Гордиться, а не каяться! Правда о Сталинской эпохе - Юрий Жуков

В 1953 г., как вспоминал позже тогдашний министр финансов Зверев, дефицит бюджета, остающийся даже при сохранении на прежнем уровне расходов на оборону, должен был составить не менее 50 млрд руб., т. е. десятую часть. Маленкову, чтобы сдержать свое обещание о приоритете мирной экономики и повышении жизненного уровня, предстояло получить согласие узкого руководства на пересмотр сверстанного народнохозяйственного плана и его финансового эквивалента — бюджета, а значит — заставить Берию и Булганина пойти на ущемление их интересов. И он сумел добиться этого на Пленуме. Почему и оказался единственным докладчиком на сессии, длившейся всего два часа. Он выступил 15 марта с речью, в которой кратко подытожил результаты Пленума, о чем большинство депутатов узнало только 21 марта из газет.[37]

Маленков объяснял предложенную перестройку вовсе не последними событиями, а давней практической необходимостью: «Мероприятия по укрупнению ныне существующих министерств, по объединению в одном министерстве руководства родственными отраслями народного хозяйства, культуры, управления назрели не сегодня. Они уже длительное время, при жизни товарища Сталина, вместе с ним вынашивались в нашей партии и правительстве. И теперь в связи с тяжелой утратой, которую понесла наша страна, мы лишь ускорили проведение в жизнь назревших организационных мер». Вскользь коснулся он вопроса о «коллективном руководстве» (возникшего буквально накануне как результат очередного раунда борьбы за власть): «Сила нашего руководства состоит в его коллективности, сплоченности и монолитности. Мы считаем, что строжайшее соблюдение этого высшего принципа является залогом правильности руководства страной». Такая формулировка означала: если Маленков принимает свершившийся передел полномочий с ограничением его прав, то и он предупреждает соперников, что тоже не позволит кому-либо из них стать единоличным лидером. А потом подчеркнул свое «первое место среди равных»: «Правительство во всей своей деятельности будет строго проводить выработанную партией политику во внутренних и внешних делах. Мы уже заявили об этой позиции Советского правительства. Я имею в виду свое выступление, выступление товарища Берия Лаврентия Павловича, выступление товарища Молотова Вячеслава Михайловича на траурной церемонии 9 марта». И далее в нескольких фразах повторил собственную программу действий.[38]

Лишь после этого Пленума, на котором обозначилось новое ядро власти, на этот раз «четверка» — Маленков, Берия, Молотов и Хрущев, и после сессии, утвердившей правительство в составе 28 человек, стало возможным завершить то, что начала делать «тройка».

Прошло формирование коллегий укрупненных министерств, создание их внутренних структур, утверждение в должностях руководителей подразделений в центральном аппарате и на местах. Осуществление этого проводилось с 15–17 марта после постановления Совета Министров СССР, решения Президиума и возобновившего теперь свою работу секретариата ЦК партии. Но с каждой очередной неделей и с каждым очередным назначением интересы членов «четверки» расходились все больше и больше. Единственно общим для них во внешней политике оставалось стремление прекратить войну в Корее: то, что наметили Маленков, Берия и Булганин еще весной 1951 г. и против чего не возражали теперь Молотов и Хрущев. Мир на Дальнем Востоке позволял выйти из тупика, в котором оказались оба военных блока. Для Маленкова же — еще и решение первой из промежуточных задач при проведении в жизнь его курса: «В настоящее время нет такого спорного или нерешенного вопроса, который не мог бы быть разрешен мирным путем на основе взаимной договоренности заинтересованных сторон. Это касается наших отношений со всеми государствами, в том числе и наших отношений с Соединенными Штатами Америки».

Дополнительную уверенность Маленкову в том, что международная разрядка возможна, придало событие 12 марта, когда посол Великобритании в Москве А. Гаскойн посетил Молотова и по инициативе Лондона сообщил, что «сможет оказать помощь в деле ослабления напряженности отношений между двумя странами» (СССР и США). И все же советское правительство отказалось тогда от весьма выгодной с пропагандистской точки зрения роли инициатора мирного процесса и предоставило право сделать первый ход былым союзникам.[39]

