Переступить черту (сокращ.) - Джеймс Паттерсон

Лицо его было усталым, осунувшимся, но даже в холодном сумраке невозможно было не заметить решимость, светившуюся в его глазах. Оукли потерял одного из своих бойцов, и он не остановится, пока не отомстит за его смерть.

— Наверное, это лучшая оперативная возможность, какая у нас есть, — сказал я. — Но что, если мы снова попадем на засаду? Отступать, прыгая с высоты сто метров, будет сложновато.

— Мы переговорили с Уиллом Мэттьюсом и ответственным за операцию сотрудником ФБР, — сказал Рино. — Другой вариант — массированный прорыв силами всех подразделений со всех сторон сразу. И мы не остановимся, пока не возьмем всех бандитов, Майк.

Тут зазвонил прикрепленный к моему поясу кризисный телефон.

— Майк слушает.

— Как делишки, Майк? — спросил Джек.

Я мысленно перебрал стратегии, которые мог бы использовать. Я мог повести себя пассивно, мог агрессивно. Мог задать кое-какие вопросы, пытаясь прощупать с их помощью его теперешнее настроение. Но я уже устал от стратегий. Игру эту вел Джек, и мне надоело притворяться, что все как раз наоборот.

— Убийство мэра было ошибкой, — сказал я. — Вам хотелось убедить нас в том, что вы психопаты? Что ж, вам это удалось. Но это делает штурм собора неизбежным. Что, по вашим словам, приведет к взрыву, который погубит вас. После чего вам будет трудновато потратить такие большие деньги.

— Ах, как мрачно, Майк, — сказал Джек. — Похоже, у тебя опускаются руки, а ведь мы прошли только треть пути. Выходит, вы наконец решили играть всерьез? Это хорошо. Тогда все, что вам нужно, — это доиграть до конца. Да, пока не забыл, в полночь вы получите еще одну усопшую знаменитость.

— Не делайте этого, Джек, — сказал я. — Мы можем придумать какой-нибудь…

— Заткнись! — рявкнул Джек. — Я устал от проволочек. Вы сделали свой ход и провалились, теперь вам придется платить за это. Повторяю, к полуночи вы получите еще один прославленный труп. И на сей раз не какую-нибудь ерунду вроде мэра. Я уже выбрал кандидатуру. Она вам понравится.

Нам оставалось только ждать, мучительно и долго, и я решил пока оставить у кризисного телефона Неда Мейсона и навестить Мейв.

Войдя к ней, я обнаружил кое-какие изменения. Койку ее застелили свежим бельем, и халат на ней тоже был новый.

Мейв не спала, смотрела репортаж об осаде собора. Я выключил телевизор, потом взял ее за руку.

— Привет, — сказал я.

— Я тебя видела по ящику, — улыбнулась мне Мейв. — Ты в этом костюме всегда такой красивый. На чье крещение ты его надевал?

— Крисси, — ответил я.

— Крисси, — повторила моя жена и вздохнула. — Как там наша малышка Пик?

— Прошлой ночью приходила в гнездышко, — ответил я. — Забыл тебе сказать. Я многое забыл сказать тебе, Мейв…

Она подняла руку, приложила палец к моим губам:

— Я знаю.

— Мне не следовало уделять столько времени работе. Я хочу…

— Прошу тебя, не надо ничего такого хотеть, — тихо сказала она. — Я же поняла, когда мы только познакомились, как ты предан своей работе. Я так гордилась тобой, глядя, как ты разговариваешь с журналистами. Для меня это было, ну, словно вдохновением.

— А что, по-твоему, было вдохновением для меня? — сказал я, стягивая с нее одеяло.

— Нет, только не на этих новых простынях. Подожди. Я припасла для тебя подарок.

Мы с ней всегда обменивались подарками в канун Рождества, обычно часа в три утра, после того как укладывали под елку очередной велосипед или игрушечную железную дорогу.

— Чур я первый, — сказал я, доставая из сумки красиво обернутую коробку. — Идет?

Я разорвал обертку и показал Мейв портативный DVD-проигрыватель и стопку купленных для нее дисков. Это были записи старых черно-белых детективов, Мейв любила их больше всего.

— Я сюда как-нибудь еще и жареные куриные крылышки протащу. И все будет как в старые добрые времена.

— Ты просто сорвиголова, — ответила Мейв. — А теперь мой подарок.

Она достала из-под подушки обтянутую черным бархатом коробочку, в каких продают драгоценности, и протянула ее мне. Я открыл крышку. В коробочке лежала одна-единственная золотая серьга — колечком. В конце восьмидесятых, когда мы с Мейв познакомились, я носил похожую.

Я расхохотался. Собственно, расхохотались мы оба.

— Надень ее, — попросила Мейв.

Я начал вставлять серьгу в ухо.

— Ну как я выгляжу?

— Как принарядившийся пират, — ответила моя жена, счастливо улыбаясь.

— Гр-ром и молния, — зарычал я, обнимая ее.

