Закон сохранения вранья - Галина Куликова

— Я кое-что знаю о подоплеке этого дела, — официальным тоном заявила Вероника — Не могли бы мы встретиться? Как можно скорее — Подъезжайте, — разрешила та и объяснила, каким транспортом добираться.

«Еще одна училка!» — тут же поняла Вероника, когда Татьяна открыла ей дверь своей квартиры. Она была маленькой и довольно полной, со строгой прической и твердым преподавательским взглядом. Единственное, что выпадало из образа, так это огромная растянутая кофта, накинутая на плечи и завязанная узлом под подбородком.

— На улице жара, а я мерзну, — жалко улыбнулась хозяйка.

— Это на нервной почве, — кивнула Вероника. — Просто у вас стресс. Я сама в последнее время постоянно в стрессе, поэтому знаю наверняка.

— Инночку убили! — с надрывом сказала Татьяна, доведя гостью до комнаты и свалившись на диван. — Я была с ней до самой последней минуты. Это так страшно! Представляете, она умирала и все говорила про какие-то ботинки.

— Ботинки? — насторожилась Вероника. — А вы не могли бы рассказать поподробнее?

— Ах, боже мой! — приложила руки к груди Татьяна. Грудь у нее была большой и высоко поднятой.

«Когда-нибудь ее сделают завучем», — промелькнуло в голове у Вероники. Все завучи, которых она знала, имели такую же воинственную, забранную в броню грудь.

— Инна бредила, — продолжала тем временем Татьяна. — И бред всегда начинался с одного и того же — с какого-то конверта. Она собиралась показать кому-то какой-то конверт. А потом увидела ботинки. «Те самые ботинки» — вот ее точные слова. Ее как-то беспокоили эти ботинки. Будто бы в них заключалась некая постыдная тайна, Инна узнала эту тайну и занервничала. Да, и обращалась она все время к некой Ире. Говорила: «Ира, Ира, ну у тебя и аппетиты! Сидела бы со своими пряниками!» По-моему, это чистой воды бред.

— Бред, — пробормотала Вероника и сжала пальцами виски. — Но очень информативный.

— А вы-то сами что знаете? — внезапно вспомнила Татьяна. — По телефону вы сказали, будто бы знакомы с подоплекой дела. Какого, кстати, дела?

— О наезде на Инну. Понимаете ли, меня ведь тоже едва не сбили машиной. И все потому, что я, как и Инна, стала свидетельницей преступления.

— Ну да? — открыла рот Татьяна.

— Я не могу разглашать, — промямлила Вероника, в голове у которой бешено вращались шестеренки. Она просто не хотела, не могла отвлекаться на болтовню, которая ее сбивала. — Кстати, как все случилось?

— Инна переходила дорогу. Дело происходило поздним вечером, было уже темно, и убийца без проблем удрал с места преступления. Говорят, Инну сбил «Москвич». Он и выскочил-то непонятно откуда! Конечно, его ищут, но… Свидетелями происшествия оказалась лишь пара припозднившихся пешеходов. Ничего вразумительного они так и не сказали.

«Вот тебе и на! — думала Вероника, подпрыгивая на заднем сиденье троллейбуса и завороженно глядя в окно. — Наверное, это тот же самый „Москвич“, и Инну убила все та же женщина в зеленом. Значит, действительно ничего личного. Все дело в смерти Нелли Шульговской. Ну, допустим, я видела лысого, и он это знает. Ведь я вышла на крыльцо прямо вслед за ним, и он наверняка обернулся на стук захлопнувшейся двери. А Инна что, тоже видела лысого? То есть он засветился той ночью по полной программе? Очень, очень странно».

Вероника принялась размышлять о том, что так мучило Инну Головатову перед смертью. Конечно же, говорила она не про какую не про Иру, а про Киру. Это ясно, как дважды два. «Сидела бы со своими пряниками!», вот что она сказала, подразумевая родную Кирину Тулу.

С ботинками тоже все более или менее понятно. Она наверняка имела в виду ботинки Тараса Шульговского. «Те самые ботинки». Те самые, которые они обсуждали с Кирой накануне происшествия в доме отдыха. Хорошо, что Татьяна, рассказывая, употребила выражение «постыдная тайна». Это сразу же натолкнуло Веронику на мысль.

Вот какая картинка складывалась. Инна Головатова решила ночью посетить Киру Коровкину. Поскольку она не знала (Вероника придерживалась именно этой версии), что Киру переселили, то отправилась в первый номер, куда та определила сама себя по приезде. Постучала и вошла.

Кстати, как она вошла? Логично было бы найти дверь запертой, ведь наступила ночь! Почему Нелли Шульговская не заперла дверь на ночь? Кого-то ждала и не хотела, чтобы стучали?

