Семья Тибо.Том 1 - Роже Мартен дю Гар

Шаль подскочил на стуле.

— Да, да, это уж я слишком, — пробормотал он.

Но, видимо, игра была для него столь важна, что он рискнул на последнюю решительную атаку.

— Маленький капиталец, господин Антуан, это лучше всего. Мне капитал нужен!.. У меня давно уже созрела кое-какая мыслишка… Я вам все объясню… — Он пробормотал, будто спросонья: — Попозже. — И вдруг, уставившись на дверь невыразительным взглядом, сказал, изменив тон: — Пускай себе служат мессы, да, да, пускай, если им угодно. Но я считаю, что покойнику уже ничего не нужно. Такой человек не исчезнет, фьюить — и нет его… По моему мнению, господин Антуан, все в порядке, в данный момент все в порядке, в полном порядке… — Легонько подпрыгивая на ходу, он вышел в прихожую, потряс седой головой и повторил уже более уверенно: — В данный момент… в данный момент его уже допустили в рай!

Едва только удалился Шаль, как Антуану пришлось принять портного, который явился примерять черный костюм. Тут-то его снова одолела усталость; его совсем доконало бессмысленное торчание перед зеркалом.

Он решил немножко вздремнуть, прежде чем подняться в отцовскую квартиру; но, провожая портного, столкнулся на площадке нос к носу с г-жой де Батенкур, которая как раз собиралась нажать кнопку звонка.

Она протянула ему руку, заговорила очень громко, была растрогана их горем и явно переигрывала в своем сочувствии.

Но коль скоро она не собиралась уходить, становилось неприличным держать ее на пороге и не предложить сесть; тем более что ей удалось оттеснить Антуана на шаг, и теперь она уже проникла в крепость. Все послеобеденное время Жак не выходил из своей комнаты, дверь которой была рядом с прихожей. Антуан подумал, что брат услышит женский голос и наверняка узнает его; эта мысль была ему неприятна, он и сам не знал почему. Сделав любезную мину, он сдался, распахнул дверь кабинета и быстро надел пиджак. (После примерки он оставался в одной рубашке, и досада еще усугублялась тем, что его застали врасплох.)

За эти последние недели, в силу обстоятельств, его отношения с красавицей клиенткой как-то изменились. Она то и дело заезжала к нему под предлогом сообщить новости о своей больной дочке, которая проводила зиму в Па-де-Кале с гувернанткой-англичанкой и с отчимом. (Ибо Симон де Батенкур, не колеблясь, бросил свое поместье, отказался от охоты и поселился в Берке вместе с ребенком своей жены, — а жена каждую неделю наезжала в Париж и всякий раз находила предлог задержаться в столице на несколько дней.)

Сесть она отказалась, схватила Антуана за руку, улучив подходящий момент, и стояла, нагнувшись к нему, прищурившись, а грудь ее бурно вздымалась от вздохов. Как и всегда, она глядела мужчинам на губы. Через сомкнутые ресницы она видела, что и Антуан тоже смотрит на ее рот, и это взволновало ее, пожалуй, даже чересчур сильно. Нынче вечером Антуан показался ей особенно красивым; она считала, что у него сейчас более мужественное лицо, чем даже обычно, словно те принятые им решения придали его чертам зримое выражение энергии.

Она вскинула на него затуманенный жалостью взгляд.

— Очевидно, вы безумно страдаете?

Антуан не нашелся, что ответить. С тех пор как она очутилась у него в кабинете, он сделал чуть торжественную мину. Так было хоть и стеснительно, но помогало держаться нужного тона. Он украдкой поглядывал на нее сверху вниз. И увидел тяжело ходившую под платьем грудь; к лицу его вдруг прилила горячая волна. Подняв голову, он уловил еле заметные веселые огоньки в глазах красавицы Анны: жило в ней в этот вечер какое-то желание, был какой-то свой замысел, чуть сумасшедшая выдумка, но она старалась не выдать себя.

— Самое страшное, — томно продолжала она, — это уже после, когда жизнь снова начнет идти своим ходом и когда на каждом шагу наталкиваешься на пустоту… Вы разрешите мне хоть изредка к вам забегать?

Он посмотрел ей прямо в лицо. И, охваченный внезапной ненавистью, ответил без обиняков с кривой улыбкой:

— Успокойтесь, сударыня, я не любил своего отца.

И тут же прикусил язык. Его взбудоражили не так эти слова, как то, что он смог подумать такое. «А возможно, эта шлюха просто сумела вырвать из моей души искренний вопль», — подумал он.

Анна озадаченно молчала. Впрочем, не так пораженная словами Антуана, как обиженная резкостью его тона. Она отступила на шаг и за это время успела взять себя в руки.