Но вскоре я почувствовал, что тело Мейв цепенеет, отстранился от нее и задрожал, увидев холод, появившийся в ее глазах. Дыхание Мейв стало неровным. И я начал лихорадочно жать на кнопку вызова медицинской сестры.

— Я разлила родниковую воду, мама, — сказала Мейв с ирландским акцентом, от которого она когда-то с таким трудом избавилась. — Ягнята еще во рву, все до единого.

Что происходит? О боже, нет, Мейв! Только не сегодня, не сейчас! В палату торопливо вошла Салли Хитченс, старшая медсестра, посветила в глаза Мейв фонариком.

— Сегодня утром доктор увеличил ей дозу лекарства, — сказала Салли, когда Мейв закрыла глаза. — Она к такой еще не привыкла, поэтому мы за ней приглядываем. Вы можете уделить мне пару минут, Майк?

Я поцеловал Мейв в лоб и вышел следом за Салли в коридор.

Она пристально посмотрела на меня. Дурной знак.

— Конец уже близок, Майк, — сказала Салли. — Мне очень жаль.

— Сколько еще? — коротко спросил я.

— Неделя, — тихо ответила она. — Или даже меньше.

— Неделя? — повторил я. И сам понял, что голос у меня сейчас как у избалованного ребенка.

— Сейчас это покажется вам дикостью, но вам необходимо подготовиться, Майк, — продолжала Салли. — Мейв нужно, чтобы вы были сейчас сильным.

Я закрыл глаза, почувствовал, как к лицу стремительно приливает кровь, услышал удаляющиеся шаги медсестры. Боль, которая пронизывала меня в ту минуту, была нескончаемой. Мне казалось, что она вот-вот вырвется, точно выброшенная взрывом, из моей груди и уничтожит весь мир, всю жизнь, какая в нем есть.

Но через несколько секунд я услышал, как в соседней палате кто-то включил телевизор, и боль утихла. «Значит, не вырвалась», — подумал я и, открыв глаза, в которых еще ощущалась жгучая резь, направился к лифту.

Выйдя из больницы, я позвонил по мобильному домой.

Трубку взяла Джулия.

— Как мама? — спросила она.

Допрашивая преступников, порой приходится врать, и врать очень убедительно, иначе из них признание не вытянешь. И в этот миг я был рад, что прошел такого рода выучку.

— Выглядит она отлично, Джулия, — сказал я. — И очень гордится тем, как ты ухаживаешь за сестрами. Да и я тоже.

— А как ты, пап? — спросила Джулия. Мне показалось, что в ее голосе прозвучала самая настоящая взрослая забота. Тут я вспомнил, что в следующем году она уже станет старшеклассницей. Как же это она выросла, а я и не заметил?

— Ты ведь меня знаешь, Джулия, — ответил я. — Вроде бы справляюсь, если, конечно, у меня совсем крыша не съехала. Как там делишки в нашей казарме?

— За мной тут целая очередь стоит, все хотят поговорить с тобой, — ответила она.

Я ехал по холодным улицам и разговаривал с детьми, по паре минут с каждым. Я говорил о том, как мы с мамой их любим, и просил прощения за то, что не смог прийти на их рождественский праздник. Ребятишки, как обычно, рассказывали о своем, перескакивая с пятого на десятое. А когда трубку взяла Крисси, я услышал, что она шмыгает носом.

— Что случилось, девочка? — спросил я.

— Пап, — сказала Крисси, всхлипывая. — Хиллари Мартин говорит, что Санта-Клаус к нам не придет, потому что у нас камина нет.

Я улыбнулся. Жалобу эту мы с Мейв уже слышали дважды и ответ на нее придумали.

— Да ну, Крисси, — сказал я в трубку. — В Нью-Йорке же куча квартир, в которых нет каминов, поэтому Санта-Клаус оставляет сани на крыше дома и спускается по пожарной лестнице. Ты вот что, Крисси, окажи мне услугу, ладно? Скажи Мэри-Кэтрин, пусть не запирает на кухне окно.

— Обязательно скажу, — восторженным шепотом ответила Крисси. — Пока, пап.

— Мистер Беннетт? — произнес через несколько секунд голос Мэри-Кэтрин.

— Привет, Мэри, — ответил я. — А Шеймас-то где? Он уже должен был вас сменить.

— Так он и сменил. А сейчас собрал детей в гостиной, читает им «Ночь перед Рождеством».

Чтение этой книжки всегда было моей обязанностью, однако сейчас я почувствовал скорее благодарность, чем грусть. Дед был замечательным чтецом, и уж он-то постарается, чтобы у детей было самое счастливое Рождество, какое только возможно в наших обстоятельствах.

— Мэри, прошу вас, не думайте, что вы должны все время сидеть дома, — сказал я. — И огромное вам спасибо за то, что взяли все в свои руки. Когда это безумие с собором закончится, мы придумаем для вас нормальное расписание.