Путешествия вокруг света - Василий Головнин

116

Город Мацмай стоит при большом открытом заливе и не имеет никакой гавани; но японские суда затягиваются к самому берегу и стоят за грядами каменьев, которые, останавливая волны, служат им защитой; в некоторых местах, по уверению японцев, глубина в малую воду простирается до четырех сажен, следовательно, очень достаточна для больших европейских коммерческих судов.

117

Во всех японских областях, не принадлежащих владетельным князьям, а зависящих от самого императора, бывает по два губернатора: один из них живет в своей провинции, другой в столице. Они сменяются погодно.

118

Отец Мура был немец в нашей службе, но мать русская, а потому он и крещен в нашей вере. Воспитание получил он в Морском кадетском корпусе.

119

Японцы чрезвычайно любят заниматься чтением; даже простые солдаты, стоя в карауле, почти беспрестанно читают, что нам крайне не нравилось, ибо они всегда читают вслух и нараспев, несколько похоже на голос, которым у нас читается псалтырь над усопшими.

120

Карточная игра и шашки в большом употреблении между японцами; они любят играть в деньги и часто проигрывают до нитки. С картами познакомили их голландские матросы, ибо прежде они могли свободно обращаться с жителями, посещая в Нагасаки питейные дома и непотребных женщин. Карты в Японии были известны под европейским их именем и состояли из пятидесяти двух листов; но как они были запрещены по причине случившейся в карточной игре ссоры и смертоубийства, то японцы выдумали, для отклонения закона, сделать колоду из сорока восьми карт: они величиною вчетверо менее наших и употребляются всюду. В шашки игра их премудреная, которой мы никак не могли дать толку: они употребляют пребольшую шашечницу и около четырехсот шашек, которыми ходят и берут в разных направлениях и разным образом. Матросы наши играли в обыкновенные шашки. Японцы тотчас переняли эту игру, и она вдруг распространилась по всему городу, причем они выучились употреблять русские названия, в этой игре обыкновенные. Эти названия со временем, может быть, подадут какому-нибудь ученому мужу повод к заключению, что русский и японский языки происходят от одного корня.

121

Кладбищем мы могли идти как угодно скоро, ибо японцы, точно так как и европейцы, неохотно по ночам приближаются к таким местам; если б случилось кому-нибудь из них быть тут близко, то, увидев несколько теней такого роста, как мы, мелькающих между памятниками, он и сам бы не скоро опомнился.

122

Когда мы ходили гулять, японцы часто показывали нам свои храмы и часовни и даже позволяли в них входить и там все рассматривать. В этом отношении они менее суеверны, нежели многие европейские народы. Японцы сами нас приглашали входить в их храмы и все показывали, а после тут же в дверях храма сажали нас, потчевали чаем, сагою и давали курить табак, да и сами то же делали. Внутренность их храмов с первого взгляда весьма походит на католические церкви: таким же образом стоит иконостас, множество резных или вылитых фигур и пр.

123

Уходя от японцев, мы не позабыли взять с собою медный чайник, который, к счастью нашему, в ту ночь работники оставили на очаге в каморке, где спали матросы.

124

Мацмайские леса наполнены медведями, волками, лисицами, зайцами, оленями, дикими козами; также водятся в них и соболи, только шерстью они красноваты, почему и не имеют почти никакой цены; здешние медведи чрезвычайно люты и нападают как на людей, так и на скотину.

125

По непривычке носить японскую обувь мы просили, чтобы нам дали кожи, а один из матросов, быв сапожником, мог сшить нам сапоги. Японцы дали нам тюленьи кожи на голенища, а кожу с медвежьих голов на подошвы. Из этого материала Симонов сшил нам сапоги, или, лучше сказать, бахилы, называемые по-сибирски торбасами. Они были чрезвычайно велики, а след ног матросов наших, обутых в такие сапоги, конечно, был более нежели вдвое против японских следов; итак, нельзя, чтоб они, увидев наши следы, не догадались, чьи они.

126

К востоку от Мацмая берега до самого моря покрыты лесом, почему мы думали, что и те, которые находятся к западу от города, также много имеют лесу. Но нашли совсем противное, ибо от моря на большое расстояние внутрь острова весь лес вырублен на дрова и на уголье, которым здесь чрезвычайный расход, потому что японцы не имеют печей, а держат беспрестанно огонь в очагах, и как зимы здесь бывают холодны и продолжительны, то для такого великого народонаселения потребно множество дров и угля. Недостаток в лесе на ближних к морю горах с западной стороны Мацмая показывает, что японцы в этом краю стали селиться сначала, а восточную сторону заняли недавно. Основание города Мацмая они считают около четырехсот лет перед сим.

127

Следствие сего удара он чувствовал несколько лет.