— Ну что ж, — сказала она. И после всей той комедии, которую она разыгрывала здесь, ее пронзительный смех наконец прозвучал естественно.

Пока она медленно натягивала перчатки, легкая складочка, не то гримаса, не то улыбка, морщила ее губы, и Антуан все еще неприязненно, с любопытством следил за загадочным подрагиванием ее губ, удлиненных полоской помады, словно царапиной.

Позволь она себе в эту минуту дерзко улыбнуться, он, пожалуй, не сдержавшись, выставил бы ее за дверь.

Но он невольно вдыхал запах духов, которыми она буквально пропитывала все свои туалеты. И снова заметил тяжелую грудь, судорожно ходившую под корсажем. Вдруг он грубо представил себе эту грудь обнаженной и почувствовал, что у него перевернулось все нутро.

Застегнув меховую шубку, она отстранилась и, вскинув голову, непринужденно посмотрела на Антуана. Казалось, она спрашивает: «Боитесь?»

Они молча мерили друг друга взглядом. С равно холодным бешенством, с такой же злобой. Но было и еще нечто, — возможно, с таким же разочарованием, со смутным чувством, что упущен подходящий случай. Так как Антуан все еще молчал, она повернулась, сама открыла двери и вышла, даже не оглянувшись.

Входная дверь хлопнула.

Антуан круто повернулся. Но вместо того, чтобы пройти к себе в кабинет, он с минуту стоял, словно оцепенев, ладони у него взмокли, беспорядочно мешались мысли, и, оглушенный приливом крови, стучавшей в висках, он гневно принюхивался к слишком красноречивому запаху ее духов, который заполнял собой всю комнату, словно Анна была еще здесь. И вдруг, как безумный, он сделал полуоборот. На мгновение его будто ударом хлыста ожгла мысль, что теперь, после того как он так оскорбил это необузданное создание, опасно пытаться вернуть ее себе. Взгляд его упал на шляпу и пальто, висевшие на вешалке; он быстрым движением сорвал их с крючка и, бросив боязливый взгляд на дверь Жака, выбежал на улицу.

IX

Жиз еще не вставала с постели. Боль в пояснице усиливалась от каждого движения, она смутно слышала сквозь дремоту, как по коридору, как раз там, где изголовье ее кровати, ходят и уходят посетители. Из тумана всплывала лишь одна мысль: «Он нашелся. Он здесь, дома… Он может с минуты на минуту зайти сюда… Он придет…» Она ловила его шаги.

Однако дни шли, пятница, за ней суббота, а он все не приходил.

По правде говоря, Жак думал о Жиз, даже думал с какой-то раздражающей одержимостью. Но он слишком опасался этого свидания с глазу на глаз и не решался сделать первый шаг; поэтому, не торопя событий, он ждал, когда представится подходящий случай. Впрочем, со вчерашнего дня он боялся кого-нибудь встретить, боялся, что его узнают, и не выходил из комнаты Антуана; только ночью он поднялся наверх, крадучись прошел через всю квартиру, пристроился в уголке спальни, где лежал покойник, и удалился оттуда только на рассвете.

Однако в субботу вечером, когда Антуан в разговоре вскользь спросил брата, виделся ли он с Жиз, Жак, встав из-за стола, решил к ней заглянуть.

Жиз стало лучше. Температура почти совсем упала, и Теривье разрешил ей завтра подняться с постели. Она дремала в полутемной спальне и ждала, когда можно будет уснуть по-настоящему.

— Ну как? — весело спросил Жак. — А вид у тебя просто прекрасный. — И в самом деле, при бледных отблесках света, падавших из-под абажура, ее глаза, ставшие еще больше, ярко блестели, и она казалась совсем здоровой.

К постели Жак близко не подошел. Жиз первая, после мгновенного замешательства, протянула ему руку. От этого движения широкий рукав сполз к локтю, и Жак увидел ее обнаженную руку. Он взял ее кисть, но не пожал, а, напустив на себя серьезный вид, нащупал, словно врач, пульс: кожа была горячая.

— Температура держится?

— Нет, нет.

Жиз оглянулась на дверь: Жак не закрыл ее, как бы подчеркивая этим, что заглянул только на минутку и тут же уйдет.

— Тебе холодно? Хочешь, закрою дверь? — предложил он.

— Да нет… Как тебе угодно.

Жак с явной охотой запер дверь, чтобы они могли поговорить без помех.

Жиз поблагодарила его улыбкой и опустила голову в ямку подушки, волосы ее выделялись на наволочке черно-матовым пятном. Потом, заметив, что ворот рубашки расходится, открывая шею до ключиц, Жиз прихватила его пальцами, чтобы он не раскрылся шире. Жак заметил изящный изгиб этой руки и цвет смуглой кожи, которая на всей этой белизне принимала оттенок мокрого песка.