Вечная игра - Мод Лэрби

Эмма вспомнила, как три года назад, в Париже, познакомила его с Мэгги. Мэгги тогда только и сказала, что он весьма честолюбив. Эмма немного расстроилась, что бабушка ограничилась столь лаконичным замечанием, но потом подумала, что у Мэгги еще будет время узнать его получше и полюбить.

— Ладно, я отключаюсь, — сказал Дэниел. — Эти международные разговоры ужасно дорого стоят. Оставайся и как следует заботься о кошках. Не упускай такую возможность.

— Хорошо, дорогой, — проговорила она, не задумываясь о смысле сказанных ею слов, и посмотрела на Брента, который не сводил с нее любопытных глаз.

Она положила трубку и мысленно уже приготовилась отвечать на неизбежные вопросы, хотя вовсе не обязана была этого делать. Эмма нервно провела рукой по волосам и отвела взгляд.

— Это был важный разговор? — спросил Брент.

— Да. Дэниел Кендол… Он мой друг, — неуверенно проговорила она.

— Похоже, больше чем друг. Вы собираетесь за него замуж? Держу пари, он не меньше вас заинтересован в деньгах Мэгги. Я прав?

Эмма вспыхнула.

— Послушайте, Форрест! Вы не имеете права осуждать меня.

Она встала и с трудом начала подниматься по лестнице. Голова у нее закружилась и в глазах потемнело…

Эмма пришла в себя от едкого запаха нашатыря и закашлялась. Открыв глаза, она увидела Брента, склонившегося над ней и совавшего ей в нос флакон.

На какой-то момент Эмме даже пришло на ум, что он хочет воспользоваться ее беспомощностью. К счастью, она быстро взяла себя в руки, отогнав эти абсурдные мысли.

— Хватит, — прошептала она, отстраняясь и вытирая рукой выступившие от резкого запаха нашатыря слезы. — Уже прошло.

Брент отодвинулся, все еще держа флакон наготове и не отводя от Эммы раздраженного взгляда.

— Надо же так напугать человека! Почему женщины не носят с собой нюхательную соль, как сто лет назад? — спросил он машинально. — Мне пришлось бегать за этим пузырьком к себе.

Он помахал флаконом, отчего Эмма едва не закашлялась.

— Брент, — с трудом проговорила она, — уберите эту гадость, пока я не задохнулась.

— Вовремя сказано. — Он поспешно спрятал флакон.

У него был такой обеспокоенный вид, что Эмма не могла не улыбнуться.

— Откройте глаза пошире, мне надо видеть ваши зрачки.

— Ничего особенного. У меня просто лихорадка.

— Откройте!

Она знала, что спорить с ним бесполезно, он все равно настоит на своем, поэтому, ничего не говоря, подчинилась. Он склонился над ней с озабоченным видом.

Проверив зрачки, Брент коснулся рукой ее носа, и Эмма возмутилась.

— Это у собак щупают нос, а у людей — щеки.

— Знаю. Не забыли, что у меня питомник? — хрипло проговорил он. — Вам давно стало плохо?

— Еще ночью. Дикая головная боль…

— Думаете, грипп?

— Нет. Похоже на малярию.

— Малярия? Вы шутите!

— Нет. В Сенегале почти все болеют ею. Я тоже болела. Мне пришлось жить не на территории посольства. Я всего-навсего секретарша, поэтому снимала маленькую квартирку в Дакаре. К тому же мне часто приходилось уезжать из Дакара…

— Почему? — спросил он и ласково погладил ее по плечу, когда она замолчала.

Эмма помнила, что не должна рассказывать ему о себе, только не знала почему. Но у нее не было сил противиться ему, к тому же ей нравилось, как он нежно гладит ее, и даже захотелось выгнуться под его рукой, как это делают кошки.

— Я помогала Красному Кресту распределять благотворительную помощь по деревням. Из-за засухи там погиб весь урожай…

Она опять умолкла, не в силах больше говорить.

Брент перестал ее гладить.

— Надо показать вас врачу.

— Нет, — запротестовала она. — Мне нужно принять лекарство. Хину.

— Вы сможете сами одеться или мне вам помочь? — не обращая внимания на ее протест, спросил он.

Она открыла глаза и, повернувшись к нему, неожиданно уперлась рукой в его колено.

— Еще чего не хватало!

Он усмехнулся.

— Тогда одевайтесь, а я пока позвоню врачу и предупрежу о нашем визите.

Он встал и не оглядываясь пошел к двери. Если бы у нее хватило сил, она бы запустила ему вслед чем-нибудь тяжелым. Вся дрожа, Эмма встала и натянула на себя шорты и рубашку, в которых ходила накануне, а ноги сунула в босоножки. Потом добрела до ванной, плеснула водой в лицо и провела расческой по волосам. Когда вернулся Брент, она сидела на кровати, то дрожа от озноба, то покрываясь потом.

— Все в порядке. Доктор ждет вас.

Эмма подняла голову и посмотрела на него, не зная, за что она ненавидит его больше — за его энергию или за его властность.

— Вы бы лучше попросили его выписать лекарство, — стараясь не раздражаться, сказала Эмма. — Вам бы следовало знать, что в Южной Каролине малярия тоже не такая уж редкость.

— У меня ее никогда не было, — возразил он самоуверенным тоном. — Кроме того, я не хочу, чтобы вы потом говорили, будто я не позаботился о вас, когда вы заболели.

— Я вообще не хочу, чтобы вы заботились обо мне, здорова я или больна.

Не обращая внимания на ее слова, Брент подошел к ней и поднял ее на руки.

— Мэгги бы не простила мне этого, — сказал он, прижимая ее к груди.

Эмма подумала было воспротивиться, но почувствовала себя так уютно у него на руках, что не стала этого делать под предлогом, что у нее нет сил. Единственное, за что она возблагодарила Бога, так это за то, что на нем рубашка: неизвестно, чем бы кончилось, если бы он прижал ее к голой груди.

Брент быстро сбежал с лестницы и осторожно усадил ее на сиденье заново отремонтированной машины. Эмма удивленно заморгала, вспомнив, как зверски покорежила ее.

Взглянув еще раз на девушку, Брент ужаснулся ее виду и постарался побыстрее завести мотор.

— Положите голову мне на плечо. — Он ласково притянул ее к себе.

Он, наверное, шутит, — подумала она.

— Спасибо. Мне и так удобно.

Очевидно, он тоже решил, что идея не блестящая, и не стал настаивать.

— Прошу прощения, что вынужден везти вас в этой колымаге, но моя спортивная машина будет готова только на будущей неделе, — тихо проговорил он, взглянув на ее пылающее лицо.

У него в самом деле был виноватый вид, и он ничуть не сердился на нее из-за аварии.

— Ничего, — пробормотала Эмма, не поднимая головы.

Он так мягко тронулся с места, что, если бы у нее была чашка с чаем в руках, она бы не пролила ни капли. Рядом с Брентом она вдруг ощутила такую защищенность, как будто они давно знали друг друга.

Брент на руках внес ее в кабинет доктора Конвилля, словно она была двухлетним ребенком, и, положив ее на кушетку, сел рядом на стул.