Сказочные повести - Вениамин Каверин

Вот уже несколько дней, как Лихоборские сороки готовились к событию, о котором, чуть дыша от волнения, трещали с утра до вечера не только лихоборские сороки: впервые за все время существования птиц на земле открывалась сорочья школа. Причем, занятия решено было начать с поговорки: "Не все то золото, что блестит". На ее изучение отводилось почти полгода. Естественно, что во всех гнездах чистились перышки, шились наряды ведь теперь, когда сороки перестали воровать, украсить себя было довольно трудно.

- Нет, нет, вы ошибаетесь. Спину и плечи теперь носят бледно-голубые, а головку - золотисто-черную.

- Милая моя, это вы ошибаетесь. Спинку - розовую, плечи - белые с голубыми чешуйками, а ножки - красненькие.

- Ну уж, только не красненькие! На открытие школы нужно прийти в чем-нибудь строгом.

Да, это был большой день для всех Лихоборских сорок. Но в особенности для Тани, потому что не кто иной, как именно она, была назначена директором школы.

Серьезная, застенчивая, держась скромно, но с достоинством, она прилетела на поляну, и ребята, трещавшие наперебой, почтительно замолчали.

- Итак, дети... - начала Таня.

Но больше она ничего не успела сказать, потому что в эту минуту в далеком Мухине Великий Завистник лопнул от зависти и все его чудеса потеряли силу. Перед детьми (и родителями, облепившими вокруг все кусты) появилась девочка, Таня Заботкина, одетая и причесанная точно так же, как в ту ночь, когда она отправилась в аптеку "Голубые Шары".

Через час она уже садилась в поезд, а сороки провожали ее. Их было так много, что один местный Любитель Природы даже написал об этом в газету. Его особенно поразило, что, улетая, они покачивали крыльями, как самолеты, - он не знал, что они прощались с Таней.

- Шакерак! - высунувшись в окно, крикнула им Таня.

Это значило: "Будьте счастливы!"

- Шакерак маргольф! - отвечали сороки.

Это значило: "До свидания, мы тебя не забудем!"

Прошел месяц, за ним другой. Наступила осень. А осенью, как известно, ребята начинают понемногу забывать о том, что случилось летом. Забыла и Таня. Петька, которого она пригласила на день своего рождения, тоже забыл, тем более, что для него важнее всего были книги, стоявшие в нарядных переплетах у бывшего Великого Завистника, а он с тех пор прочел много других, поинтересней.

Он опять потолстел, но был уже не трусишка, как прежде, а толстый храбрый мальчик, успевший - это было видно по его толстому носу - испытать в жизни немало.

Конечно, Таня пригласила не только его, но и Ниночку, и Лекаря-Аптекаря, и косолапенькую Лору, которая научилась теперь ходить легко, как снегурочка, или, во всяком случае, не так тяжело, как медведь.

Дети говорили о своих делах, а взрослые - о своих. И все было так, как будто на свете нет и никогда не бывало сказок.

И вдруг Солнечные Зайчики побежали по комнате - веселые, разноцветные, с коротенькими розовыми хвостами.

Одни спрятались среди стаканов на столе, другие, кувыркаясь и прыгая, побежали вдоль стен. А один, самый маленький, уселся на носу ЛекаряАптекаря, отогнув разноцветные ушки.

Это Петька откупорил бутылку с Солнечными Зайчиками - разумеется, просто из озорства, потому что у всех и так было превосходное настроение.

Но, может быть, Солнечные Зайчики выскочили не из бутылки? Может быть, по улице пронесли зеркало? Или в доме напротив распахнули все окна?

Так или иначе, все кончается хорошо. А ведь это самое главное - не правда ли? - особенно если все начинается плохо.

ЛЕГКИЕ ШАГИ

Шум приближавшегося поезда послышался издалека, круглый столб расширяющегося света несся перед ним, и вдруг стали видны станция, с которой свисал снег, лениво заглядывая в освещенные окна, ларек "Пиво - воды", знакомый извозчик из Дома Отдыха Престарелых Грачей, который стоял у ларька, держа кружку с пивом, и даже вылезающая из кружки, лопающаяся пена. Поезд налетел, пролетел, оставив всех в темноте, в тишине. Но прежде чем он пролетел, Петька ясно увидел какую-то девочку, перемахнувшую по воздуху через рельсы перед самым фонарем электрички. Он ахнул. И возчик тоже сказал: "Ух ты!" Но когда улеглись поднятые поездом снежные вихри, на той стороне не оказалось никого, кроме двух баб, закутанных так, что их можно было принять за двигающиеся мешки с картошкой.

