Мятежный дом - Ольга Чигиринская

Дик ухватился за край люка, подтянул себя на место стрелка и схватился за пушку. Подгонять сиденье под свой рост и пристегиваться было некогда — пошла четвертая ракета.

Дику повезло — должно же им было хоть в чем-то повезти сегодня: увлекшись погоней, противник подошел слишком близко и подставился. Юноша сумел подбить ракету, едва та сорвалась с пусковой установки, и теперь уже вражеский глайдер «сел на хвост», почти опрокинутый ударной волной.

Но едва он выровнялся, как заработала счетверенная пушка. Дик всем телом ощутил судорогу идущей вразнос задней шины. Кто-то дергал его за ногу. Оторвался от пушки, глянул вниз — Шана.

— Слезай, это без толку! В задней части машины ракетомет, расчехли его и шмаляй через заднюю дверь! — проорал Детонатор, выжимая из машины все, чтобы уйти от беспощадного огня. Получалось не очень: в двух местах обшивка прогорела, и в кабине свистел воздух.

Дик и Шана бросились в кормовую части — и увидели, что там действительно свернута и зачехлена продолговатая бревноподобная штуковина. Вдвоем они развернули ее вдоль салона и Дик, ругаясь сквозь зубы, начал обрывать застежки, а Шана раскрыла настежь заднюю дверь.

Сделав это, она бросилась к Дику и крикнула ему на ухо:

— Держись!

— За что?

— За плот! — она вцепилась в продолговатую штуку, и тут Ройе резко поставил глайдер «на хвост», и юноша с девушкой вылетели в заднюю дверь, держась за то, что Детонатор обозвал ракетометом — и обманул.

Это произошло в шести метрах над водой, об которую Дик опять ударился довольно крепко. Когда он вынырнул и проморгался, он увидел последние секунды вражеского глайдера: резко развернув машину, Детонатор на полном встречном ходу врубился носом в переднюю, а затем и заднюю несущие шины по правому борту.

Серая машина теперь была обречена: то, что обеспечивало ей дополнительную устойчивость в бою, теперь стало причиной ее быстрой гибели. Если бы водитель сообразил мгновенно отключить все двигатели и шлепнуться на воду нижней плоскостью, глайдер еще мог бы спастись, но водитель то ли запаниковал, то ли от удара потерял сознание. Шины левого борта продолжали толкать машину вверх, шины правого отсутствовали как таковые — машина завалилась направо и кувыркнулась в океан так, что только булькнуло.

Глайдер Сога тоже хлопнулся в воду — но он как раз пришел на плоскость, и он обладал существенно большим запасом плавучести. На секунду его укрыло облако пара — раскаленные шины соприкоснулись с водой — а потом он снова показался, похожий на изрядно побитую водоплавающую птицу.

Дика что-то мягко толкнуло в спину — он оглянулся и увидел, как за его спиной, сам собой разворачиваясь и надуваясь воздухом, растет спасательный плот. Шана держалась за шнур, продетый в петли на его борту.

— Ты в порядке? — спросил Дик. Девушка кивнула. Глаза у нее были огромные и круглые.

— Я туда! — юноша забросил на плот ботинки и поплыл в ту сторону, где на воде покачивался упавший глайдер.

До глайдера было метров сто, но Дику казалось, что плывет он целую вечность. Когда он наконец-то добрался и вцепился пальцами в борт, он увидел, что запас плавучести у легкой машины не так уж велик: глайдер медленно погружался. Пока еще его борта высоко поднимались над водой, но едва корма опустится настолько, что волны начнут перехлестывать через заднюю дверь…

Из «фонаря» кабины высунулась голова Детонатора. Лоб его был разбит, из носа тоже текла кровь.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — спросил он. — Шана должна одна ворочать веслами?

— Я просто… — Дик сглотнул. — Просто хотел узнать, остались ли живые.

— Остались. Мы оба живы — пока. И чем быстрее ты подгонишь плот, тем больше у Пауля шансов.

Дик развернулся и поплыл обратно, сгорая от стыда. Когда они вдвоем с Шаной сумели подогнать неуклюжий плот, глайдер погрузился уже до опасной черты и начал тонуть.

— Держи! — Детонатор бросил Шане медицинский чемоданчик брата. Дик помог ему перетащить Пауля на плот. Глайдер пошел ко дну почти сразу же, как только Макс, прыгая на плот, оттолкнулся от него ногой. Он тонул медленно, как набравшийся воды ботинок.

Пауль был совсем плох. Взрывом его сильно оглушило и ударило о пушку, но не это было причиной основных повреждений, а второй удар, таран. От этого удара ремни безопасности врезались так, что сломали Паулю ребра, а лицом он ударился о спинку переднего кресла. Там, где лицо Ройе-младшего не было окровавлено, оно было бледно до того, что Дик ясно различал сквозь кожу даже тонкие сосуды, когда обмывал и перевязывал его раны. Пребывание в воде отнюдь не согрело Дика и Шану — но Пауль был еще холоднее, хотя в океан не падал. Детонатор что-то нашел в его чемоданчике, заправил инъектор и ввел лекарство в вену брата. Выглядеть лучше Пауль не стал, но пришел в сознание.

