Этого, кстати, еще не знает никто… Дарю эту новость гражданину Бомарше, обожающему все узнавать первым. Уверен, что котировки на бирже вначале падут – наши болваны испугаются моего возвращения, решат, что возвращается революция. Так что можете лихо поиграть…