128

Но паруса у нас были свои.

129

После мы слышали от самих японцев, что они шли по нашим следам в ночное время и часто нас видали. Рассказывая нам о том, они показывали, как мы останавливались, пили воду и пр.; но почему не покушались они нас поймать, мы от них не слыхали.

130

Для этого заставили они нас начертить расположение нашего дома и той части города, которую мы проходили.

131

Мы и действительно сомневались в истине этого.

132

Тюрьма по-японски ро, а что такое инверари, сказано будет ниже.

133

Японцы чиновников вяжут веревкой около поясницы, а руки привязывают по кистям против самых пахов, так, чтобы нельзя было одной рукой коснуться до другой. Простым людям связывают руки назад, так, как мы были связаны в Кунасири.

134

Тюремный надзиратель в Японии равняется званием с солдатом императорской службы; он имеет право носить саблю и кинжал. Сверх сей должности он и палач: казнит и наказывает преступников. Японцы с ним разговаривают и шутят, но вместе есть не станут и табаку в одном месте с ним не курят; даже гнушаются раскурить трубку на том огне, на котором он ее раскуривал.

135

Она была в длину шесть шагов, а в ширину пять; вышины же имела футов десять.

136

Лучшая потому, что проходило в нее более света и свежего воздуха, а притом из нее можно было видеть разные наружные предметы; от меня же ничего не было видно.

137

Однако ж после Кизиски, увидев эту косынку случайно и узнав, откуда он ее получил, взял у него и представил начальникам своим, которые и велели хранить ее с прочим нашим платьем.

138

Сначала мы думали, что он опять будет при нас, но узнали, что ему велено было только показать мальчикам, как с нами обходиться, и выучить их русским названиям необходимых для нас вещей; хотя это и не нужно было, ибо мы могли уже выразить свои надобности и на японском языке.

139

В числе многих было следующее. В Кунасири между прочими моими вещами японцы взяли у меня записную карманную книжку. Спустя много времени после того, вспомнил я, что в книжке моей, по некоторому случаю, были записаны имена Давыдова и Хвостова. Я тотчас о сем обстоятельстве объявил Муру и Хлебникову и просил их совета, что нам сказать, когда японцы разберут содержание дела и станут нас спрашивать. Тогда еще мы и Мур помышляли и действовали одной душой и одним сердцем. Теперь же он открыл японцам, что имена помянутых офицеров стоят в моей книжке, перевел им содержание дела и сказал, что они некогда были моими друзьями. Об этом открыл мне Теске, объявив притом, чтобы я не беспокоился. Дурных следствий от сего не произойдет, ибо, по его словам, Мур открыл о сем деле японцам без всякой нужды; да и действительно, они ни слова у нас не спросили по сему обстоятельству.

140

Преступление его состояло в том, что в общих, или, по нашему сказать, торговых, банях он оставлял свое худенькое платье, а брал другое, понаряднее, будто бы ошибкой. При нас водили его несколько раз в суд со связанными руками. Наконец, в один день дали ему двадцать пять ударов, а через три дня еще двадцать пять; но чем секли, мы не видели, а слушали удары и что он громко кричал. Приводили его в тюрьму с обнаженной спиной, которая была в крови. Работники плевали на спину и растирали слюну, тем и лечили его. Потом, когда спина поджила, на руки выше локтей положили клеймы, означающие, что он был наказан, где и когда, и отправили на Курильские острова.

141

Японцы не могут называться гонителями чужих вер; доказательством тому служат различные секты, в их собственном государстве исповедуемые, и поклонение курильцев, но они не терпят христианской религии, ибо католические священники, под разными предлогами жившие в Японии и пользовавшиеся всею возможною свободою, начали проповедовать христианскую веру, успели многих обратить и произвели самую ужасную междоусобную войну. И потому теперь, по изгнании и совершенном истреблении христиан, на вывешенных в публичных местах, на площадях и в улицах каменных досках в числе иссеченных на них законов первым пунктом стоят: кто уличит человека, исповедующего христианскую веру, тот получит в награждение 500 серебряных монет. Также есть у них закон, чтобы господа не прежде нанимали слуг, как получив от них письменное объявление, что они не христиане. Сверх того, в городе Нагасаки, где христианство в прежние времена более всего распространилось, сделана лестница, состоящая из нескольких ступеней, на коих положена утварь католической церкви. По сей лестнице в каждый новый год японского календаря все жители города Нагасаки должны пройти в знак того, что они не христиане. Переводчики наши уверяли нас, будто некоторые христиане, там живущие, делают то же из корыстолюбия. Но чему дивиться – разве в Европе не то же самое случается ежедневно? Ложная присяга не есть ли попирание ногами христианской религии?