Афродита размера XXL - Елена Логунова

— Так Маша, значит, одна ребенка растит? — спросила я, возвращая болтливую старушку к интересующей нас теме.

— Одна-одинешенька! — бабуля сначала пригорюнилась, а потом укоризненно посмотрела на Генку, который в очередной раз поменял окрас в сторону преобладания красного. — В таком большом городе одна девка бьется, тут у нее ни няньки нет, ни бабки.

— А ты, ба? — напомнил Генка.

— А что я? — Старушка показательно вздохнула. — Я, конечно, завсегда рада с мальцом посидеть, мне же страсть как хочется правнуков потетешкать…

— Спокойно, Гена! — шепнула я парню, физиономия которого приобрела пугающее сходство с надувным шаром самого что ни на есть первомайского цвета.

— Но Маша ко мне редко обращается, старается сама все успевать. Хорошая она мать! Кому-то будет доброй женой…

— Ба, я пойду, пожалуй! — не выдержал нечеловеческого прессинга Мишка Сапиенс. — Че-то мне ухи уже не хочется, я лучше прогуляюсь.

— И правильно! — крикнула ему в спину неунывающая старушка. — Торопись, гуляй, пока молодой, и погода хорошая! Чай, бабье лето стоит!

Матримониально озабоченная бабуля определенно воспринимала бабье лето как пик брачного сезона для тех, кто может стать кому-то доброй женой. Я загляделась на отступающего Генку: он заметно ускорился и вывалился за дверь прямо в домашнем трико и тапках на босу ногу — типичный человекообразный медведь-шатун.

Ирка сочувственно хмыкнула и постучала о край кастрюли ложкой, которой она собирала пену с бульона. Этот звук вернул меня к суровой реальности. Я обернулась к бабуле:

— Значит, говорите, вам случалось нянчить Машиного ребенка?

Я не думала, что этот простой вопрос вызовет какие-то трудности, но с уходом Генки в поведении Ксении Петровны произошла разительная перемена. Бабушка враз сделалась несравненно менее оживленной, и дружелюбия у нее заметно поубавилось. Очевидно, безотносительно холостого внука добрые девки бальзаковского возраста были ей неинтересны.

— А вам это зачем? Вы, вообще, кто такие? — подозрительно спросила старушка.

— Мы — благотворительный фонд «Мать и дитя», — сказала Ирка, не потрудившись уточнить, кто из нас мать, а кто дитя.

С учетом того что у подружки потомков пока нет, а у меня один такой гаврик уже имеется, почетная роль матери, очевидно, отводилась мне. Я покосилась на самозваное «дитя» — Ирка ответила мне радостной девчачьей улыбкой — и развила тему:

— Посещаем матерей-одиночек на предмет выявления особо нуждающихся.

— Это кто — это Маша-то нуждающаяся? — искренне удивилась Ксения Петровна. — Да у нее денег в три раза больше, чем у нас с Генкой вместе взятых! Дом — полная чаша, чего только нет!

Она секунду подумала и добавила:

— Знаю, чего — лекарств у нее в доме нет! — в голосе старушки зазвучало превосходство. — Вы, молодежь, глупые еще, не понимаете, что в трудную минуту полная аптечка бывает важнее тугого кошелька!

Мы с Иркой помалкивали, почтительно осмысляя эту глубокую житейскую мудрость.

— Вот ежели у кого температура внезапно подскочила, какой толк от пачки денег? Куда их девать, к больному месту прикладывать? — съехидничала бабуля. — И что прикажете делать, куда бедной женщине бежать среди ночи?

— Среди ночи-то? Ну можно забежать к добрым соседям, у которых есть аптечка! — тоже не без ехидства ответила я.

— Аптечка-то у нас есть, а вот младенцев нет! — парировала Ксения Петровна и сразу же погрустнела.

— Женщины бегают к вам среди ночи за младенцами?! — громко изумилась Ирка.

За дверью на лестничной площадке послышался хриплый стон, и я поняла, что бедный Гена не успел уйти далеко.

— Не за младенцами, а с ними! — объяснила бабуля. — Маша вот недавно прибегала, детское лекарство от температуры спрашивала. А откуда у нас детское лекарство? У нас детей нет и пока что-то не предвидится.

Стон на лестнице повторился и закончился стуком. Я искренне понадеялась, что Мишка Сапиенс не разбил себе голову о стенку, но отвлекаться на проверку не стала. Меня сильно встревожила полученная информация. Внутренний голос без промедления выдал на-гора стройную и страшную версию:

— Тяжелобольной ребенок не получил своевременной медицинской помощи и умер, а его несчастная мать с горя утопилась в пруду!

— Кто умер?! — испугалась Ксения Петровна.