После того как в Москве стало известно о согласии главнокомандующего объединенными силами ООН в Корее генерала М. Кларка вновь направить делегацию в Паньмыньчжон, с заявлением выступил Молотов, который приветствовал намеченную встречу делегаций воюющих сторон. Затем он сказал и о решающем: «Советское правительство выражает уверенность, что это предложение будет правильно понято правительством Соединенных Штатов Америки. Советское правительство неизменно поддерживало все шаги, направленные на установление перемирия и на прекращение войны в Корее».[40] Вскоре Правительство СССР практически подтвердило свою готовность пойти кое в чем навстречу былым союзникам, включая Великобританию.[41]

16 апреля в вашингтонском отеле «Статлер» на традиционном заседании Американского общества редакторов газет Д.Эйзенхауэр выступил с речью «Шанс для мира». В ней, ставшей как бы своеобразным ответом Маленкову, президент США выразил свои взгляды на происшедшие за последнее время перемены и связанные с ними свои ожидания: «Теперь к власти в Советском Союзе пришло новое руководство. Его связи с прошлым, какими бы сильными они ни были, не могут полностью связать его. Его будущее в значительной мере зависит от него самого. Новое советское руководство имеет сейчас драгоценную возможность осознать вместе с остальным миром, какая возникла ответственность, и помочь повернуть ход истории.

Сделает ли оно это? Мы этого еще не знаем. Недавние заявления и жесты советских руководителей в известной мере показывают, что они, быть может, признают возможность такого момента».

Среди «конкретных дел» Эйзенхауэр назвал такие, завершения которых добивалась, причем весьма давно, именно Москва, а не Вашингтон: подготовка мирных договоров с Австрией и единой Германией; освобождение немецких военнопленных, все еще остававшихся в СССР; заключение «почетного перемирия» в Корее. Но президент США упомянул и то, к чему Кремль тогда еще не имел ни малейшего отношения: «прекращение прямых и косвенных посягательств на безопасность Индокитая и Малайи». Наконец, пожелал, чтобы Советский Союз обеспечил «полную независимость народов Восточной Европы». В обмен на уступки со стороны СССР по этим пунктам Эйзенхауэр готов был заключить соглашение об ограничении вооружений и по контролю за производством ядерной энергии, чтобы обеспечить «запрет ядерного оружия».[42]

22 апреля советские газеты опубликовали одобренные неделей раньше Президиумом ЦК партии «Призывы к 1 Мая». Если первой шла традиционная здравица в честь международного праздника трудящихся, то вторым оказался призыв из выступления Маленкова: «Нет такого спорного или нерешенного вопроса, который не мог бы быть разрешен мирным путем на основе взаимной договоренности заинтересованных сторон». 1 мая в речи на Красной площади перед началом военного парада то же положение повторил Булганин.[43]

25 апреля газета «Правда» опубликовала полный текст речи Эйзенхауэра, сохранив даже некоторые антисоветские выпады, содержавшиеся в ней. В предпосланной ей редакционной статье «К выступлению президента Эйзенхауэра» газета пункт за пунктом отвечала на все предложения и обвинения, содержавшиеся в речи. А завершалась статья так: «Как известно, советские руководители свой призыв к мирному урегулированию международных проблем не связывают ни с какими предварительными требованиями к США или к другим странам, примкнувшим или не примкнувшим к англо-американскому блоку. Значит ли это, что у советской стороны нет никаких претензий? Конечно, не значит. Несмотря на это, советские руководители будут приветствовать любой шаг правительства США или правительства любой другой страны, если это будет направлено на дружественное урегулирование спорных вопросов. Это свидетельствует о готовности советской стороны к серьезному деловому обсуждению соответствующих проблем как путем прямых переговоров, так и, в необходимых случаях, в рамках ООН». Британский премьер У.Черчилль выступил 11 мая в Палате общин и предложил «без долгих отлагательств» созвать «конференцию в самых высших сферах между ведущими державами».[44]

Несколько дней спустя предложение Черчилля поддержали в комиссии по иностранным делам Национального собрания Франции. 21 мая Эйзенхауэр высказал мнение, что для начала следует провести совещание лидеров трех западных держав, чтобы согласовать их позиции перед грядущей конференцией. И в «Правде» 24 мая появилась редакционная статья «К современному международному положению», сводимая к одной четкой фразе: «Советский Союз всегда готов с полной серьезностью и добросовестностью рассмотреть любые предложения, направленные на обеспечение мира и возможно более широких экономических и культурных связей между государствами». В Паньмыньчжоне же переговоры возобновились еще 26 апреля. Спустя месяц удалось сблизить позиции обеих сторон и 8 июня подписать соглашение об обмене военнопленными, а 27 июля — о перемирии.