Принц и пилигрим - Мэри Стюарт

Остального Мордред не расслышал. Но продолжал ждать, хотя эта тема особого интереса в нем не вызывала.

Последствия провинности королевы и гнев короля никоим образом его не затрагивали. Но то, что мальчик услышал о репутации Морганы, его заинтриговало. А как небрежно собеседницы перебрасывались прославленными именами, что до сих пор поминались лишь в преданиях, рассказанных при свече…

Спустя минуту-другую, когда снова стало возможно различать слова, Мордред наконец-то услышал нечто, заставившее его насторожиться. На сей раз говорила Моргауза:

— Когда Артур вернется домой, ты к нему отправишься?

— У меня нет выхода. Он послал за мною; говорят, будто Урбген уже распоряжается насчет эскорта.

— То есть конвоя?

— А кабы и так, тебе-то с чего улыбаться, Моргауза? Как, по-твоему, следует назвать твойэскорт из королевских ратников, увозящий тебя на юг по приказу Артура?

Голос так и сочился злорадством. И Моргауза не замедлила с ответом:

— Обстоятельства несколько иные, знаешь ли. Уж я-то никогда не изменяла своему лорду…

— Ха! Во всяком случае, после того, как он на тебе женился!

— И никогда не предавала Артура…

— Нет? — истерически расхохоталась Моргана. — Да, пожалуй что и не предавала! Предательство — не совсем то слово, верно? Да и королем он в ту пору еще не был, здесь я согласна!

— Не понимаю, о чем ты, сестра, и понимать не желаю. Или ты пытаешься обвинить меня…

— Да ладно тебе, Моргауза! Да об этом всяк и каждый знает! Тем паче здесь, в замке! Хорошо, допустим, с той поры много воды утекло. Но неужто ты думаешь, что Артур послал за тобою, воспомнив о добрых старых временах? Неужто ты всерьез веришь, будто он жаждет твоего общества! Даже по смерти Мерлина Артур ни за что не вернет тебя ко двору. Уж поверь, ему нужны только дети, и, заполучив их…

— Артур и пальцем не тронет Лотовых детей! — резко воскликнула Моргауза, в первый раз возвышая голос. — Даже он на такое не осмелится! Да и зачем бы? Какая бы уж там за распря ни разделяла их с Лотом в далеком прошлом, Лот погиб, сражаясь под драконьим знаменем, и, стало быть, Артур воздаст почести его сыновьям. Владыка должен поддержать права Гавейна; выбора у него нет. Он не допустит, чтобы поползли слухи, будто король вздумал довести избиение младенцев до конца.

Моргана подошла к самому окну. Голос ее, приглушенный и срывающийся, тем не менее слышался вполне отчетливо.

— Довести до конца? Артур его и не начинал. Да брось ты, не смотри на меня так! Об этом тоже известно всем и каждому. Ведь это не Артур отдал приказ истребить детей. И не Мерлин, если на то пошло. Уж предо мной-то лицемерить незачем, Моргауза.

— Все это в прошлом, как и то, другое, — помолчав, отозвалась королева Оркнеев, равнодушно, как и раньше. — А что до твоих слов, если бы Артуру понадобились только мальчишки, тогда незачем было посылать и за мной; забрал бы их — и довольно. Но нет, мне приказано лично доставить детей к нему в Камелот. И называй его как знаешь, но эскорт воистину королевский. Вот увидишь, сестра: я снова займу подобающее мне место, и сыновья мои — тоже.

— А бастард? Что, по-твоему, станется с ним? Или, правильнее сказать, что ты замышляешь с ним делать?

— Замышляю?

Голос Морганы зазвенел торжеством.

— Ага, теперь пташка запоет по-иному, верно? Я попала в самую точку. Здесь-то и заключена опасность, Моргауза, и ты об этом знаешь. Ты вольна измышлять любые байки, но одного взгляда на мальчишку достаточно, чтобы догадаться об истине… Убийство не состоялось; ну и что теперь? Ведь Мерлин предсказывал, что случится, если оставить его в живых. Да, избиение младенцев — дело прошлое, но кто знает, как поступит Артур теперь, когда наконец-то отыскал его?

Фраза оборвалась на полуслове: где-то открылась и снова захлопнулась дверь. Зазвучали шаги, затем голос слуги, явившегося с каким-то поручением; обе королевы отошли в глубину комнаты. Кто-то, возможно тот же самый слуга, выглянул из окна. Мордред вжался в стену. Укрывшись в тени, он застыл неподвижно и ждал. Но вот проем освешенного окна опустел. Прямоугольник света снова выделялся на лужайке ярким пятном. Мальчуган неслышно бросился назад, в отведенную принцам спальню.

В Регеде Мордреду досталось отдельное ложе. Его тюфяк лежал у самой двери, отделенный от прочих каменной переборкой.

За уступом разместились Гавейн с Гаретом. Оба уже спали. Из противоположного конца комнаты донесся шепот Агравейна, Гахерис проворчал что-то себе под нос и перекатился на другой бок. Мордред тихонько пожелал братьям доброй ночи, затем, не раздеваясь, нырнул под одеяло и затаился, выжидая своего часа.

Мальчик лежал неподвижно, стараясь дышать как можно ровнее, пытаясь обуздать мятущийся хаос мыслей. Итак, он не ошибся! Случайность, заставившая его пройти через сад, подтвердила это! Его везут на юг не с почетом, как одного из принцев, но ради некой цели, разгадать которую он не в состоянии, но опасность чувствует всем своим существом! Возможно, его ждет тюрьма или даже — визгливое злорадство в голосе Морганы заставляло заподозрить самое худшее — смерть от руки верховного короля. На покровительство Моргаузы, которое, вплоть до ночи в подземном святилище, мальчуган принимал с благодарностью, похоже, рассчитывать бесполезно. Королева бессильна защитить пасынка, да, судя по речам, не особо-то и озабочена его участью.

Мордред приподнял голову над жесткой подушкой и прислушался. Ни звука; тишину нарушает только тихое, размеренное дыхание спящих. Но во дворе люд бодрствует, в замке кипит жизнь. Ворота наверняка еще открыты, но скоро их запрут и выставят ночную стражу. Завтра, в числе оркнейских гостей, в сопровождении надежного эскорта, он отправится назад, к кораблю, а затем прямиком в Камелот, навстречу своей судьбе. Очень может быть, что «Орк» ни разу больше не пристанет к берегу до самого Инис-Витрина, острова, что союзник Артура король Мельвас удерживает от имени короля. Если бежать, то сейчас.

Решение пришло неожиданно. Словно всегда было здесь, наготове, неизбежное и неотвратимое, и дожидалось лишь подходящего момента. Мальчик осторожно уселся, откинул покрывало. Руки заметно дрожали; это его разозлило. Он привык жить сам по себе, разве нет? В известном смысле, с самого своего рождения он был предоставлен самому себе, а теперь снова окажется в одиночестве, вот и все. Никаких уз рвать не придется. Единственную привязанность, которую он когда-либо знал, много лет назад поглотило пламя той роковой ночи. Теперь он волк-одиночка; он Мордред, а Мордред полагается только на Мордреда, и более ни на кого, и — с нескрываемым облегчением он наконец-то отрекся от настороженной признательности — уж тем паче не на женщину.