Политические портреты. Леонид Брежнев, Юрий Андропов - Рой Медведев

Мой ответ сводился к тому, что это происходит потому, что С. Ковальчик в настоящем смысле не политический деятель, а простой партийный работник, причем невысокого государственного уровня. Он был хорошим помощником и исполнителем у Э. Терека в Катовицах, таким и остался в Варшаве, на посту министра»[296]. Андропов также не был профессиональным разведчиком или контрразведчиком. Однако, поясняя Павлову свое положение и свою ответственность, он как-то сказал: «Раз меня назначили руководить таким ведомством, все остальное – моя компетенция. Я действую так, как полагаю нужным. Если буду делать не так, как нужно, меня заменят, но опекать меня и тем более указывать мне, что и как делать, никто не должен»[297].

Мирослав Милевский, по мнению Павлова, был не только умелым политиком, но и наиболее подготовленным профессионалом, руководившим ранее польской внешней разведкой. Но и Чеслав Кищак, занявший пост министра внутренних дел в августе 1981 года, также являлся опытным профессионалом, работавшим много лет в военной контрразведке. Главной темой в беседах Андропова с польскими министрами был вопрос об отношении к лидерам польской оппозиции. Мы знаем, что Андропов не жаловал диссидентов в Советском Союзе, однако он старался избегать массовых репрессий, используя разнообразные формы давления на оппозицию. Этому он «учил» и своих польских коллег. Генерал В. Павлов свидетельствует: «В начале августа 1981 года я сопровождал Ч. Кищака во время его визита к Ю. Андропову для установления личного контакта в качестве министра. Тогда состоялась очень обстоятельная беседа Председателя КГБ с новым министром МВД ПНР. Ч. Кищак подробно рассказал о создавшейся к этому времени обстановке в стране и поделился планами на случай введения военного положения. Выслушав министра, Андропов высказал ему те же рекомендации, что он уже делал при встрече с М. Милевским как министром МВД за полгода до этого: не идти по пути массовых репрессий.

«Надо подходить, – говорил он, – к этому очень осторожно. Арестуйте вы сто человек и сразу создадите многие сотни врагов из числа членов их семей и близких друзей. Лучше тонко изымать “ключевые фигуры”. При этом Андропов Ю. В. привел пример из своих наблюдений за работой сплавщиков леса в Карелии. Когда возникал затор на реке из бревен, сплавщики осторожно выбирали “ключевое” бревно и ловко вытаскивали его. И все, многие сотни других бревен начинали рассасываться и затор ликвидировался. Вот так, – сказал Андропов, – лучше действовать. Не надо увлекаться числом и потому, что, чем больше вы арестуете людей, тем больше будет шума на Западе»[298].

Тема оппозиции в Польше и ее «ключевых фигур» главенствовала и на советско-польской встрече в верхах, которая состоялась 4 марта 1981 года, сразу после окончания XXVI съезда КПСС. На этой встрече присутствовала вся польская партийная делегация во главе с Каней и Ярузельским. С советской стороны были Брежнев, Андропов, Громыко и Устинов. Беседа продолжалась больше двух часов и временами шла на повышенных тонах. В. И. Воронков вспоминал позднее: «Мне довелось быть свидетелем этой встречи. Она поразила меня не столько своим содержанием – свои претензии лидеры КПСС высказывали в неизменном виде от встречи к встрече, – сколько агрессивной, грубой бесцеремонностью советских хозяев. Каню и Ярузельского отчитывали по очереди как провинившихся школьников, явно стремясь их запугать. Их обвиняли в том, что они допустили создание массовой антикоммунистической партии в Польше, дали “Солидарности” вовлечь в свои ряды рабочий класс, что они упускают власть из рук в результате “гнилой” политики компромиссов с “классовым врагом”, что не слушают “советов” Москвы. В какой-то момент беседы явно перевозбужденный Устинов вскочил со своего места, перегнулся через стол в сторону Кани и, срываясь на крик, начал грозно вопрошать: “Товарищ Каня, как долго вы еще собираетесь нас обманывать? Почему Куронь, Михник, Буяк разъезжают по стране, а не сидят, где им положено, – в тюрьме? Почему вы попустительствуете вмешательству Запада в ваши внутренние дела? Наше терпение на исходе! Нам есть на кого положиться в Польше! Две недели вам сроку, чтобы навести в Польше порядок!”

Такого напора Каня явно не ожидал. Он заметно побледнел, но самообладания не потерял. С ходу заверив Брежнева, что указанных господ он посадит завтра же, тотчас по возвращении в Варшаву, и тем самым выбив самые тяжелые обвинения в свой адрес, он начал довольно монотонно и пространно излагать соображения о ситуации в Польше. Накал беседы явно угас, Каня сыграл как умелый психолог»[299]. Реализовать свое обещание Каня, конечно, не мог, да и не пытался. Хотя «Солидарность» в действительности выполняла функцию оппозиционной политической партии, претендуя на власть в стране, формально это был легальный профсоюз, с которым власти страны уже заключили несколько соглашений. В «Солидарность» входило более одного миллиона членов ПОРП. Более того, около 20 % членов ЦК ПОРП также были членами этого профсоюза. Еще Ленин писал в 1920 году, что коммунисты должны работать даже в реакционных профессиональных союзах и вообще всегда быть там, где есть народные массы. «Солидарность» активно поддерживала церковь – от польского кардинала до римского папы. В Польше это обстоятельство нельзя было игнорировать. К тому же не Куронь или Буяк играли главную роль в рабочей оппозиции 1981 года. Лидером и символом оппозиции являлся Лех Валенса.

Оппозиционное движение в Польше почти не затронуло польскую армию, которая пользовалась традиционным и большим уважением. Не было заметных колебаний и в других силовых структурах. Это обстоятельство наводило на мысль о том, что в Польше можно ввести военное положение и без вмешательства советских вооруженных сил. Какая-то подготовка на этот счет проводилась. Еще в феврале 1981 года польский сейм утвердил генерала В. Ярузельского в должности председателя Совета министров Польши. Генерал сохранил за собой пост министра национальной обороны, что позволило ему сосредоточить в своих руках большую власть. Новый премьер дал указание руководителям силовых структур завершить в самые краткие сроки разработку плана совместных действий на случай введения в стране чрезвычайного положения. Однако в Политбюро ЦК ПОРП не существовало единого мнения на этот счет. В ЦК ПОРП имелось несколько групп, каждая из которых пользовалась в стране и в партии значительным влиянием. Аналитики из ЦК КПСС относили к «ревизионистам», к людям, идеологически близким «Солидарности», группу членов ЦК ПОРП, возглавляемую Мечиславом Раковским, главным редактором журнала «Политика» – органа ЦК ПОРП. Каню и Ярузельского причисляли к «центристам», людям, приверженным и социализму, и национализму, считающим, что «поляк всегда сумеет договориться с другим поляком». К числу принципиальных коммунистов, верных интернационалистов или к «левым» относили в Москве таких активистов ПОРП, как С. Кочёлок, С. Ольшовский. Во главе этой группы в 1981 году находился Тадеуш Грабский, опытный экономист и недавний директор завода из Катовицкого воеводства. Однако «левые» из ПОРП не пользовались сколько-нибудь значительным влиянием в стране. Даже в самой партии их поддерживало лишь несколько десятков тысяч человек. Для партии, в которой состояло на конец 1980 года 3 миллиона 70 тысяч членов и кандидатов, это было очень мало.