Формула власти. Первое условие - Анастасия Поклад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иного зрелища на Холмах не найти. Даже дорог толком нет, поскольку все население перемещается по воздуху. На юге — Принамкская граница и кусок дареной Орденом земли, отведенный под поля. С востока на запад Холмы пересекает речка Сильфука, у местных зовущаяся Хрустальной. Далеко на юго-западе Сильфука впадает в Принамку, вместе с ее водами делает крутой поворот и снова бежит на восток, в Доронское море.
Было два часа пополудни. Юрген Эв, словно молодой ветерок, взлетел вверх по лестнице родной усадьбы, держа доску подмышкой. Он не был дома уже две недели.
На Сильфийских Холмах взрослые дети обычно живут с родителями, переезжают редко, если уж совсем невмоготу. Или когда женятся. Юргену этой зимой исполнилось двадцать два года, и по меркам своего народа он был ошеломительно молод. О женитьбе Юрген не думал, только время от времени о девицах. Впрочем, в них у симпатичного юноши, да еще агента тайной канцелярии, недостатка не было. Когда Юрген надевал форменную, на застежке-змейке, куртку с погонами, вешал на грудь свою единственную, но не последнюю медаль и в таком виде выходил куда-нибудь, то всякий раз чувствовал на себе мечтательные девичьи взгляды.
В длинном коридорчике прихожей было сумрачно и тихо. Изящные остроносые ботинки знакомо стучали по деревянному паркету. Юрген подошел к специально сконструированной подставке и принялся размещать там свою белую доску.
— Юрка! — взвизгнули сзади.
От неожиданности Юрген выронил доску и она, звонко грохоча, познакомилась с паркетом.
— Рафуша! — от досады юноша топнул ногой. — Я же говорил, чтобы ты прекратила подкрадываться!
— Гы-гы! — без тени стыда ухмыльнулась растрепанная двенадцатилетняя сильфида, шустрая и зеленоглазая, в нарядном золотистом платье чуть ниже колен. Когда девочка кружилась на одном месте, ловко переставляя тонкие ножки в шелковых башмачках, легкая блестящая юбка вздувалась колоколом, обнажая белоснежные кружевные оборки. Раферия Эв была эталонной младшей сестрой — вертлявая мелкая пакостница, по которой подзатыльники плачут, но рука не поднимается.
Юрген поднял с пола доску и все-таки поставил на место.
— Рафуша, ты когда-нибудь доиграешься! Я задумаюсь и по привычке заломлю тебе руку, как государственной преступнице.
— Гы-гы! — у этой вредины на все один ответ. Знает, что никто ее не тронет, и вовсю зубоскалит. — Где тебя носило?
— Родители сердятся?
— Гы! Они тебя уже второй день по всем Холмам разыскивают! Но в канцелярии сказали, что ты в Мавин-Тэлэй улетел, и они на время смирились. А ты правда был в Принамкском крае?
— Правда. А до того мы двое суток разрабатывали план беседы с наиблагороднейшим и собирали на него компромат. Хлопотное это дело! С людьми сейчас очень непросто, они хотят всего и сразу, а сами не могут даже обеспечить на своей территории нормальную защиту нашим послам…
— А, ты рассказывал, — вспомнила Раферия. — За последний год в Принамкских лесах без вести пропали трое сильфов, один за другим.
— Поэтому я, вопреки традициям и правилам хорошего тона, полетел в Мавин-Тэлэй на доске, а не поехал в орденском кортеже.
— И как слетал?
— Государственная тайна, — Юрген не удержался и показал сестричке язык. — Зачем я родителям понадобился?
— Семейная тайна! — мстительно выпалила Рафуша, вывалив острый розовый язычок до самого подбородка.
Юра щелкнул ее по носу.
— Ну и не говори. Сам сейчас узнаю!
Он покинул коридорчик и направился в комнаты. Рафуша сморщила нос, что-то пробормотала (вполне возможно, свое обычное «гы») и на цыпочках поспешила следом. Подслушивать за братьями — основная обязанность младших сестер.
Юрген нашел обоих родителей в отцовском кабинете — они словно ждали его. Отец сидел за столом: серьезный, суровый, сосредоточенный. Мать стояла справа, вроде бы чем-то встревоженная. И оба хмуро посмотрели на вошедшего сына. Под этими взглядами Юра споткнулся и застыл на пороге, но все же нашел в себе силы недрогнувшим голосом спросить:
— Что случилось? Зачем вы искали меня?
— Юра, — с несвойственной ей робостью начала мама.
— Юрген, — перебил ее папа более уверенно, — ты уже взрослый и самостоятельный…
Юргену показалось, что небо сейчас упадет на землю. Или земля поднимется в небеса. Дорогие родители признали его взрослым и, мало того, самостоятельным! Такого не случалось, даже когда он получил медаль. А ведь было за что! Но продолжение фразы ледяным кулаком ударило под дых.
— …Поэтому мы с матерью решили, что тебя пора женить. Невеста выбрана, свадьба состоится завтра в полдень.
— Это шутка такая?
— Нет, все совершенно серьезно. Иди к себе и готовься.
— А… э… — Юра несколько раз открывал рот, но слова застревали на полпути и не произносились. С трудом, но ему удалось немного взять себя в руки. — За что?! В смысле, зачем? То есть, я… не могу… не хочу…
— Твое желание ничего не решает, — отрезал отец. — Так надо, это все, что тебе следует знать.
— Ты потом поймешь, Юрочка, — тихо и виновато сказала мама.
— А сейчас объяснить нельзя? — Юргена не покидала дурацкая мысль о розыгрыше. Ну, не может такого быть! Улетал — ни о какой женитьбе речи не шло, а теперь — на тебе. — И если вы считаете меня взрослым, то позвольте самому решать, когда и на ком жениться.
— Делай, что говорят! — это уже ни в какие ворота. Папа никогда не выходил из себя настолько, чтобы бить кулаком по столу.
— Да что с вами такое?! — Юрген тоже умел повышать голос. — Либо растолкуйте мне, что к чему, либо никакой свадьбы не будет!
— Не дерзи родителям!
— Юрочка, мы не можем ничего сказать, — мама примирительно погладила разбушевавшегося отца по плечу. — Ты когда-нибудь все поймешь. Будь умницей, иди в свою комнату и приведи себя в порядок.
У Юргена против воли подкосились ноги, и он вынужденно прислонился к стене. В голове осталась единственная дурацкая мысль: «Отлетался, вор-робушек!».
— Мне надо на работу, — наконец выдавил он.
— Послезавтра слетаешь, никуда твоя канцелярия не денется! Марш к себе, и никаких возражений.
— Юрочка, пожалуйста, это очень нужно и важно, от тебя сейчас зависят честь и благополучие нашей семьи…
— А поточнее? — юноша испытующе глянул на мать.
— Потом, — уклончиво отозвалась она.
— Тридцать четыре смерча! Почему я, взрослый и самостоятельный, не имею права знать, за