Демитрикая: Путь вампира - Андрей Ра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ого! — вдруг воскликнула Эммилия.
Он наделил свою одежду магической защитой, сам того не ведая. Эммилия ошиблась, говоря, что магических способностей у него ноль. Возможно, он даже тот, кого она ждала уже несколько сотен лет.
Вампирша сосредоточилась и стала собирать хаотичные видения в одну единую цепь.
Дотронувшись до двух звёзд, находящихся в кругах на спине, она увидела:
Человек — явно друг, хотя и размахивает деревянным мечом перед носом. Он что-то говорит. Эм напряглась и услышала слабую речь.
— Алказарище, давай драться, драться давай, драться, — настаивал этот человек
— Не, я не псих.
— Ну что со мной никто драться не хочет! Кстати, зачем тебе две пентаграммы на спине?
— Чтобы крылья не выросли.
Виденье растворилось.
«Может это даст больше информации», — девушка дотронулась до небольшого мохнатого паука на его шляпе: сначала расплывчатое пятно, потом оно обретает черты лица, было видно, что это человек, но в голове крутилась мысль о тёмном эльфе.
— О! А у тебя на голове паук. Ик… — это непонятное существо говорило, запинаясь, и взгляд его был затуманен — алкогольное опьянение, не иначе.
— Ну и что? А у тебя руки в пальцах, а паук мой друг. Рахат Лукумыч, между прочим, его зовут.
Какой-то бред. Возможно, одежда имеет сопротивление, только выдаёт различную глупую информацию.
«Бесполезно, здесь я ничего не найду, — подумала Эммилия. — О, драгоценность».
Весь металл, что был на одежде Алказара, был простым, но с левого боку на козырьке висела небольшая золотая серёжка. Чтобы разглядеть находку поближе, девушка взяла её двумя пальцами.
Яркая вспышка, затхлый запах, мало пространства, нечем дышать, задыхаюсь, слёзы на щеках. Кровь, кровь, как много крови, на руках тело девушки — мёртвое, он её любил. В душе бушует настоящая эмоциональная буря. Отчаянье со злостью, отрицание с пониманием, разум с безумием, дикие крики, крики в душе, скрежет зубов, а после большой взрыв. Взрыв всего: всех чувств, эмоций, ощущений. Сердце разлетается в пыль, и наступает пустота, полная пустота. Ни души, ни чувств, только безумная пустота и жажда крови, холодный жесткий расчёт…
Хотя где-то в глубине мёртвой души есть капелька отчаянья, нежелание жить, которое позже затмит весь гнев, и в тоже время превратится в сильный фактор выживания.
Эм с трудом вырвалась из цепкого кошмара, она была потрясена воспоминаниями и мыслями своего друга.
Нет, столь близкого контакта больше не будет, вампирша не на шутку испугалась и была полностью подавлена. Причём, она не могла объяснить себе — почему? Неужели он уже может вытягивать энергию?
Рыжеволосая девушка немного повозилась с хитроумной застёжкой на вещмешке, но вскоре добилась своего и заглянула внутрь сумки: разные бумажки, бутылочки, бинты, таблетки и прочую мелочь, коей было предостаточно, а потом её взгляд упал на книгу. Книга была написана от руки, и надпись на первой странице гласила: «Частичка ничтожной жизни Алказара».
И внизу что-то наподобие девиза: «У меня есть сердце, но оно чёрное…»
Было еще большое количество символов, надписей, которые свидетельствовали, что жизнь дерьмо, а люди аморальны, глупы, погрязли в похоти и алчности. Вперемежку с текстом, повествующем о каком-то событии, были написаны стихи. Говорят, что стихи — это крик души. И они были наполнены болью, разочарованием, ненавистью и гневом, полным отчаяньем, мыслями о бессмысленности жизни и величии смерти.
Вампирша углубилась в чтение и больше не думала ни о чём.
[1] Пикник — Лишь влюблённому вампиру
Глава 2
Игры кончились
Мне снился какой-то бред… В принципе, как и обычно, но в этот раз что-то до невообразимости лирическое, слюнявое и грустное. Помню только какое-то поле зелёное и девушку вдали. Девушку из самых смелых моих мечтаний… Я бежал к ней, чтобы заключить её в объятья, но не добежал. Ибо провалился в яму какую-то. Видимо, моя страна сновидений называется скорей всего Тленляндия или Депреслэнд. Я должен просыпаться бодреньким с хорошим настроением, а в итоге так погано от всех этих снов… Будто семь понедельников на неделе было.
— Уже темнеет, вставай, скоро будем выдвигаться, — тронула меня за плечо Эммилия.
Я открыл глаза и принял сидячее положение: от боли ни следа. Правда, бил какой-то озноб. То ли мне холодно, то ли ещё что-то, но это нормально, хотя не очень-то и нормально. Я убрал в сумку севший mp3-шник и покрутил головой: шея, как всегда, приятно захрустела, но и неприятно заболела.
«Интересно, у них тут зарядка для мизинчиковых батареек продаётся», — подумал я и, конечно же, мысленно рассмеялся своей бредовой мысли.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо, как мне показалось, спросила Эммилия.
— Лучше, чем обычно, но чуть хуже, чем отлично. Шея всё равно болит — затекла, видимо, — ответил я ей, потирая виновницу боли.
— Этот дефект был у тебя и раньше, я не смогла его исправить, — тут же, словно заготовленной заранее фразой, сказала она мне. — Кстати, ты неплохо пишешь. Стиль, конечно, хромает, но, если приложить немного усилий, то всё будет неплохо. В тебе умирает бард, как минимум.
С этими словами Эм протянула мне мой блок. Самое ценное, что было у меня в этой жизни, если говорить не о материальной ценности предмета. В тетрадном блоке у меня записаны все мои стихи, небольшие переживания, отрывки из жизни, различные философские умозаключения и вообще все психозы. Блин, да я веду дневник, как тринадцатилетняя девочка какая-нибудь… Совсем не круто.
— А тебе не говорили, что брать чужие вещи без разрешения нельзя? — возмутился я, поскольку там были такие вещи, о которых я не хотел бы кому-нибудь рассказывать.
