С Антарктидой — только на Вы - Евгений Кравченко

... Гостеприимные хозяева «Молодежной» пригласили экипаж и журналистов в баню. Внешне — обычный дом на сваях. Но — баня! И к тому же, отличная. Вместе с водой уходит и напряжение последних дней. Больше всех досталось экипажу, может быть, поэтому его настроение столь поднялось, что невольно вспомнилась давняя поговорка: «Счастливые, как из бани».

Вышли, а в небе сияет Южный Крест. И тишина, от которой глохнешь.

27 февраля

Сегодня день, свободный от полетов. Были на мысе Гранат. Возложили венки к могилам членов экипажа Владимира Заварзина, почтили память экипажа Виктора Петрова, погибшего за несколько дней до нашего прилета в Антарктиду. Здесь каждый полет — риск, хотя его и сводят к минимуму, как могут. Но случается, что Антарктида оказывается сильнее людей, которые пришли разгадать ее тайны.

Появление Ил-76ТД здесь — это тоже снижение степени риска. Хотя он и не может решить всех тех задач, которые сейчас решают старенькие заслуженные Ил-14. Но заменить их пока нечем. А самолет, столь же многоцелевой и надежный, как Ил-14, здесь очень нужен, и ждут его уже который год. Не случайно в Основных направлениях развития народного хозяйства на 1986—1990 годы сказано: «Обеспечить оснащение гражданской авиации воздушными судами для применения в условиях Арктики и Антарктики»... Ох, как надо обеспечить.

Побывали в хозяйстве Бориса Галкина у горы Вечерней. Несколько балков, своя дизельная, уютная кают-компания. И все же условия жизни аэродромной службы далеки от идеальных. А ведь она держит на своих плечах одну из важнейших опор воздушного моста между станциями.

Не обошлось и без приятного знакомства. Радионавигатор Н. Матвеев, прилетевший на смену своим товарищам, по старой памяти решил навестить пингвинов Адели. Мы тоже пошли на пингвинник. Небольшое снежное плато в ложбине горы — пингвинье царство. Скромно, прячась от наших любопытных взглядов линяют те, кто еще не успел сменить грязную пуховую одежку к новой зиме. Те же, кто успел, спешат продемонстрировать нам белоснежные манишки и черные фраки. И с удовольствием фотографируются. В «детском саду» Матвеев провел показательную «физзарядку» — пингвинята по его команде помахали крылышками. Адели настолько интересны, что мы забыли о времени. О том, что пора возвращаться, нам напомнили ракеты. Подчинение, дисциплина в Антарктиде — беспрекословны. Поэтому любое отклонение здесь расценивают как предвестник беды. И идут на помощь. Злоупотреблять такой заботой мы не вправе и быстро возвращаемся в поселок.

К вечеру прибыли в «Молодежную». Во время ужина удалось, наконец, встретиться с руководителем полетов Вадимом Дмитриевичем Гладышевым.

— У меня есть свободных сорок минут, — сказал он. — Все, на что можешь рассчитывать.

В общем, и это удача. Я понимаю, что выкроить сейчас даже десяток минут на разговор для Гладышева проблема. Мы улетаем завтра, и к полету все должно быть готово.

Что знал я о Гладышеве? Немного. Но — главное. А оно заключалось в том, что после посадки, в праздничной суматохе Александров и Яковлев искали, хотели видеть в первую очередь его, руководителя полетов. И когда он подошел и представился, оба пилота обняли Гладышева, и не было в тот день объятий радостней, чем эти: «Вадик! Милый! Мы ведь даже не знали, как ты выглядишь!»

Да, этого они не знали. Но шли через океан, в Антарктиду, на его голос, доверяя ему безраздельно.

Гладышев в Антарктиде в третий раз, а вот на Севере не был ни разу. «Целевым назначением прямо в Антарктиду», — смеется он, и это правда. Впервые он попал сюда в 24-й САЭ. Должен был отработать сезон, но РП, который готовился остаться на зимовку, отказался. Гладышев попросил командира отряда Бориса Шляхова лишь об одном: «Дай домой телеграмму, что остаюсь по производственной необходимости». И остался. На полтора года в общей сложности. Тогда же, в 25-й экспедиции познакомился с ее начальником Николаем Александровичем Корниловым. С ним постигал Антарктиду, чьи тайны для опытного и мудрого Корнилова были не столь неизведанными, как для новичка Гладышева. С ним же принимал в 1980 году первый Ил-18Д.

... И вот мы сидим у метеорологов, Гладышев лишь расстегнул летную куртку, но не снял ее.

— В чем сложности нашей работы здесь? — он на миг задумался. — В том, что сердце здесь у РП все в трещинах. Ведь борт отпускаешь на две с половиной тысячи километров, а связь по УКВ с ним — лишь на 30 км, погода в любую минуту измениться может. Да и непрогнозируемых явлений здесь хватает. Чтобы принимать решение, мало быть руководителем полетов, надо четко представлять себя на месте тех, кто идет в небе. Антарктида не прощает ошибок, а расхлябанности вообще не приемлет. Поэтому требования к РП здесь особые. Они оправданны — за многие годы полетов в Антарктиде по вине РП не было ни одного летного происшествия, ни предпосылки к ним. А ведь здесь нет консультантов, за советом бежать некуда... Вот потому-то сердце в трещинах.

— Завтра мы улетаем...

— Поверишь, я уже почти четвертые сутки не сплю. От волнения, пока вы в Мапуту ждали погоды, потом — от сознания, что такую машину принял. Вы улетите — придет опустошение. Тяжко мне вас провожать будет. Ну, мне пора...

Он ушел. Работать. Потому что работа — единственный надежный заслон любой беде. Работа приносит опыт, мудрость, решительность. Она — залог надежности.

28 февраля

Подъем в четыре утра. Завтрак. Едем на вылет. Синие айсберги остались позади, вслед за ними скрылась «Молодежная». Чистое рассветное небо вспыхнуло под солнцем, и засиял серебром на белой ладони аэродрома наш Ил-76ТД. Когда подъехали, техническая бригада, в которую вошли отличные мастера В. Свистунов, С. Цепелев,

В. Торшин, М. Егоров, Г. Бращин, А. Цветков, закончила все предполетные работы.

Но лететь не можем — ждем самолет Ил-14 Евгения Кравченко. Он идет с базы «Союз». На борту документы, связанные с катастрофой Ил-14 В. Петрова, материалы комиссии по ее расследованию и тело одного из членов экипажа, найденное при очередном полете группы поиска в точку падения машины. Нервничает В. Киселев, тревожно поглядывают на часы Г. Александров и Ю. Яковлев.

Ил-14 мы заметили издалека. В синем чистом небе появилась серебристая точка, и не хотелось верить, что в ней — свидетельства жестокости и коварства Антарктиды, так мирно сияющей сейчас. Ил-14 приземлился, зарулил на стоянку. По стремянке спустился Е. Кравченко. Меня поразило его лицо — почерневшее то ли от горя, то ли от обжигающего солнца, заросшее небольшой щетиной — лицо очень уставшего человека. Он быстро и четко доложил Киселеву обстановку, передал документы. Спрашивать Кравченко о том, что произошло, никто не решается — слишком тяжелый удар перенес он и его товарищи, потеряв друзей.