Гордиться, а не каяться! Правда о Сталинской эпохе - Юрий Жуков

Во внешнеполитической части речи Маленков тоже повторил соответствующие фразы правительственного обращения. И вместе с тем именно здесь внес существенное дополнение, указав, что такая внешняя политика должна опираться на положение о «возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух различных систем — капиталистической и социалистической». А в конце речи вернулся к тому, что полагал важным, и не просто повторил, но буквально воззвал к стране и миру: «Наша главная задача состоит в том, чтобы… жить в мире со всеми странами». Только такую внешнюю политику следует считать «самой правильной, необходимой и справедливой», «единственно правильной». Опираться же она должна «на взаимное доверие», не ограничиваться пропагандистскими заявлениями, а претворяться в конкретные решения и договоренности, стать «действенной», проверяться только фактами.

Новое видение будущего страны продемонстрировал и Берия, придав в своей речи первенствующее значение решению внутренних проблем. Не отказываясь от использования стереотипов пропаганды, не просто упомянул о дружбе народов СССР, а развил этот тезис, сместив акцент с общего (единство) на своеобразное (национальное), и дважды подчеркнул это. Характеризуя будущую внутреннюю политику в целом, откровенно полемично наметил систему приоритетов: политика будет «направлена на дальнейшее укрепление экономического и военного могущества нашего государства, на дальнейшее развитие народного хозяйства и максимальное удовлетворение растущих материальных и культурных потребностей всего советского общества… Советское правительство будет заботливо охранять их (граждан. — Ю.Ж.) права, записанные в сталинской конституции».

Берия скорректировал внешнеполитическую линию Маленкова приемом умолчания. Повторив общее положение о необходимости сохранения и упрочения мира и развития деловых связей, ни словом не обмолвился о мирном и длительном сосуществовании двух систем. А затем призвал «неустанно повышать и оттачивать бдительность партии и народа к проискам и козням врагов Советского государства», «еще более усилить свою бдительность». И разъяснил, что тому призваны служить и Вооруженные силы, которые «оснащены всеми видами современного оружия». Заканчивая выступление, Берия вернулся к вопросу о единстве и сплоченности руководства, высказав убеждение, что таковые станут «залогом успешного претворения в жизнь внутренней и внешней политики партии и государства». И заверил «народы» страны «в том, что Коммунистическая партия и правительство Советского Союза не пощадят своих сил и своих жизней для того, чтобы сохранить стальное единство руководства».

Сходные с бериевскими взгляды в оценке существующей ситуации, в видении дальнейшего пути развития СССР, а также в определении задач, требующих незамедлительного решения, высказал Молотов, выступивший последним. Он остановился на необходимости «заботиться об укреплении советских вооруженных сил… на случай вылазки агрессора», «проявлять должную бдительность и твердость в борьбе против всех и всяких козней врагов, агентов империалистических агрессивных государств». Потом бегло коснулся международного положения и подтвердил как министр иностранных дел, что СССР будет проводить политику мира, сотрудничества и деловых связей, но только «между народами», а устанавливать связи следует лишь с теми государствами, «которые сами также стремятся к этому». Касаясь межнациональных отношений, подчеркнул, что решение этого вопроса уже вышло за рамки СССР, ибо «имеет особо важное значение, особенно в связи с образованием государств народной демократии и ростом национально-освободительного движения в колониальных и зависимых странах».[34]

Так 9 марта 1953 г. тем людям, кто умел читать между строк, показали, в чем именно заключается вышеупомянутый «разброд» в руководстве. Предложили как бы две правительственные программы, два предполагаемых курса. Первый, изложенный Маленковым, строился на достижении разрядки в международных отношениях, чтобы использовать высвобождавшиеся благодаря тому силы и средства для подъема жизненного уровня населения. Второй, сформулированный в речах Берии и Молотова, исходил из убежденности, что международная напряженность в обозримом будущем сохранится и перерастет в вооруженный конфликт между двумя системами. Потому приоритет следует сохранить за тяжелой индустрией и оборонной промышленностью, расходуя на мирные цели только то, что останется. Так выявилось, что введение в триумвират Молотова оказалось противовесом слишком сильному влиянию не столько Берии, сколько Маленкова. Близилась развязка — решающее столкновение в борьбе за власть с пересмотром договоренности о разделе полномочий.

Оно произошло четыре дня спустя. 8 марта из Пекина отозвали посла Панюшкина, которого должен был сменить В.В. Кузнецов, «уступивший» свою должность главы советских профсоюзов Швернику. 10 марта прошел Пленум бюро Московского обкома партии, избравший, как от него потребовали свыше, первым секретарем Михайлова в связи с повышением Хрущева. 11 марта Президиум Совета Министров СССР ликвидировал три отраслевых бюро: по химии и электростанциям, по машиностроению и электропромышленности, по пищевой промышленности. 12 марта Пленум ВЦСПС избрал своим председателем Шверника. Но 13 марта процесс оговоренных кадровых перемещений вдруг прервался.

Опубликованное газетами и не раз зачитанное по радио постановление совместного заседания предусматривало созыв сессии Верховного Совета СССР 14 марта. Однако собравшийся накануне Президиум ЦК партии решил отсрочить ее на сутки, проведя перед тем внеочередной Пленум ЦК КПСС; формально — для того чтобы подготовить сессию и обсудить вопросы, выносимые на ее рассмотрение. Фактически — чтобы урезать полномочия Маленкова. Дело в том, что большинство членов Президиума ЦК (Берия, Молотов, Булганин, Каганович, Хрущев и Микоян) добились сначала на узком заседании, затем и на Пленуме разделения двух ветвей власти: государственной и партийной, решив более не сосредоточивать их высшие посты в руках одного человека, в конкретном случае — Маленкова, и на этом основании освободили его от обязанностей секретаря ЦК партии, чтобы он, подобно Хрущеву, «мог сосредоточиться» на работе в Совете Министров СССР.[35]

Это решение изменило расстановку сил в партаппарате и подняло «уровень» Хрущева, который вследствие того становился фактически первым секретарем ЦК и обретал реальную власть. Ту же цель преследовал вывод из только что обновленного секретариата ЦК еще двоих: А.Б. Аристова, после XIX партсъезда наблюдавшего за работой парторганизаций союзных республик, а также крайкомов и обкомов РСФСР, направили председателем Хабаровского крайисполкома, и Михайлова, направленного в Московский обком партии. Существенно повлияло на политический Олимп еще два решения: Шаталина перевели в члены ЦК КПСС, а Микояна ввели в Президиум Совмина СССР, в благодарность за поддержку при голосовании.[36]

Пока что эти кадровые перестановки, нарушившие прежнее соглашение, еще нельзя было рассматривать как явное поражение Маленкова. Скорее их можно расценить как вынужденный для него компромисс с появившейся в узком руководстве достаточно сильной группировкой, дружно выступившей против ею же выдвинутого лидера. Ведь Маленков не только потерял, но и кое-что приобрел, хотя не сумел полностью компенсировать утраченное. В секретариате ЦК, который теперь состоял всего лишь из Хрущева, Суслова, Поспелова и Шаталина, он сохранил двух последних — своих сторонников. А использовав принцип разделения ветвей власти, добился от Пленума согласия на подготовку постановления о расширении прав министров СССР, что освобождало и их, и его самого от слишком назойливой опеки во стороны Хрущева и отделов ЦК. Тут поневоле помогли Маленкову его соперники Берия, Молотов, Булганин и Микоян, заинтересованные в усилении собственных позиций.

Главным результатом Пленума для Маленкова стала отсрочка обсуждения госбюджета на текущий год с одобрением необходимости коренной переработки готового проекта, предусматривавшего непомерные расходы на оборону. Это те самые расходы, которые после Второй мировой войны не сокращались, а все росли и росли, увеличившись за шесть лет почти вдвое: с 15,8 % расходной части бюджета в 1947 г. до 27,7 % в 1952 г. Причем согласно лишь открытым, официальным данным, существенно заниженным. Они не включали (военная тайна) сведений о затратах на разработку и производство ядерного оружия, ракет и даже обычного вооружения. И не отражали полную стоимость содержания самой огромной армии в мире с двумя мощными ударными группировками в зонах предполагаемых боевых действий: Германия и Дальний Восток.