Развод. Моя (не) желанная - Лада Зорина

Мгновение, и я оказалась прижата к мужскому горячему телу, а на ухо мне пробормотали.

— Повыпендривалась — и хватит. Спи, Митина. Нечего мне тут свой характер показывать.

Я рванулась, но бесполезно — Громов держал меня крепко.

— Ты меня разве не слышала? — его дыхание обдало жаром моё ухо, послав по всему телу странную дрожь. — Спи, говорю. Я же сказал, не трону.

Мне следовало бы знать, что Громову нельзя доверять.

Но я поверила его последней фразе.

Я зря это сделала.

Громов солгал.

Глава 22

— Мне неудобно.

— Что?

— Неудобно, говорю.

— Что тебе неудобно? Постель жестковата, принцесса на горошине?

Я попыталась убедить своё упрямое тело выйти из паралича, вызванного столь резкой сменой места дислокации, но тело успешно сопротивлялось. Дышать могла, и на том спасибо.

Громов лежал слишком близко. Руки он от меня убрал, но я вот просто каждой своей напряжённой до предела клеточкой чувствовала его присутствие, пусть он меня и не касался.

Поэтому сделала очевидную ошибку — попыталась хотя бы на миллиметр сдвинуться влево, к краю постели.

Поплатилась.

Громов перекатился на бок, и поперёк моей талии легла тяжеленая мужская рука, по ощущениям, буквально вдавившая меня в матрас.

— Митина, ты русский язык понимать разучилась?

— Да что ты ко мне пристал? — зашипела я в темноту, задыхаясь от возросшего ощущения близости.

От мощного мужского тела шёл жар, игнорировать который не представлялось возможным. А ещё от него очень приятно, пусть и едва слышно, пахло чем-то терпковато-цитрусовым — должно быть, гелем для душа или шампунем.

— Поверь мне, если бы я начал к тебе приставать, ты бы уже стонала от удовольствия, а не шипела на меня, как рассерженная кошка.

В голове у меня промелькнула безумная картина — наши тела сплелись в жарких объятиях, и я с большим энтузиазмом отзываюсь на его «приставания».

Ма-а-амочки, это ещё что такое…

Кажется, собственная фантазия напугала меня куда сильнее, чем угроза лежавшего рядом искусителя. Я дёрнулась, и рука на моей талии заметно потяжелела.

— Слушай, что ты дёрганная такая?

Громов выдержал паузу и добавил уже совершенно иным тоном:

— Или распереживалась, что и впрямь устоять не сумеешь?

— Помечтай, извращенец! — я таки удосужилась отодрать его руку от своей талии и почти успела доползи до края постели.

Но, кажется, у Громова сегодня случилось обострение упрямства и самодурства. Он поймал меня на краю и одним рывком, который ничего ему по силам не стоил, буквально впечатал меня в своё тело.

— Послушай меня, — его дыхание обожгло моё ухо, заставив судорожно втянуть в себя воздух, — если ты сейчас же не прекратишь свои попытки сбежать, я выберу особый способ принуждения. Вот тогда и поговорим про извращенцев.

Я побоялась уточнять, что конкретно мой мучитель подразумевал под особым способом. Рот мне надёжно закрыло одно шокирующее обстоятельство — чуть пониже спины в меня упиралось явное свидетельство того, какой именно эффект на Громова производит это постельное противостояние.

Я таращилась в темноту, пытаясь как-то переварить это неожиданное открытие. Ему нравилось, когда ему сопротивлялись? Он… он любил, чтобы пожёстче?..

Тут же вспомнилась его подружка Илона.

Не похоже, чтобы она сопротивлялась. И непохоже, чтобы его это расстраивало.

Так почему тогда…

Тут моя мысль безнадёжно выскальзывала из фокуса, а я старательно делала вид, что попросту не замечаю того, что заметила.

— Ты же… ты сам мне сказал, что в постель меня не пустишь, — пошла я на отчаянные меры.

— Не собирался. Но я недооценил высокий уровень твоего ослиного упрямства, — пробасил он мне на ухо, заставляя мою кожу в тысячный раз укрыться мурашками. — Если ты схватишь простуду или почки себе отморозишь, меня потом обвинишь. Не свою же упёртость.

— Кто бы говорил об упёртости! — я пыталась отвлечь своё внимание от терзавших меня ощущений. — Нам совершенно необязательно было устраивать этот безобразный, унизительный цирк с общей спальней! При желании можно было бы придумать какой-нибудь обходной манёвр.

— Слушай, ты думаешь, мне сейчас больше делать нечего, как биться над стратегией обведения вокруг пальца этого Лисицына? У меня других забот полон рот! Мне о тысяче дел в день подумать нужно, и выстраивать хитроумные схемы по одурачиванию человека из «Фонда» попросту некогда, ты меня поняла?

Его пальцы прихватили мою талию посильнее, и это заставило меня буркнуть:

— Поняла.

— Сомневаюсь, — его пальцы будто не могли угомониться. — Я действую максимально простым и надёжным способом. Лисицын хочет разнюхать, спим ли мы вместе? Так вот пусть знает, что спим. Это ясно?

Я едва не упустила из внимания его вопрос, потому что отвлеклась на медленно разливавшийся внизу живота тягучий жар. Вместе с ним в меня капля по капле просачивалась настоящая паника.

Я не должна всего этого ощущать. Нельзя, Алина, нельзя!

— Ясно. Ясно. Да.

— Удивительная сговорчивость, — проворчал он, чуть отстранившись. — А то ещё немного, и я начну подозревать, что тебе в суицидальном порыве стало вдруг наплевать на конспирацию.

— Я не об этом, — процедила я сквозь зубы. — Но можно же было сюда кушетку какую-нибудь принести. На крайний случай, что-нибудь раскладное.

Я бы всё сейчас отдала, чтобы сбежать от него хоть куда-нибудь.

— И обрекать одного из нас на подобные неудобства каждую ночь?

Из моих лёгких будто весь кислород разом вышибло:

— Ч-что значит, каждую ночь?..

Громов помолчал, прежде чем изумлённо спросить:

— Митина, ты что, сразу-то не догнала?

— Чего не догнала? — моё сердце катилось куда-то вниз.

— Мы спим вместе, пока Лисицын от нас не съедет, — тон Громова не терпел возражений. — Рисковать я не намерен. Поэтому молись, Митина, чтобы он съехал от нас побыстрее.

Его губы снова приблизились к моему многострадальному уху:

— Но если этот инспектор совсем обнаглеет и задержится тут на несколько месяцев… что ж, эти несколько месяцев мы проведём в одной постели.

Глава 23

— Не… несколько месяцев? — просипела я, принявшись лихорадочно ёрзать в отчаянных попытках выбраться-таки из его медвежьей хватки.

Да что он вцепился-то в меня, как утопающий в спасательный круг? Он же терпеть меня не может!

— Несколько месяцев, — преспокойно повторил Громов, не обращая ровным счётом никакого внимания на мои активности. — Митина, я уже всё тебе объяснил. Ну не строй ты из себя невменяемую с проблемами слуха.

— Несколько месяцев спать с тобой в одной постели только из страха, что Лисицын примется под дверью подслушивать и в замочные скважины подглядывать? — не унималась я.