— Пауль, ты слышишь меня? — Детонатор склонился к его лицу. — Пауль, пожалуйста, сосредоточься. Ты из нас единственный, кто знает, как тебя лечить. Прислушайся к своим ощущениям. Соберись. Скажи, что мы должны делать.

Зеленовато-карие глаза Ройе-младшего сфокусировались. Он попытался улыбнуться.

— Ты спас мою аптечку?

Детонатор кивнул.

— И что ты мне вколол?

— Медиал.

— Это правильно. У меня сломаны ребра? Сколько?

— Пять или шесть.

— Паршиво. Там игла с трубкой… Введешь до упора… между пятым и шестым ребром подмышкой. И адреналин. Одну ампулу сейчас. Еще одну — если… не полегчает.

— Что еще?

— Еще медиал. Часа через два. Или раньше. Если мне… станет… хуже.

— Что еще?

— Больше ничего, — Пауль попробовал улыбнуться. — Ничего же нет. Можно еще… согревать… растирать конечности… давать мне… больше… питья… но это так, па… — раненого передернуло, — пал-ли-а-тив… Шок, Макс. Я или выживу… или умру.

— Ты не умрешь, — решительно сказал Детонатор. — Я видел раны и похуже.

— Но из нас двоих… — прошептал Пауль. — Тора… ка… льный хирург… именно я. И я тебе говорю: в этих условиях… либо я одолею шок… либо он меня. Где «Юрате»?

— В пяти часах ходу. Они нас подберут.

— Пять часов… — Пауль поморщился, глаза ушли под лоб. — Ну… шансы есть.

Потом он сфокусировал взгляд на Дике.

— Молись.

И закрыл глаза.

— Я попробую заснуть… если вы не против.

Анат и Акхат расходились на небе, каждое светило к своей точке зенита, и в этих широтах они неплохо прогревали воздух, но Паулю Ройе не становилось теплее, хотя его укрыли одеждой брата, а когда высохли вещи Дика и Шаны — то и ими тоже. Чтобы не сгореть на солнцах, плот накрыли пологом, и под ним было душно, жарко — но тело Пауля не могло согреться. Плот покачивался на волнах, часы ползли один на другим, и Дик молился, в первый раз за последний месяц он просто-таки дышал молитвой, Готовый отдать почти все — и Бет, и свободу леди Констанс, не говоря уж о собственной жизни, но Бог не слышал, а может, не слушал — Паулю становилось все хуже. Он начал задыхаться, а когда Детонатор проколол ему бок и дыхание выровнялось — оно оставалось неглубоким и все более редким. Шана поила его из инъектора сладкой обеззараженной водичкой, но стоило Паулю хоть немного утолить жажду, как холодный липкий пот покрывал его с ног до головы. Инъекции адреналина помогали только на короткое время, а растирание рук и ног, кажется, не помогало совсем.

Он угасал медленно, но неотвратимо, как тонул глайдер, и когда в лучах двух закатов на горизонте показалась «Юрате», Пауль был уже совершенно, полностью, безнадежно мертв.

Глава 17

Возвращение

— Упырь, — вполголоса сказала Хельга. — Как есть упырь.

Дик вцепился в поручни палубной надстройки. Его разрывало надвое при одном только взгляде на Максима Ройе. Совесть требовала возразить: люди разные и горе их проявляется по-разному, и Максим Ройе совсем не такой человек, чтобы рвать на себе волосы и одежды. Но голос обиды был громче, и он вторил словам Хельги. А еще вернее — обида у них с Хельгой была одна на двоих. Может, даже на троих, но Шана держалась в стороне и скрывала свои чувства, пожалуй, не хуже, чем Детонатор. Выучка синоби, не пропьешь и не выбьешь.

— У нас про таких говорят: порежешь — не текут ни слезы, ни кровь, — сказал Дик, глядя на широкую спину Ройе, командующего подъемом глайдера убийц.

Вообще говоря, никто из них не рыдал и не бился о палубу — ни Хельга, ни Дик, ни тем более Шана. То есть, Хельга-то поплакала, но одна, в своей каюте. Поплакала, выпила швайнехунда и пошла устраивать подъем с глубины. Дик и хотел бы заплакать — да не получалось, почти как в детстве. Может быть, Ройе тоже хотел заплакать и не мог — но почему он вел себя так, словно ни Хельга, ни Дик отношения к Паулю не имели? Словно у него тут монополия на горе, а он ею и сам пользоваться не намерен, и другим не даст?