Теперь до Немухина было недалеко, и Петька прибавил шагу. О девочке он подумал научно: "Обман чувств". Он любил обо всем думать научно. Но это не было обманом чувств, потому что через несколько минут он увидел ее на углу Нескорой и Малинового переулка. Она стояла, поглядывая по сторонам, точно размышляя, куда бы ей еще слетать, - такой у нее был воздушный вид. На ней было короткое ситцевое платье с большим бантом на спине, а за плечами что-то вроде накидочки. Она была без пальто, и это показалось Петьке интересным, но тоже не вообще, а с научной точки зрения.

- Хрю-хрю, - сказал он.

Девочка обернулась. Пожалуй, надо было поздороваться, но он поздоровался в уме, а вслух сказал:

- А пальто где? В школе забыла?

- Извините, - сказала девочка и присела. - Я еще не знаю, что такое "пальто".

Она, конечно, шутила. Любила же Петькина тетка говорить: "Я не знаю, что такое насморк".

- А где ты живешь?

- Нигде.

- А конкретно?

- Извините, - сказала девочка. - Я еще не знаю, что такое "конкретно".

- Между тем пора бы и знать, - рассудительно заметил Петька. - Тебе сколько лет?

- Второй день.

Петька засмеялся. Девочка была беленькая, а ресницы - черные, и каждый раз, когда она взмахивала ими, у Петьки - ух! - куда-то с размаху ухало сердце.

- Теперь я вас хочу спросить, - сказала девочка. - Скажите, пожалуйста, что это за штука?

Она показала на луну.

- Тоже не знаешь?

- Нет.

- Эта штука называется "луна", - сказал Петька. - Ты, случайно, с нее не свалилась?

Девочка покачала головой.

- Нет, я из снега, - серьезно объяснила она. - Вчера ребята слепили снежную бабу. Мимо проходил какой-то старик с бородой. Он посмотрел на меня... то есть не на меня, а на снежную бабу, и сказал сердито: "Ну нет, и без тебя на дворе довольно бабья".

Она рассказывала спокойно, неторопливо, и Петька заметил, что, когда он говорит, изо рта идет пар, а у девочки не идет.

- Мальчишки ушли, а он меня переделал. На голове у меня было дырявое ведро - он его сбросил, в руках швабра - он ее вынул. Он пробормотал: "В этом деле я не специалист", - когда делал прическу. "А теперь устроим ей ножки", - когда устраивал ножки. Я не слышала, потому что меня еще не было, но, наверно, я уже отчасти была, потому что я все-таки слышала. С глазами не получалось! - сказала она с огорчением. - А потом получилось. Вот.

Она взмахнула ресницами, и у Петьки - ух! - куда-то ухнуло сердце.

- Потом он сказал: "А ходить ты будешь легко, потому что я не люблю девочек, которые ходят, как утки". В общем, я получилась у него так хорошо, что открыть глаза и заговорить - это было не так уж и трудно.

- И ты заговорила?

- Не сразу. Сперва вздохнула.

- Что же ты сказала?

- Не помню. Кажется. "Добрый вечер!".

- А он?

- Он? "Ах ты, моя душенька!" - и ушел.

- Странная история, - сказал Петька.

Они были теперь недалеко от Немухина. Впрочем, Петька - то далеко, то близко. У него были длинные ноги, и он, задумавшись, уходил от девочки, а потом спохватывался и возвращался.

По Нескорой всегда плелись нехотя, вразвалку. Такая уж была улица, располагавшая к лени. Немухинский горсовет переименовал ее было в Какпулясовсехногпроносященскую, но из этого ничего не вышло - все сразу начинали плестись, едва сворачивали в нее с Малинового переулка. Но Петька, устроив девочку в дровяном сарае, где было так холодно, что даже дрова покряхтывали, и, чтобы согреться, толкали друг друга боками, действительно пролетел эту улицу как пуля. Дело в том, что на этой улице жил старый Трубочный Мастер. Самыми ценными считаются обкуренные трубки, поэтому в его маленьком домике всегда стоял дым - тот самый, о котором почему-то говорят "дым коромыслом". В этом дыму с трудом можно было различить хозяина, который сидел в кресле, скрестив короткие ножки.

Он очень боялся, что врачи запретят ему курить. На дощечке у ворот вместо "Внимание! Злая собака" было написано: "Внимание! Врачам и даже членам Академии медицинских наук вход запрещен". Всех он спрашивал: "Простите, а вы, случайно, не врач?" Когда Петька влетел к нему, запыхавшись, он тоже начал было: "Простите, а вы, случайно..."

- Дяденька, необыкновенный случай! - закричал Петька. - Морозоустойчивая девчонка!

И он рассказал Трубочному Мастеру о девочке, которая не знает, что такое "пальто", что такое "луна" и что такое "конкретно".

- Любопытно. Возможно, что это просто Снегурочка. Подождем до весны.

- Почему до весны?

- Потому что весной Снегурочки тают.