Конан Дойл - Максим Чертанов

Читатель, возможно, будет несколько ошарашен (мы, во всяком случае, были), когда вдруг обнаружит, что в этом самом 1921 году, когда доктор был вроде бы занят исключительно изучением потустороннего мира и призывами к спасению нашего, он снова начал писать рассказы о Шерлоке Холмсе и не прекращал почти до самого ухода «на ту сторону» (если только представить, сколько еще он написал их там!). Эти рассказы печатались, естественно, в «Стрэнде» и составляют сборник «Архив Шерлока Холмса» («The Case Book of Sherlock Holmes»). Первым из них был «Камень Мазарини» («The Adventure of the Mazarin Stone»), сюжет которого основывался на одноактной пьесе «Бриллиантовая корона» («The Crown Diamond»), написанной Дойлом полугодом ранее; следующим – «Загадка Торского моста» («The Problem of Thor Bridge»). Премьер-министр Ллойд Джордж сказал, что «Камень Мазарини» – самый лучший рассказ о Холмсе; его слова были приведены на страницах «Стрэнда». Наверное, Ллойд Джордж просто, как и все кругом, радовался новому появлению Холмса: оба рассказа вряд ли можно отнести к шедеврам, хотя таковые среди поздних рассказов холмсианы еще найдутся. В общем и целом они никак не выбиваются из прежней канвы. Ничего «спиритического» в них нет; если они и нравоучительны, то ничуть не более, чем любой другой рассказ о Холмсе.

Многие биографы считают, что Дойл взялся за продолжение эпопеи исключительно из-за нужды в деньгах. Вряд ли это так: в 1921-м он еще и представить себе не мог, что так ужасно потратится на пропаганду спиритуализма, а, напротив, рассчитывал лекционной деятельностью пристойно зарабатывать. «Доктору Уотсону было приятно снова очутиться на Бейкер-стрит, в неприбранной комнате на первом этаже, этой исходной точке стольких замечательных приключений» – так начинается «Камень Мазарини». «У вас тут все по-старому», – сказал Уотсон слуге Билли. Может, и доктору Дойлу было просто приятно снова очутиться на Бейкер-стрит? Отвлечься хоть ненадолго, присесть, положить свой крест на пол, покурить и отдохнуть со старыми друзьями в старой гостиной, где все по-старому..

Но воспринимал ли доктор свою миссию как крест? Да нет, похоже, ничуть. Он был для своего возраста бодр и здоров, его любимая была с ним рядом, его младшие дети росли крепкими, красивыми и жизнерадостными, его сын и мать почти каждый вечер навещали его, и он знал, что у них все в порядке; он был спокоен. Смерти он ждал не со страхом, как большинство из нас, верующих и неверующих, а с радостью и любопытством; и даже то, что гораздо хуже собственной смерти – потеря любимых, – его не пугало. Он не был мучеником и не нуждался в передышке. Он просто занимался тем делом, которое любил всю жизнь: сочинял истории. Писал рассказы о Холмсе потому, что ему так захотелось; а не хотелось – не писал. Он также написал в этот период рассказы «Громила из Брокас-Корта» («The Bully of Brocas Court») и «Кошмарная комната» («The Nighmare Room») – это тоже «старое», такое же очаровательное, как все то, что он писал раньше, – нет, он нисколько не утратил легкости, ясности, изящества – а может, и новое приобрел.

В «Кошмарной комнате» нас встречает старая знакомая – демоническая красавица; у того, кто желает во что бы то ни стало найти в жизни героя точное соответствие каждой строчке из его текстов, может даже возникнуть соблазнительная гипотеза, что речь идет о Джин Дойл. «Она обладала уникальной способностью показать мужчине, что она интересуется им, вкрасться в сокровенные уголки его души, проникнуть в святая святых его натуры, куда он не пускает никого, и внушить ему, что она вдохновляет его на честолюбивые дерзания и даже на служение добродетели. В этом-то и проявлялось роковое коварство расставленных ею сетей». Муж красавицы обнаруживает пузырек с ядом, которым она намеревалась его отравить, и узнает о ее связи со своим другом (ликующий изыскатель начинает лихорадочно перебирать кандидатуры); но вместо того чтобы отомстить, герой предлагает жене свободу. «Она смотрела на него, и ее глаза зажглись новым странным чувством. перед ней был мужчина, которого она не знала раньше. Жесткий, практичный американец куда-то исчез. Вместо него она в мгновенном озарении увидела героя, святого, человека, способного подняться до недоступных людям высот бескорыстной добродетели». Ага, вот и влияние новых взглядов доктора – герой, надо полагать, усвоил Откровение! Тут приходит любовник – и муж предлагает жене выбрать, кому из двоих она даст смертельный яд.

«– Если один из нас выпьет его содержимое, это распутает узел, – он говорил пылко, почти исступленно. – Люсиль, кому достанется флакон?

В кошмарной комнате действовала странная посторонняя сила. В ней находился еще один человек, хотя ни один из этих троих, стоявших на пороге развязки своей жизненной драмы, не замечал его присутствия. Никто бы не мог сказать, сколько времени он тут пробыл и как много слышал. Но те трое не думали об этом. Поглощенные борением своих собственных страстей, они забыли, что есть сила, более могущественная, чем они сами, – сила, которая могла в любой момент подчинить себе все и вся». Ну, решает читатель, это, понятное дело, дух с той стороны, который намерен по своему обыкновению вмешаться в дела живых, или это – рука Провидения. нет, все-таки доктор Дойл малость свихнулся на своем спиритизме. Тем временем персонажи решают доверить выбор колоде карт – и.

«Вот тогда – и только тогда – грянул гром. Незнакомец поднялся во весь рост, бледный и мрачный. Все трое вдруг ощутили его присутствие. Они повернулись к нему с напряженным вопросом в глазах. Сознавая себя хозяином положения, он обвел их холодным и грустным взглядом.

– Ну как? – спросили они в один голос.

– Скверно! – ответил он. – Скверно! Завтра будем переснимать весь ролик».

Дни идут спокойно; доктор собирается ехать в Америку – там почва благодатная для проповедей любого рода. Родные и близкие навещают его. А Луиза? До сих пор она не приходила – наверное, при всей своей кротости не могла простить того, что муж так сильно любит другую. Простит ли? Это нам еще предстоит узнать. Нас вообще ждет еще масса интересного в те восемь лет, что нам осталось быть с доктором Дойлом.

Глава четвертая

СТРАНА ТУМАНОВ

«Пап, ты когда-нибудь видел фэйри?»

«Нет».

«А я видел один раз».

Это сказал Деннис, чья правдивость «доходила до болезненности»; он описал фэйри «бесстрастно, как если бы речь шла о персидском коте». Художник Ричард Дойл, дядя Артура, в последние месяцы своей жизни каждый день рисовал своих фэйри и умер, окруженный их дружелюбными лицами, – быть может, они казались ему приятнее, чем лица людей; двадцатилетний Артур написал тогда стихотворение, в котором маленькие феи плакали по своему Волшебнику. Предсмертные альбомы-дневники несчастного Чарлза Дойла заполнены рисунками фэйри и рассказами о наблюдениях за ними. Теперь и сам постаревший Артур Дойл знал точно, неопровержимо: фэйри – есть.