Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сходные чувства и мысли выражали и другие «последние монтаньяры». Дюкенуа в предсмертном письме к жене хочет, чтобы его кровь «навсегда скрепила свободу и равенство». Он просит воспитать его детей в республиканских чувствах и заканчивает словами: «Да здравствует демократическая республика!»
Приговор был предрешен, и монтаньяры в едином порыве решили сделать все, чтобы умереть не от руки палача. Когда им предоставили последнее свидание с родными, то Гужон сумел убедить близких оказать ему и его товарищам последнюю роковую услугу. Мать пришла к нему с двумя другими своими сыновьями и младший из них, 11-летний Антуан, которого не стали обыскивать, сумел передать Гужону длинный острый нож с черной рукояткой.
Подсудимым объявили приговор и поместили в специальной комнате, откуда их с минуты на минуту должны были отвезти на гильотину. Тогда-то Гужон выхватил нож и вонзил его себе в грудь. Затем Ромм выдернул нож из тела мертвого и тоже заколол себя. Дюкенуа сделал то же самое и нашел силы, чтобы самому выдернуть лезвие из раны и передал его, умирая, Дюруа. Тот, в свою очередь, вонзил в себя кинжал, но остался живым; не удалось сразу умереть Бурботту. Поразивший себя Субрани скончался лишь в телеге по пути, и его обезглавили уже мертвого. Казнены были уже тяжело раненные Субрани и Бурботт, который в последние секунды сказал: «Я умираю невинным и хочу, чтобы Республика благоденствовала».
Своим поистине римским мужеством «последние монтаньяры» потрясли даже своих врагов. Они спасли честь и славу Горы, которую скомпрометировали ренегаты, перерожденцы и трусливые попутчики. Что побудило их примкнуть к восставшему народу и отчаянно безрассудно попытаться возглавить стихийное движение, явно не сулившее успеха? В этом отважном порыве меньше всего трезвого расчета. Великодушные, благородные чувства, а не холодный рассудок направляли их действия. Придется расстаться с классовым подходом: в социальном происхождении «последних монтаньяров» трудно обнаружить близость с санкюлотами. Это образованные люди явно далеки всем образом жизни, мысли, культуры от малограмотных санкюлотов. Зато в них сильно чувство долга перед страдающим народом. Возвышенный идеализм революционеров побуждал их пойти на помощь бедняку.
Гужон, самый молодой из них (29 лет), интеллигент и поэт, пылкий, обаятельный человек. В Конвенте он заседал мало, почти все время проводил в миссиях, энергично организуя победу революционных армий. Также действовал и Бурботт (32 года), который прославился подвигами в Вандее и на фронтах. Прямодушный, смелый, бескорыстный, он снискал особую любовь исключительной мягкостью характера. Именно он предложил 1 прериаля отменить смертную казнь. Обаятельнейшим человеком был Жильбер Ромм (45 лет). Широкообразованный ученый и мыслитель, трудолюбивый и скромный, он предъявлял к людям высокие нравственные требования. До революции он прожил пять лет в России, где служил воспитателем молодого графа Строганова, вращался в высших кругах русской аристократии, встречался и беседовал с Екатериной II. В Конвенте Ромм принадлежал к монтаньярам-труженикам, редко появлявшимся на трибуне и проводившим все время либо в миссиях по борьбе с контрреволюцией, либо в кропотливой законодательной работе. Он остро сознавал исторический долг Революции перед народом, сделавшим для нее так много и получившим так мало. Субрани (42 года), близкий друг Ромма, выходец из старинной знати, бывший королевский офицер, Дюкенуа, монах до Революции, покинувший монастырь для беззаветного служения Революции, адвокат Дюруа; были по своим качествам достойны своих героических товарищей. Они вошли в историю как «последние» из монтаньяров, хотя к моменту роспуска Конвента в нем еще было полтора десятка человек «вершины». Время от времени в их деятельности будут сказываться традиции, дух и принципы прежней самой передовой партии Революции.
После Прериаля осколки монтаньяров — объект гонений и преследований. Новое термидорианское большинство подвергает их более грубой и незаконной проскрипции, чем та, которой подверглись жирондисты в конце мая — начале июня 1793 года. Жирондисты сами подготовили тогда свой конец. Их изгнали из Конвента по требованию революционного народа. Монтаньяры же оказались жертвой реакции. Их уход с политической сцены предвещал закат Революции, деградацию Конвента, устранение народа от воздействия на ход Революции. Правда, даже термидорианское большинство вынуждено единовременно вести борьбу против обнаглевших роялистов. Оно разгромило роялистский десант, высадившийся на полуострове Киберон летом 1795 года и беспощадно расправилось с эмигрантами. Осенью в Париже подавлено роялистское восстание. Но главным врагом для доживавшего последние дни Конвента оставались монтаньяры, воплощавшие идею демократической республики. Взамен разрабатывается новая конституция, учредившая режим Директории, так называемую республику нотаблей, богатых буржуа. Конституция 1795 года оказалась большим шагом назад даже по сравнению с Конституцией 1791 года.
Почему буржуазия не смогла создать устойчивую либеральную систему, способную закрепить ее господство? Разве у нее не хватало юридических государственных умов вроде Сийеса? Кто им мешал после того, как устранили монтаньяров, а разоруженных санкюлотов загнали в их мрачные предместья? Причин множество: война, ее нужды и последствия; экономическое и финансовое расстройство; соперничество людей и кланов. Но была еще одна, возможно главная: над ними витала, вызывая ужас, тень Робеспьера! Жили в страхе перед призраком террора, больше всего боялись его возрождения…
Победившая буржуазия, даже долгое время спустя после термидора, оставалась смертельно напуганной. Она готова на все, лишь бы был обеспечен «порядок», который охранял бы ее богатства от народа с его «аграрным законом», от Старого порядка с его феодализмом. Ради «порядка» отказываются от демократических завоеваний революции и соглашаются в конце концов даже на военную деспотию. Так появляется, по словам русского историка В. О. Ключевского, «Наполеон, игравший в реакционном эпилоге революции роль хохочущего Мефистофеля».
ДРАМА