Итак, войдя в номер, Инна увидела ботинки. И узнала их. Ботинки Тараса Шульговского! Она подумала, что Кира успела каким-то образом спеться со спонсором и затащила его к себе в постель. «Ну у тебя и аппетиты!» — говорила Инна в бреду, имея в виду, конечно же, напористую и нахрапистую Киру.

Посчитав, что узнала постыдную тайну — Тарас Шульговский изменяет жене практически у нее под носом, — она поспешила ретироваться. Так и только так! Неясной остается только причина, побудившая Инну отправиться к Кире ночью. Какой конверт собиралась она показать Кире? Это надо выяснить в первую очередь.

Итак, предстояла вторая встреча с постоялицей не слишком респектабельной московской гостиницы. Впрочем, в то место, где Вероника однажды побывала, ей не хотелось ехать второй раз без охраны. Одно дело — визит к подруге Инны Головатовой. Никто не мог знать, что она отправится к этой самой подруге. А вот у Киры ее могут ждать. Поколебавшись, Вероника все же решила не рисковать и отправилась домой. Вот освободит Дьяков Рыськина, тогда уж она в его сопровождении отправится в Сокольники и возьмет Киру за жабры!

От остановки до ее дома было минут пять ходьбы, но Веронике они показались пятью часами. Единственная мысль, которая согревала ее, пока она вприпрыжку преодолевала сквер, — это то, что возле подъезда должен дежурить ночной сменщик Рыськина. Его наверняка уже предупредили. Он сидит в машине, вглядывается в темноту и ждет, когда она наконец появится в поле его зрения. Надо будет узнать у Дьякова его мобильный телефон. На всякий случай.

Однако возле дома никакого охранника не оказалось. Это было так странно. Не мог же влюбленный до судорог Матвей небрежно отнестись к делу охраны любимой женщины! Вероника повертела головой и даже остановилась, хотя больше всего на свете ей хотелось влететь в квартиру и запереть за собой дверь. Вот обтерханный «жигуль» соседа-строителя, вот отвязная тачка владельца мини-пекарни, а дальше, на газоне, — совершенно умильная иномарка аспирантки журфака. Больше машин возле подъезда не было. Ни одной.

Звонить Матвею казалось неудобным. Вдруг он только что заснул, набегавшись задень? Она сломает его сон и расстроит. Действительно, не будет же она стоять на улице и ждать, пока Матвей не решит вопрос с ее провожатым?

Тут из соседних кустов на Веронику выскочил дог. Она не успела испугаться, потому что узнала пса. Он проживал на пятом этаже вместе с электриком местного РЭУ и всегда вел себя примерно — не лаял и не бросался на соседей. Хотя некоторым из них, считала Вероника, не мешало бы основательно попортить шкуру.

Вероника обрадовалась компании и пристроилась в хвост собаке и электрику. Радостно поздоровалась с обоими и вошла с ними в подъезд. Пока те ждали лифта, она птичкой взлетела на свой третий этаж и начала вращать в замке ключ.

Лишь оказавшись внутри квартиры, Вероника почувствовала, как ей было страшно. Сердце как будто не стучало, а вздрагивало в груди, а руки и ноги были деревянными и абсолютно потеряли чувствительность, словно на улице не жаркое лето, а зима и она стояла на морозе в тапочках.

— Что ж, — сказала Вероника собственному отражению в зеркале. — Как говорится, спасение утопающих есть дело их собственных рук.

Даже забота любящего мужчины не может спасти от опасности. Вот, например, сегодня система защиты, которую придумал для нее Матвей, дала сбой. Рыськина забрали менты, а ночной охранник почему-то не приехал.

Глава 6

Наутро, когда Вероника проснулась, Рыськина все еще не было. Под окнами не стояло никакого неприметного автомобиля, а все известные ей телефонные номера — самого Каретникова, его помощника Дьякова и бедолаги-Рыськина — не отвечали. Вернее, их телефоны оказались выключенными. Выходить из дому одной было страшно. Что, если поблизости не окажется расторопного прохожего, который очередной раз выдернет ее из-под машины? И не будет Рыськина, который крикнет, чтобы она успела уклониться от пистолетного выстрела.

«Боже мой! — внезапно подумала Вероника. — Отчего же я такая дура? Почему выпустила из виду того мужика, которому едва не размозжили голову в туалете мебельного центра? Ведь он стрелял в меня из пистолета! И не попал лишь по чистой случайности!»

Она написала на бумажке: «Седой!!!» — и приклеила ее к холодильнику. Впрочем, уж теперь-то она о нем не забудет. От того, что приходилось бездействовать, Вероника буквально сходила с ума. Хорошо еще, что Матвей отпросил ее на неделю у Данилкина. За свой счет, разумеется. Вернее, за его счет. Иначе она сейчас торчала бы в «Бутоньерке» и при появлении каждого нового посетителя пряталась за прилавок.