— Ты думай, что говоришь-то! — упрекнула меня Ирка, покрутив пальцем у виска.

До меня дошло, что я говорю вслух, но отступаться от сказанного было поздно.

— Машин младенец? Он не умер?

— Когда?

— Ну… Когда у него был жар, а у вас не нашлось лекарства?

— С чего это ему было умирать? Маша в ночной ларек за водкой смоталась, мы малого раздели, обтерли с головы до ног и температуру сбили. Проверенное народное средство, действенное и безвредное, главное, водка должна быть крепкая, а лучше даже — спирт, — обстоятельно объяснила бабуля.

— Ах вот оно что! — задумчиво повторила я.

Это объясняло, почему Мария черт знает в каком виде неслась глубокой ночью через дорогу в водочный ларек. Вовсе не потому, что ей хотелось выпить в компании приятелей-алкашей! Она торопилась принести народное лекарство больному малышу, оставленному на попечение старухи-соседки.

— А где сейчас Машин ребенок, вы не знаете? — спросила тем временем Ирка.

— А где сама Маша? — Ксения Петровна пожала плечами. — Гуляют, наверное, в парке. Они там каждый день по два раза в день гуляют, утром и вечером.

Мы с Иркой переглянулись. Подружка покачала головой, я кивнула. Мне тоже казалось, что ни к чему рассказывать старушке о трагической гибели Марии. Хоть и есть у нее в доме аптечка, но действенного средства от удара там может и не оказаться. Я сделала над собой усилие и как ни в чем не бывало поинтересовалась:

— Так, вы считаете, Мария в материальной помощи нашего фонда не нуждается? Ей, наверное, еще кто-то помогает?

— Мужик ейный помогает, кто же еще!

— Что за мужик?! — в один голос вскричали мы с Иркой, да так пылко!

Теперь Ксения Петровна могла окончательно увериться в том, что мы с подружкой не только можем, но и страстно хотим стать кому-нибудь добрыми женами.

— Мужик как мужик, голова-два уха, руки-ноги…

Бабуля замолчала, то ли припоминая особенности мужской анатомии, то ли готовясь озвучить отличительные признаки этого конкретного мужика.

— А имя его? — вытянула шею Ирка.

Увы, ни имени, ни фамилии Машиного мужика Ксения Петровна не знала, да и описать его внешность не смогла.

— Я к мужикам давненько не присматриваюсь, — честно сказала старушка. — Зачем мне?

— Это понятно, — буркнула Ирка, снимая кухонный фартук. — Ведь ни один из них не сможет стать кому-то доброй женой. Что бы ни думал по этому поводу противный Юрасик…

— А это мысль! — пробормотала я.

Жизненный опыт подсказывал, что как раз Юрасик должен внимательно и заинтересованно присматриваться к мужикам.

Мы попрощались с Ксенией Петровной, пожелав ей приятного аппетита, а ее внуку — скорейшей и удачнейшей женитьбы на одной из множества справных девок.

Проходя мимо двери Юрасика, я прислушалась: из глубины квартиры доносилось два воркующих голоса, тенор и бас. Сердечный друг блондинчика был дома, и я не решилась обратиться к голубкам с вопросами про Машиного мужика из опасения внести дисгармонию в их противоестественный, но слаженный дуэт.

Мы с подружкой пошли вниз по лестнице и уже спустились на полпролета, когда услышали сначала звук открываемой двери, а потом знакомый голос:

— Девки! Я вспомнила!

Я прыжками через две ступеньки на третью вернулась на площадку, Ирка притопала следом.

— Я про Машиного мужика кое-что вспомнила, — косясь на дверь квартиры, хозяйка которой уже ничего не могла услышать, заговорщицки зашептала мне Ксения Петровна.

— Что?!

— Кольца у него.

— Какие кольца? — опешила я.

— Обручальные, наверное? — предположила Ирка. И тут же сделала скороспелый вывод: — Он что, многоженец?!

— Может, и женатик, — согласилась бабуля. — Холостой небось навещал бы свою бабу чаще. Но я не про те кольца, что на пальцах, говорю. У Машиного мужика кольца на спине.

— П-пирсинг? — робко заикнулась Ирка.

Я посмотрела на нее и покрутила пальцем у виска. Допустить, что какой-то странный тип оригинально украсил себя кольцами в спине, я еще могу, но не ходит же он голым по пояс, выставляя пирсинг на всеобщее обозрение? В октябре-то месяце?

— Разноцветные кольца, все между собой перепутанные! — терпеливо объясняла бабуля. — Одно красненькое, одно зелененькое, одно синенькое — всего пять колец.

Ирка открыла и снова закрыла рот. Видимо, сложный множественный пирсинг из полудесятка разноцветных колечек был выше ее понимания. А до меня наконец дошло: