Эрдейский поход - Руслан Мельников

Вышло все неожиданно. Двое бойцов Прохора на полном скаку рухнули вместе с лошадьми. Двое перемахнули через преграду. Еще двое натянули поводья, вздергивая коней на дыбы. Дружинники Всеволода останавливаться не стали. Налетели с ходу. Настигли, нагнали. Свалили. Изрубили.

Следующими смели четырех воинов, так и не успевших водрузить в узком проходе вторую лесину и тем перекрыть путь нападавшим. Перескакивая через людей, лошадей и бревно, косо лежащее в проходе, сторожная дружина прорвалась через завал.

Сечи, как таковой, не случилось. Уже первый десяток атакующих во главе с Всеволодом и при живейшем участии сакса и волоха решил исход битвы. На той стороне лесная засека оказалась совершенно не приспособлена к обороне. Что, впрочем, вполне понятно: не обороняться там собирались, а нападения недругов ожидали оттуда.

Вот и понавалили...

Меж прямыми и корявыми древесными стволами, острыми сучьями, толстыми ветвями и путаными корнями наружной стороны засеки, ставшей по воле обстоятельств внутренней, одинаково трудно было двигаться и конному, и пешему. Но всадников, проникающих через узкий проход, становилось все больше. И каждый бился с невиданным мастерством. Около дюжины брянцев пали сразу – ранеными, порубленными, сбитыми и потоптанными лошадьми. Остальные, не выдержав натиска, искали спасения в непролазных буреломах по обе стороны лесной тропы. Преследовать беглецов не стали. Всеволод остановил свою дружину. Осмотрел. Среди его бойцов потерь не было. Незначительные раны, а также вывихи и ушибы, полученные при падении с седел, – не в счет, а трех убитых стрелами и двух переломавших ноги в завалах лошадей заменили десятком лучших брянских коней. Уводили их с чистой совестью. В конце концов, если и повинен в том кто – так это Прохор. И во всем остальном тоже. Добром ведь просили пропустить. Ан, не послушал полу сотник. Верность князю своему блюл.

Хитрил, юлил, время тянул, а после – первым меч поднял. А чего добился? И брянцы эти его – нет чтобы сразу убраться с дороги! Понадеялись, так их разэтак, на свою засечную крепостцу...

И-эх! Всеволод тряхнул головой. Погано все-таки было на душе: в самом начале похода против нелюдей пришлось проливать людскую кровь. Причем кровь своих же, русичей. Но вынудили ведь!

Он окинул тоскливым взором валявшиеся меж лесин тела убитых врагов. Хотя какие они там враги. Подневольные людишки, под мечи и копья глупо поставленные. Всеволод перевел взгляд на стонущих раненых. Помочь бы...

– Оставь, – подъехавший Конрад словно прочел его мысли. – Ими будет кому заняться. Скоро гонец приведет подмогу с другой заставы.

– Перевязать все равно надо, – не согласился Всеволод. – Не то кровью истекут.

– Не истекут, – тевтонский рыцарь всматривался в густую чащу, обступавшую засеку, – сотоварищи их сбежавшие где-то поблизости хоронятся. Мы уйдем – они вернутся.

Они вернулись раньше. Будто в подтверждение слов тевтона, из-за деревьев справа вылетело две стрелы. Одна впилась в вовремя подставленный щит. Другая нашла-таки жертву: вскрикнул и схватился за плечо ратник из десятка Луки. Видимо, кое-кто из брянцев, устыдившись недавней трусости, решил поквитаться.

Вся сторожная дружина немедля поворотила коней на стрелы, к лесу, готовая к новому бою. Но...

– Куда?! – рявкнул Всеволод. – Щиты на правую руку! Уходим!

И первым вонзил шпоры в конские бока. Ушли быстро. Ускакали, поймав щитами еще пару стрел. В самом деле, зачем задерживаться, если есть кому теперь хоронить убитых и врачевать раненых. Нет нужды задерживаться. Никакой совершенно. Иначе будет новая бессмысленная стычка, новая без пользы пролитая кровь.

И драгоценное время, потерянное понапрасну. Ехали долго, не останавливаясь, – опасались погони. Даже подстреленного дружинника перевязывали на ходу, благо, рана оказалась неглубокой: наконечник брянской стрелы наполовину застрял в доброй кольчуге двойного плетения.

Потом пробирались по границе между Киевским и Переяславским княжествами. Тоже двигались лесами – не такими уже дремучими, часто иссеченными наезженными трактами и неприметными охотничьими тропами. Тут было проще – тут Бранко знал, где поставлены заставы и засеки и как пройти, чтоб ни на одну не наткнуться.

Десна, указывавшая путь, вскоре слилась с широководным величественным Днепром. Затем миновали извилистую и узкую Рось-реку. А после и леса остались позади, и даже редкие рощицы как-то незаметно сошли на нет.

Сторожная дружина вошла в бескрайние половецкие степи. Безлюдные и пустынные. Как и предсказывал волох.

Людей не встречали. Ни половцев, ни татар, ни угорских сбегов. Ни в первый день пути, ни во второй, ни в третий. Лишь однажды, уже изрядно отдалившись от русских границ, дружинники наткнулись на старые кострища. Да пару раз видели дымы у самого горизонта. Беженцы? Степные пожары? Поворачивать и проверять не стали – далеко слишком. И не по пути.

Спать теперь ложились, не снимая доспехов. Не ленились лишний раз, даже без особой нужды, почистить серебряные насечки и накладки. Коней на ночь сгоняли в центр стана, по кругу выставляли стражу. Менялись часто. Жгли огни – не таясь, много. Лихого человека в чужой степи не страшились. А вот против нечисти костры шибко помогают, ибо живое пламя столь же губительно для любой темной твари, как и серебро. И каждую ночь дозорные, не смыкая глаз, смотрели из-за трескучего огня во тьму.

Не доезжая до Белогорода – древнего Маврокастронского порта на брошенных рыбацких лодках, что валялись по левому берегу, переправились через Днестр. Нистру – так назвал эту необъятную реку волох Бранко. Земли же, что лежали за ней, волох поименовал Транснистрией[15] и Бессарабией.

Переправа далась нелегко. Поклажу перевезли в плоскодонках без потерь, а вот коней уберегли не всех. С полдюжины животных так и не смогли одолеть водную преграду. Хоть и держали их с лодочной кормы за узду, да не удержали. Утопли...

Дальше продвигались побережьем Русского моря[16]. Потом вышли к Дунаю – главной реке угров и всех окрестных земель. И вдоль Дуная – по границе Болгарского царства вступили в Валахию.

Вот там-то и началось...

Глава 13

Как-то в ночь всех переполошил вой – далекий-далекий, протяжный, заунывный. Жуткий. Похожий на волчий, но лишь только похожий. А так – страшнее гораздо: кровь стынет, мурашки бегут, сердце сжимается и катится к пяткам. Этаких волков Всеволоду слышать еще не доводилось.

А вой все висел и висел над степью, навевая смертельную тоску, вселяя ужас и беспокоя даже самые стойкие души. Хотя выл один зверь – не стая.